Сначала о странном. Хотя, что тут странного? Немного удивила сама реакция моих подписчиков, а точнее друзей и собеседников на это совершенно, в общем-то не странное. Сегодня пришло сообщение от Ольги Головлевой. Обычное сообщение в комменте: Поздравление с Пасхой. Все стандартно – она - Христос воскрес, я - воистину воскрес. Она – чего, мол, молчим, Я – да в процессе весенней миграции, после бурного финала апреля, вырвался, наконец, в свой любимый лес, нужна небольшая акклиматизация, тем более, что тут у нас день весна, день зима. Горы же, хоть и маленькие, но климат все же отличается. Ну, вы помните:
Здесь вам не равнина, здесь климат иной,
Идут лавины одна за одной…
Лавин, конечно, нет, неоткуда им тут сходить, просто над уровнем моря, как говорится, тут чуть больше полукилометра, поэтому климат действительно иной. И к этому простенькому разговору я приложил тут же снятую на телефон фоточку пейзажа за моим окном. Вот эту вот фоточку:
А потом немного подумал, да и выложил эту фотку еще и в ВК на своей страничке с ехидным текстом, потянутым у Корнея Ивановича:
И такая дребедень
Каждый день,
Каждый день…
За десять минут эта дребедень собрала два десятка лайков почему-то. И продолжает собирать. Уж не знаю, чем это народ вдохновило, не всякий хороший текст, выложенный на моей страничке собирает столько лайков вообще, а тем паче, за такой стремительно короткий срок. Да что там не всякий, редкий текст собирает такую реакцию. И вот это-то и показалось мне странным. Получается, собеседников-то у меня куда меньше, чем мне всегда казалось. Может быть, большинство из них просто аватарки-фотки и названия текстов лайкают, а читать никто даже и не думал. И песни, которые мне реально бередят душу, и которыми я так нежно стараюсь поделиться, просто на фиг никому не нужны, за исключением пары десятков людей, все никак не изживших привычки прошлого века – читать и слушать!
Согласитесь – есть повод задуматься над банальным вопросом – а не бросить ли все это, раз оно никому по-настоящему не нужно? Стоит ли тратить силы на десяток-другой совершенно незнакомых людей, которые здесь практически всегда? Надеюсь, конечно, что эти вопросы – просто минутная слабость в период реальной акклиматизации в своем лесу, среди своих сугробов, от которых, может, к утру и следа не останется. В конце-то концов, давным-давно уже на мой вопрос по поводу предложения записать альбом – кому это надо, тогдашний мой товарищ Олег Новоселов, который сейчас памятник и скверик в Перми, ответил недвусмысленно – А мы, Серега, музыку не для них пишем, музыку мы пишем для себя. И это же правда! И музыку, и стихи, и вот эти вот тексты пишем мы в первую очередь для себя. А то, что кто-то еще этим нет-нет вдохновится – это просто небольшой бонус.
Погода за окном плачет. И понять ее легко – температура плюсовая, и выпавший за ночь снег – явный анахронизм ушедших уже времен. Собственно, как и я со своим небольшим бонусом из десятка-двух читающих и слушающих людей. Чем не повод вернуться ненадолго в те времена, когда большинство людей еще не разучилось читать и слушать.
И, конечно же, просто вернуться мысленно в прошлое – это не в стиле канала Бард-Дзен. У нас тут, слава Богу, есть свои многократно опробованные и безупречные средства. Это песни, разумеется. Они не хуже уэллсовских машин времени могут переносить нас с вами туда-сюда по временной шкале. В будущее похуже, а в прошлое, так просто с полпинка. Скажем, такие строки Василия Лебедева-Кумача:
Утро красит нежным светом
Стены древнего кремля,
Просыпается с рассветом
Вся советская земля…
Представьте, записал строки, даже не заглядывая для проверки в интернет. Я же, сами понимаете, никогда этого не учил, не пел, не играл на гитаре, аккомпанируя кому-то там. Больше скажу, я даже не любил и старался не слушать подобные песни. Когда они звучали, обращаясь к моему некрепкому политическому моральному состоянию, или как это называл Юрий Визбор, к моему ПОЛИМОРСОСУ из каждого утюга, я уже познакомился с какими-то бардами, но для души еще больше любил послушать заведомо чуждые сердцу советского комсомольца The Beatles, Deep Purple, Led Zeppelin и, почему-то как раз наоборот, близкий сердцу любого советского комсомольца Uriah Heep. Чем так уж кардинально отличался Uriah Heep от прочих мне никогда не понять, но их песни в отличие от остальных почему-то даже присутствовали в плей-листах радиостанции Юность.
Впрочем, бессмертные и неистребимые из памяти, как выясняется, строки Лебедева-Кумача я вспомнил совсем по другому поводу. Я, конечно, как и все нормальные люди в те времена, хаживал на демонстрации, хаживал в разных колоннах, иной раз даже что-то неудобное и красное носил в руках, но все же, вспоминая поздний СССР, чаще-то всплывают не праздничные, а обычные бытовые картинки. Море знамен, транспарантов, шариков и цветов, разумеется, отбрасывают яркие блики на эти бытовые картинки, но сама жизнь, размеренная, понятная от и до, спокойная и по-своему счастливая все же важнее. И красивое, грустное, смешное и лиричное в ней было точно так же неотделимо, как и сейчас. Разве что поводов для социальных передряг и даже пертурбаций было намного меньше.
Знаете, я теперь уже покинул профессиональный литробол. Не от хорошей жизни покинул, «Но сожалений горьких нет как нет», я теперь в этом деле могу выступать в качестве эксперта, разве. То есть имею на предмет сторонний объективный взгляд и такое же мнение. И вот с позиции эксперта, в предмете этом куда больше нюансов, заслуживающих внимания. Чтобы было понятно, о чем я, напомню чудесный эпизод из чудесного фильма моей молодости Любовь и голуби:
Смешной дед, доставший своим неистребимым алкашеством и чудачествами всю деревню, в какой-то момент оказывается настоящим ветераном войны, может быть, даже героем. Кто может сказать, не таков ли и лирический герой, точнее лирический антигерой забавной песенки Анатолия Киреева? Так и жили, не особенно обращая внимания на тех, кто рядом, пока на 9 мая из пыльных шкафов эти мужики и деды не вынимали потраченные молью парадные фуражки и кители, звенящие медалями. А кто-то просто на гражданский пиджак цеплял свою орденскую колодку и шел в центр города, чтобы не поговорить даже, а просто помолчать о такой давней-давней для нас, и такой буквально вчерашней для них войне. И, конечно, выпить стакан-другой за Победу. Пили тогда, и вправду, много. Сейчас так не пьют.
Моя давняя подруга Юлия Балабанова, ныне обретающаяся где-то в районе казахской Алма-Аты написала когда-то об этом щемящую и удивительно чистую песню. Нет, она, хотя и поносившая недолго красный галстук, не прониклась нежностью к ушедшей Родине, она и новую, народившуюся на ее глазах, полюбить от всего сердца не смогла. Тем удивительнее, насколько именно этим понизана, как лучами, преломленными в гранях стакана, ее песня. Ну, что тут скажешь – поэзия, когда это настоящая поэзия, бывает в разы мудрее своего автора, если автор по-настоящему талантлив. Мне, во всяком случае, именно эта ее песня напомнила эпизод с моментом истины из Любови и голубей. А это, согласитесь, уже чего-то да стоит в плане любви к Родине.
Ну и, собственно, о песнях весны, мы же с вами, сколько бы нас тут не было, в цикле Песни весны, а вокруг не только мои заоконные тающие стремительно снега, не только вчерашняя светлая Пасха, но и привычные для нас с детства майские праздники. Я присмотрел эту песню именно на эти сроки еще едва ли не зимой. Весенняя миграция в леса помешала мне поставить ее именно 1 мая, но я не особенно жалею. Наверное, тогда этот текст был бы менее эмоциональным, и уж точно, был бы основательно короче. Да и все эти праздники, идущие один за другим, пусть они сегодня и не празднуются с прежним размахом, а некоторые и вовсе не празднуются, в нашей нетленной памяти все равно остаются едва не главными праздниками года. Наравне в Новым годом, во всяком случае.
Что бы и как бы я тут не писал, а Ирина Александровна Левинзон все равно сделала это намного сильнее, эмоциональнее и точнее, чем я. Я уже писал, когда в предыдущий раз ставил ее песню в этом цикле, что она очень близка мне как автор, ибо практически всегда ловлю себя на том, что думаю примерно о том же и примерно в тех же категориях. Но вот сказать об этом нашем общем замечательный поэт, конечно же, может намного точнее. На то он и поэт, даже если это она. Можно было бы у этого текста поставить ограничивающий по возрасту читателей индекс. Скажем 50+. Молодым, увы, уже не понять, о чем частенько болит наше изношенное сердце. Но для нас-то, поживших в совершенно разных эпохах, и знающих эти эпохи не с чужих слов и объяснений, а на собственной шкуре, добавить к потрясающим стихам Ирины Александровны просто нечего.
