Они ни разу не прыгали с горящего самолета, не садились на верхушки деревьев, не прилетали на одном моторе. Совершив 60 боевых вылетов ночью, они не привезли ни одной раны, ни одной царапины.
Статья опубликована в газете КРАСНАЯ ЗВЕЗДА 18 апреля 1942 г., суббота:
Пегая лошадка
Когда за окном начинает сгущаться вечерняя синева, у летчиков и штурманов бомбардировочного полка наступает утро.
Днем они выспались, набрались сил, и вот теперь у всех свежие, порозовевшие лица, спокойные голоса и движения. Внимательно слушают они майора Зайкина который инструктирует их перед боевым полетом.
Зайкин говорит тихо, неторопливо. Густые волосы, зачесанные назад, как сложенные крылья, мягкие жесты, тихий голос — во всем его облике есть что-то напоминающее ночную птицу, когда она бесшумно проносится на легких крыльях своих в лесной чаще.
Ночные полеты — стихия Зайкина. Укрываясь во мгле, его самолет прорывался к Бухаресту, внезапно появлялся над нефтяными румынскими вышками, над немецкими аэродромами, колоннами танков, поездами и складами. 60 раз летал он в глубокий вражеский тыл. Его встречали зенитки и пулеметы, осыпали снарядами, пулями. Прожектора ловили его своими липкими щупальцами, старались охватить, ослепить, подставить под выстрелы. А он летел и летел к своей цели, сбрасывал бомбы и уходил невредимый. Вдогонку за ним мчались истребители, но майор Зайкин бесследно исчезал в темноте.
В носовой, просторной и светлой кабине самолета—майор Минкевич. Здесь— десятки сложнейших приборов, помогающих штурману вести самолет сквозь непроглядную тьму и облака.
Зайкин не видит ни темноты, ни облаков, — ничего, кроме светящихся вздрагивающих стрелок на приборах.
— На три градуса вправо, — слышит он в микрофон уверенный голос Минкевича, и машина берет вправо. Еще не было случая, чтобы майор Минкевич ошибся.
Из своих боевых полетов Зайкин и Минкевич возвращались всегда благополучно. Они ни разу не прыгали с горящего самолета, не садились на верхушки деревьев, не прилетали на одном моторе. Совершив 60 боевых вылетов ночью, они не привезли ни одной раны, ни одной царапины.
— Как слетали? — спрашивали их товарищи.
— Обыкновенно. Ничего особенного.
Один из иностранных летчиков, узнав, что Зайкин и Минкевич за 60 ночных боевых полетов ни разу не имели аварий, ранений и вообще никаких неприятностей, деловито спросил:
— А с каким талисманом они летают?
Ему объяснили, что советские летчики летают без талисманов, считая их предрассудком. Иностранец упорно твердил:
— Не может быть! Столько ночных полетов и ни одного происшествия! У Зайкина и Минкевича есть талисман. Мне вот тоже везет, но я беру всегда с собой в самолет пегую лошадку... Детская игрушка, сшитая из материи. Очень помогает! Однажды я забыл ее взять с собой и потерпел аварию. У Зайкина и Минкевича, конечно, тоже есть своя «пегая лошадка», которая приносит им счастье.
Действительно. Зайкин и Минкевич одеты как бы в какую то особую броню неуязвимости.
— Может быть в самом деле у вас есть эта... «пегая лошадка»? — шутливо спросил корреспондент.
Минкевич расхохотался громко, раскатисто. Зайкин сдержанно улыбнулся.
— Есть у нас «пегая лошадка», — ответил он. — Мы не расстаемся с ней и она приносит нам удачу... И зовут ее— честность.
— Честность? Только и всего? Но ведь это же элементарная вещь.
— Честность, как система работы, — объяснил Минкевич. — Как принцип жизни...
Сегодня ночью экипаж должен разбомбить станцию, через которую немцы подвозят подкрепление своим войскам. До цели — несколько сот километров. Знакомый путь, знакомые названия городов, — не раз летали Зайкин и Минкевич над этими городами, лесами, реками — на запад. Но и сегодня они долго сидят над картой, изучая маршрут. Они подробно обсуждают боевую задачу, намечают способы подхода к цели, стараясь учесть каждую мелочь, приготовиться ко всяким неожиданностям...
Теперь нужно проверить машину, лично убедиться, что все на месте, все в порядке. Минкевич влезает в свою кабину. Он осматривает приборы, провода, по которым пойдет его воля к летчику, к радисту, к замкам бомболюка.
Минкевич проверяет запас ракет. По количеству их достаточно, но такого ли цвета, какой нужен сегодня? Так и есть! Где же красные ракеты? Они нужны для сигнализации при посадке на аэродроме.
«Хорош бы я был без этих ракет»,— думает Минкевич.
В кабине недавно установлен новый прицел, очень важный при ночной бомбежке, обеспечивающий большую ее точность. Но шнур микрофона не рассчитан на этот прибор, короток, поэтому нельзя одновременно пользоваться этим прицелом и вести переговоры с летчиком. Минкевич решил нарастить шнур, — стало удобно прицеливаться и управлять движением самолета.
«Но как же пользуются этим прицелом другие штурманы?» — подумал Минкевич и пошел к соседнему экипажу.
— Пользуетесь этим прицелом? — спросил он штурмана.
— Как же. Пользуюсь.
— Да ведь шнур-то короткий. Как же вы ведете разговор с летчиком во время прицеливания?
Штурман смущен.
— А я, видите ли, отрываюсь от прицела на это время...
И Минкевичу становится ясно, что штурман не пользуется ценнейшим прибором и что меткость его бомбометания далеко не совпадает с отчетной схемой, на которой разрывы изображены наугад. И Минкевич говорит смущенному штурману о своей системе работы, о честном отношении к своим обязанностям, что это элементарное качество обеспечивает успех боевого полета...
Придирчиво, строго осматривает самолет майор Зайкин. Стрелок-радист старший сержант Перекрест тщательно проверяет радиоаппаратуру! Все приборы работают безотказно.
И вот грозный самолет идет в темноту, к старту. А через минуту ровный гул его мощных моторов раздается в невидимом небе и, быстро замирая, тает где-то на западе.
Непроглядная ночь окутала землю. Зайкин ведет самолет, смело доверяясь приборам и спокойному голосу штурмана.
Внизу мелькают огоньки артиллерийских разрывов и качаются багровые языки пламени над горящими деревнями, это — линия фронта.
И снова мрак, тишина. Скоро цель. Вот она — серое пятно на снегу... Вражеские зенитки и пулеметы молчат, стараясь обмануть экипаж бомбардировщика.
«Ну что ж, проверим», — решает Минкевич и, направив самолет на цель, сбрасывает первую бомбу. Тотчас же снизу взлетают снопы огня, вспыхивают десятки прожекторов. Снаряды густо рвутся прямо перед самолетом.
— Вправо! Вправо! — спокойно говорит Минкевич и Зайкин посылает самолет вправо, уходя от огня.
Стрелок-радист Перекрест зорко осматривает заднюю полусферу.
— Разрывы близко! Справа! — сообщает он Зайкину, и майор меняет направление и скорость; самолет лавирует среди разрывов, как щука среди смертоносных сетей.
Самолет заходит на цель второй раз. Минкевич сбрасывает бомбы. В центре серого пятна возникает огромное пламя.
Теперь нужно уйти из-под обстрела, — уберечь машину и экипаж. Зайкин делает разворот на 90° и, быстро снижаясь, уходит во мрак. Позади еще долго стучат немецкие зенитки и пулеметы, обстреливая пустое небо.
Бомбардировщик летит домой. Уже пять часов в полете. После боевого напряжения наступает реакция—организм требует отдыха. Путь знакомый, — казалось бы, можно и отдохнуть, довериться приборам. Но Минкевич ни на минуту не прекращает наблюдения за землей.
— Через пять минут должна быть железная дорога, — говорит он Зайкину. И действительно, через пять минут внизу возникает железная дорога.
Все в порядке, самолет идет правильно по маршруту. Был однажды случай, когда отказали все приборы радионавигации, — самолет обледенел, сорвало антенну, и все-таки Минкевич привел самолет точно на свой аэродром.
Это было возможно только потому, что весь экипаж работает по системе честного отношения друг к другу, к своему долгу, к родине своей, к своему народу. За эту работу майору Зайкину и майору Минкевичу присвоено звание Героя Советского Союза.
...Самолет Зайкина опускается на аэродром.
— Как слетали? — спрашивает инженер Петросян.
— Обыкновенно.
— Никаких происшествий?
— Никаких.
— Везет!
— Это «пегая лошадка» везет...
Утром на станцию летал разведчик и сфотографировал результаты бомбежки. На снимке отчетливо были видны следы разрушений, — бомбы легли в цель и именно в тех местах, какие указал Минкевич в своей отчетной схеме. (В. ИЛЬЕНКОВ).
У советских летчиков во время Великой Отечественной войны сформировался свой собственный перечень примет, нарушать которые считалось смертельно опасным.
У каждого летчика был свой талисман. При этом рассказывать о нем кому бы то ни было категорически воспрещалось, иначе талисман мог потерять свою силу.
Один пилот на протяжении всей войны особенно удачно проводил воздушные бои, а его товарищи в шутку говорили, будто их сослуживец «заговоренный». Правда, у летчика была одна интересная особенность.
Он всегда садился в самолет в одном и том же летном комбинезоне, причем круглый год. Менять его он не хотел ни при каких условиях и только после окончания войны проговорился, что верил: пока комбинезон на нем - не собьют.
Считалось, что если поменяться со своим товарищем каким-то предметом или элементом одежды, то таким образом можно отвести от себя гибель. Поэтому перед сражением на земле или боевым вылетом в небе военные активно менялись друг с другом различными безделушками или предметами гардероба. Говорят, помогало. Будто бы тот, кому на роду была написана гибель в этот день, брал себе частичку судьбы своего товарища и выживал.
Несмотря на то, что проект "Родина на экране. Кадр решает всё!" не поддержан Фондом президентских грантов, мы продолжаем публикации проекта. Фрагменты статей и публикации из архивов газеты "Красная звезда" за 1942 год. С уважением к Вам, коллектив МинАкультуры.
