Однажды известный драматург и либреттист Алексей Файко послушал стихи Игоря Губермана и воскликнул: «Старик, да ты же Абрам Хайям!» И действительно, многое роднит любимого на всём постсоветском пространстве автора коротких четверостиший и глубокомысленных изречений с персидским философом, учёным и поэтом Омаром Хайямом: ювелирный подбор слов, ненавязчивый юмор и особая, вневременная мудрость.
Игорь Губерман прекрасно демонстрирует интеллектуальную природу смешного и своим творчеством доказывает, что юмор постоянно меняет маски: он может быть парадоксальным, меланхоличным, ностальгическим, скептическим и даже рефлексирующим. Главное, чтобы он попадал в унисон с настроением аудитории и вызывал у неё если не смех, то понимающую улыбку.
«Написать четыре строки ужасно тяжко, потому что в них надо уложить очень многое, — признался как-то Игорь Губерман. — У меня мысли большей частью куцые, так что все умещаются как раз в один стишок. А если говорить серьёзно о том, как пишутся стихи… Бывает по-разному: иногда ищешь рифму целую неделю, а что-то, наоборот, получается сразу».
Тысячи четверостиший Игоря Губермана представляет собой гибридный жанр, образовавшийся на стыке еврейской афористической традиции, фольклора, классической русской поэзии, наблюдений и жизненной философии.
Тоска и ностальгия Губермана — это парадоксальное чувство, в котором блестяще проявляет себя колоритный еврейский юмор. Цель поэта не в том, чтобы высмеивать чужие недостатки, а мягко дать ощутить грусть и болезненный абсурд, которым пропитано человеческое существование.
«В шестидесятые годы мы любили собираться компаниями, — объясняет Игорь Губерман пристрастие к краткости. — А там, если кто-то начинал говорить какую-то чушь, его обрывали сразу. И я просто боялся читать в товарищеском кругу свои бесконечные душевные излияния в рифму. А короткое стихотворение хорошо тем, что ты едва начал читать — а оно уже закончилось! И никто не успеет сказать «заткнись». Так я понял, что четверостишие — это оптимальный размер стиха для публичной декламации».
Губерман смотрит на самого себя, на жизнь и даже на высшие силы со снисходительной «улыбкой разума», присущей много повидавшему и уже ничему не удивляющемуся человеку.
Тонкий меланхолик и глубокий скептик, Губерман смеётся сквозь слезы, как этому учит русско-еврейская традиция. Когда душа объята грустью, это состояние вполне способно излиться в юмористических стихах-размышлениях.
«Как-то в Москве, в Театре эстрады я получил записку из зала: «Дорогой Игорь Миронович! Спасибо вам, каждый раз мы всей семьей с огромной радостью уходим с вашего концерта!»
