Материал, посвящённый Игорю Губерману, вышедший неделю назад, вызвал настолько сильный и тёплый отклик аудитории, что подтолкнул к мысли время от времени размещать на канале его неподражаемые «гарики». Как совершенно справедливо заметили читатели, эти четверостишия лучше всего принимать малыми дозами, как хороший коньяк, чтобы сполна насладиться игрой слов и блестящим остроумием автора.
Кстати, сам Игорь Губерман свои произведения без всякого пиетета называет «стишками», которые он, по его выражению, в начале своей поэтической карьеры даже не читал, а «завывал». Такое отношение к собственному творчеству продиктовано саркастическим отношением автора ко всему на свете, включая себя.
Его подруга Дина Рубина, известная израильская писательница, вспоминает случай, как однажды Игорь Губерман подарил ей книгу своих четверостиший.
«Я болею, лежу с температурой и читаю подарок, пишет Рубина. — Игорь звонит и долго говорит о чём-то с Борисом. Тот сообщает, что Дина (я, то есть), лежит с температурой, листает «Закатные гарики» и ржёт. После разговора проходит минут пять, раздаётся телефонный звонок. На этот раз Губерман требует к телефону меня и говорит: «Старуха, по-моему, я написал гениальный стих»:
Лежит Дина на одре,
Держит книжку на бедре.
Прочитавши этот труд,
Впечатлительные мрут».
Как-то после одного из разговоров с Губерманом она решила, что нужно обязательно ловить остроумные фразы, которые сыпались из её друга как из рога изобилия, причём буквально по любому поводу.
«Я вдруг подумала: черт, а ведь и в самом деле — почему бы не записывать за ним все его мгновенные, как вспышки магния, остроты, этот бенгальский блеск молниеносной реакции в разговоре, убийственные реплики в неприятельских перепалках, перлы любви по отношению к семье и близким друзьям — все то, из чего и рождается не сравнимое ни с чем, прямо-таки радиоактивное обаяние, которое излучает этот немолодой еврей с вислым носом».
В творчестве Игоря Губермана совсем нет запретных тем. Он с одинаковой лёгкостью (впрочем, кажущейся) может шутить о супружеской неверности, глупости и смерти. В этом одновременно проявляют себя фатализм и умение ничему не удивляться, поскольку Губерман понимает, что в жизни может случиться всякое, и ни один человек ни от чего не застрахован.
От того, что написано на роду, не уберегут ни бронежилет, ни богатство, ни слава, ни влиятельные покровители. Как говорится, человек предполагает, а Бог располагает, и если ты хочешь насмешить Всевышнего, расскажи ему о своих планах.
Эта парадоксальность характера, выражающаяся, с одной стороны, в жадном стремлении попробовать жизнь на вкус, а с другой — в глубоком смирении перед нею, и отличает поэта. По словам хорошо знающих Игоря Губермана людей, в нём многое способно оттолкнуть и даже шокировать, но те, кому повезло стать его друзьями, любят в нём искренность и бескомпромиссную честность.
В этой связи здесь стоит привести ещё один пример, хорошо описанный Диной Рубиной. Она вспоминает, как, узнав о взрыве в центре Иерусалима, кинулась к телефону и стала обзванивать живущих в городе родственников и друзей, чтобы узнать, всё ли с ними в порядке.
«Игорь поразил меня какой-то спокойной, почти неуловимой горечью, — вспоминает писательница. — Меня трясло, и я как-то жалко пыталась укрыться в разговоре с ним от самой себя, от своего страха. «Да, — сказал он, и в голосе его звучала самая обыденная интонация, — ну вот так, значит. Значит, на этот раз пронесло. Значит, будем следующими. А пока — живи». Вообще, очень часто он произносит нечто такое, на что в народе обычно отвечают «типун тебе на язык». Может быть потому, что ничего и никого не боится — ни типуна, ни колтуна, ни топтуна».
Ещё один случай, хорошо раскрывающий черты характера Игоря Губермана, произошёл через несколько недель после ухода из жизни Зиновия Гердта. По израильскому телевидению тогда показали передачу, посвящённую памяти великого актёра.
«Уже на титрах я набрала номер Губермана, с которым Гердт давно дружил, и у кого останавливался, когда приезжал в Иерусалим, — пишет Дина Рубина. — Услышала голос Игоря, и — горло сдавило, не могу говорить. Знала, что он тоже смотрит вечер Гердта. «Ну, что? — спросил Губерман спокойно и вроде даже обыденно. Не дождавшись ответа, сказал: — Ревёшь? Не реветь надо, не реветь, а чаще с друзьями выпивать и закусывать».
