Долго ещё продолжались у них размышления и дискуссии на тему, что делать и куда ехать. Сошлись всё-таки на том, что лучший вариант – это Жоржетта де ла Той, одна из самых богатых невест Парижа, которая, неизвестно почему, упорно не сводила глаз с виконта де Шантоне (не очень богатого и не очень знатного жениха) и появлялась везде, где бывал он. Что ж, раз она сама этого хочет, значит, так тому и быть. А Леону тем более всё равно, девушки любых разновидностей казались ему одинаковыми.
Если бы только можно было жениться на Алекс… Она одна составляет исключение, и женитьба тогда не казалась бы такой каторгой, ведь проводить с ней время и даже просто поговорить – это одно удовольствие. Бывало, они спорили друг с другом и даже ругались, но всё это выглядело крайне забавно, потому что их споры очень быстро заканчивались смехом и нежными примирениями, что не мешало им, однако, остаться каждый при своём мнении и через пять минут начать весь переполох заново.
Леон крайне сожалел сейчас об этих днях и прощался с ними с тяжёлым сердцем. Он знал, что никогда больше ему не будет так легко и весело, но обстоятельства складывались так, что он не мог думать о личном счастье. Ничего не поделаешь! Придётся подрезать свои свободные крылышки и превратиться из дикого гуся в домашнего. Остаётся надеяться, что тебя не ощиплют совсем и не подадут к столу, политого соусом и обложенного яблоками.
В этот же вечер друзья разузнали, где будет проводить время прекрасная Жоржетта и тут же отправились туда. Последнее время Леон не жаловал её вниманием, и немудрено, что встреча получилась довольно прохладной, красавица явно была не в духе. Точнее, она была так зла на виконта, что едва ли не сыпались искры. С таким отношением глупо было бы сходу предлагать руку и сердце – получишь безвозвратный отказ. Поэтому надо сначала задобрить дракона, а потом уже надевать на него поводок.
Жужу была в этот вечер чудо, как хороша. Белоснежное платье, отделанное по подолу серебром и жемчугом, переливалось при каждом её движении. И вся она была похожа на снежную королеву, даже выражение лица её было подходящим – ледяное спокойствие и высокая печаль отражались в нём. Друзья оценили обстановку и решили действовать осторожно. Жан-Луи посоветовал Леону изобразить полное раскаяние и покорность всем прихотям. Нужно было показаться ей до такой степени жалким и несчастным, чтобы сердце её растаяло, и желаемое прощение даровано.
Леон старался, как мог. Несчастный, мученический вид изобразить было совсем нетрудно – вся жизнь его сейчас и так представлялась ему беспросветной мышеловкой, а вот с любовным пылом посложнее. Ну да ладно, как получится.
Огромным усилием воли Леон заставил себя направиться в сторону м-ль де ла Той. Не то чтобы она была очень уж противна ему, нет, она была просто прелестна, но мысли о том, что он сам себе выковывает золотые кандалы супружества, не давали ему покоя. Другим эта навязчивая идея показалась бы, наверное, смешной, но только не виконту де Шантоне. Свобода была ему сейчас жизненно необходима, он совершенно не чувствовал себя готовым связать жизнь с какой-то одной особой и нести за неё и за будущих детей полную ответственность. Что бы ни говорили о достоинствах домашнего очага и семьи, всё равно Леон чувствовал себя приговорённым к пожизненному заключению в тюрьме без всяких прав и надежды на помилование. И поэтому он выглядел грустным и мрачным и только тяжело вздыхал.
Когда Жоржетта его увидела, то даже немного испугалась. Естественно, она истолковала это в свою пользу. «Как он, бедняжечка, убивается, как раскаивается! В глаза не смотрит, отводит в сторону, значит, понимает, насколько виноват, и, вероятно, хочет искупить своё недостойное поведение. Что ж, ты ещё пожалеешь, что променял меня на этих заезжих вертихвосток!» Злопамятная Жоржетта решила не выдавать так быстро своей радости и немного помучить Леона, чтобы он знал, каково было ей страдать от его невнимания. Пусть он хорошенько постарается, чтобы вымолить её прощение!
Она сделала неприступный вид и посмотрела на виконта, как на надоедливое насекомое. Леон понял, что ему придётся несладко, пока он добьется своего. Ненавистные кандалы семейной жизни придётся ещё заслужить. Сняв шляпу, он изящнейшими поклонами поприветствовал красавицу. Причём так старательно размахнулся, что перьями достал до кончиков туфель Жужу.
- Мадемуазель, позвольте мне засвидетельствовать вам своё высочайшее восхищение и поклонение неземной красотой и очарованием, которыми вы озаряете моё скромное существование. Вы сегодня очаровательны, как никогда.
- Только сегодня?
- О нет, что вы! Простите мне невольную глупость! Оправданием мне послужит то, что каждый раз при вашем появлении я теряю разум и сам не понимаю, что говорю. И думаю, не я один такой. Вы всегда так прекрасны и загадочны, что затмеваете солнце и звёзды, а сегодня просто превзошли себя! Жоржетта, вы разбиваете мне сердце! Я понимаю, что недостоин вас. Позвольте хотя бы поцеловать ваши пальчики и утешаться этим до конца дней своих! – Жужу милостиво позволила ему это, и Леон, встав на одно колено, приложился к кончикам её пальцев, как к величайшей святыне. Он уже вошёл в раж, и игра захватила его целиком.
– Жужу, дорогая, вы сегодня совершенно особенная, такая белоснежная и задумчивая, как луна – царица поэзии и музыки и покровительница всех влюблённых. Должно быть, вы опечалены по неведомой мне причине, и никто не может развеять эту печаль. Могу ли я послужить вам чем-нибудь? Приказывайте! По вашей воле я переверну весь мир и исполню все ваши желания, даже, если мне придётся спуститься на дно морское!
Жужу улыбнулась. Она не понимала, откуда вдруг такой пыл, но всё равно ей было приятно.
- Любезный виконт, вы слишком преувеличиваете мою грусть и все мои достоинства тоже. Может быть, мне невесело, но только из-за того, что музыка сегодня не так весела, и нет собеседника, который близок моему сердцу и мог бы развеять мою скуку. Я даже не знаю, чем бы вы могли мне помочь.
- Не отказывайте, милая Жоржетта, позвольте тешить себя надеждой, что именно я смогу стать таким собеседником и верным другом. У ваших ног я буду дожидаться милостивого взгляда. Видит Бог, я столько ждал этого, и только из робости боялся подойти к вам!
«Ага, как бы не так!» - подумала Жужу. - «Ври, да не завирайся. Все глаза мне промозолил со своей профурсеткой ненаглядной, пока я слёзы проливала. А теперь, наверное, поссорился с ней и сразу вдруг ко мне любовь проснулась! Так я тебе и поверила, обманщику и мошеннику!» - она насмешливо прищурила глазки и самым любезным голосом принялась успокаивать виконта.
- Вы напрасно расстраиваетесь, милейший виконт! Я никогда не давала вам повода почувствовать мою немилость, и если вас не было рядом, то это только ваша вина.
- Позвольте мне загладить все прегрешения! Повелевайте мной.
- Чем же мне вас обязать? Какое придумать наказание?
- Я ко всему готов, но для начала хочу просить о милости!
- Чего же вы хотите?
- Пригласить вас на танец.
- На танец? Дайте подумать… Ладно, наверное, я окажу вам такую честь и приму приглашение, но это вовсе не будет означать, что я принимаю вас в число близких друзей.
- Покорнейше благодарю, мадемуазель!
Леон облегчённо вздохнул и повёл Жоржетту танцевать, по-прежнему осыпая комплиментами и уверяя в самой нежнейшей привязанности. По крайней мере, теперь в успехе задуманного предприятия можно не сомневаться – красавица благосклонно принимала его незамысловатые ухаживания. Она хоть и злилась на него, но всё-таки была счастлива, потому что слишком долго ждала взаимности и уже потеряла всякую надежду.
В танце они много говорили и даже смеялись. Жужу оказалась очень милой девушкой, когда не злилась и не ревновала. Леон даже слегка расслабился и, разглядывая «невесту», всё больше и больше очаровывался ею. Тем более, когда было нужно, Жужу умела быть крайне обольстительной и нежным вкрадчивым голоском привлекала к себе, как сирена в водах морских...
Домой Леон ехал уже в наилучшем настроении. Всё оказалось не так плохо и не очень страшно. Прекрасную Жужу он передал с рук на руки родителям, и маман достаточно заинтересованно посмотрела на него, что являлось, возможно, хорошим знаком. Уже на следующей неделе (экономить приходилось каждую минуту) друзья поехали к барону и баронессе де ла Той свататься. Конечно, это было чересчур поспешно, даже до неприличности, но Жан-Луи считал, что надо ковать железо, пока горячо, то есть, пока ветреная Жужу не передумала, и чувства не остыли.
Во главе делегации попросили встать графа де Персеваля, как старого друга семьи, чтобы представить отсутствующих родителей жениха и от их имени просить руки Жоржетты для виконта. Граф по-отечески обнял и расцеловал приятелей и горячо поблагодарил за оказанную честь. Своих детей у него не было, и Леон стал ему, как сын. Тем более, по характеру они были похожи и легко находили общий язык. Старый граф со временем сильно привязался к «мальчику» и переживал за него, как за родного.
Леон постарался выглядеть очень солидно. Жан-Луи помог ему в этом и принарядился сам. Это был важный, серьёзный момент – спасение чести семьи. Леону было стыдно, что он едет к прекрасной девушке, не имея ничего за душой, даже любви к ней, и хочет обмануть и ограбить её. Он всё-таки считал себя честным человеком, и такие фокусы никогда ему не нравились. Своими переживаниями он поделился с другом, но тот не дрогнул и постарался ещё раз убедить упрямца в необходимости такого поступка в крайних обстоятельствах, и потом ещё всю дорогу успокаивал и уговаривал его совесть.
Церемония испрашивания руки прошла до удивления легко и просто. Барон и баронесса с почтением приняли главу делегации в лице графа де Персеваля, перещеголявшего всех в нарядах и витиеватости речей, молча выслушали заикающегося и отводящего глаза в сторону виконта и, прослезились от избытка чувств. Выразив наилучшие намерения, пригласили на собеседование удивлённую дочь, чтобы спросить её согласия. Она, естественно, согласилась, причём выглядела при этом достойно и уверенно. Сцена получилась достаточно трогательной, жениху и невесте разрешили поцеловаться. Родители умилились до крайности души, они давно знали, что дочери нравился этот молодой человек, и не раз она закрывалась в своей комнате и грустила, когда долго не встречала его на балах и вечеринках.
Они также знали, что претендент знатен, но беден, как церковная мышь, что родовое имение заложено и перезаложено, и, по сути, семья его разорена. Но к чести этого юноши, надо сказать, что он сразу признался в этом и изложил состояние дел, как есть, ничего не скрывая и не утаивая.
Барон де ла Той, огорчённо вздыхая, сообщил, что уже наводил справки о состоятельности жениха и предупреждён о печальном положении его финансов, но всё равно согласен на помолвку, потому что счастье его дочери намного важнее меркантильных соображений. Сам молодой человек выглядит очень достойно и внушает им доверие и, возможно, при грамотном управлении и их поддержке расстроенные дела в имении Шантоне скоро поправятся.
После такого заявления у Леона камень с души упал, он не хотел никого обманывать. А родители невесты обняли его, как родного сына, и благословили.
Продолжение здесь:
Начало здесь: