Время шло. Приближалась зима. Уже сковало льдом речку за деревней. Снегом засыпало землю. Ветер с севера приносил холод.
Наталья зашла в избу, потирая руки.
- Вот тетеха, варежки то утром забыла надеть. Пока шла из медпункта, все руки чуть не обморозила.
- Мама, так завтра уж декабрь начнется. А тебе все лето, видно, кажется. - С укором сказала Дуняша. - А ведь по деревне, чай, бегала.
Надюшка, увидев мать, потянулась к ней. Она уже шустро ползала, даже вставала, держась за кровать и пыталась ходить. Только вот ползать теперь ей не больно то давали. Пол холодный, а она голопопая. Поэтому и держали девчонку на кровати. Все время приходилось караулить ее, чтобы не свалилась. Сегодня этим занималась Дуня.
Работать на ферме заканчивали раньше. Коров доили засветло. Чего ждать, молока все равно почти не давали. Зима еще не началась, а с кормами начали уже ужиматься. Опять сено возами отправляли на станцию, все на фронт. А на соломе какое молоко, и ждать даже нечего. Да и коровы какие остались. В самом начале войны сдали на мясо чуть ли не всех коров, даже племенные, породистые, которыми гордились колхозники, под нож пошли.
Потом то опомнились, чего натворили, да поздно. Долго не думали, перестали хозяевам луга давать, да и солому тоже. Лишившись кормов, люди сами приводили своих рогатых кормилиц на колхозную ферму. Все правда записывалось и обещание было, что после войны вернут коровушек хозяевам. Так и Наталья свою Зорьку свела.
Хорошо тогда она обернулась, вместо коровы козу завела. Хоть Надьке теперь молоко было. За лето веников ей наготовили, благо овраги сразу за деревней, крапиву сушили, где найдется, лебеду. Трава то одинаково в ход шла, что людям, что козе.
Дуняша выглядывала в окошко, ждала Митьку с работы. Как закончили в колхозе с уборкой урожая, отправили его на лесозаготовки. Туда всех мужиков, кто пилу да топор мог в руках держать, отправляли в эту зиму. Работа не из легких. Валили деревья, рубили сучки, пилили лес на бревна. Со станции приезжали военные машины, отвозили заготовленные бревна. На сучки и баб наряжали.
Бригадир, Семен Михайлович, молодых бабенок да девок жалел. Ставил туда, где полегче. В лесу застудятся ведь совсем. А вот как закончится война, придут мужики, а кто детей то рожать будет. Застуженная баба вряд ли сможет дитя выносить. А в лес направлял колхозниц, что постарше, у кого в дому уж бегают ребятишки.
Михайлыч был мужик неулыбчивый, хмурый взгляд из под густых бровей. Весь израненный пришел еще в сорок втором. Мог бы и совсем не работать. С его то ранами. Но не стал дома сидеть. Сам пришел в правление проситься на работу. Тогда и поставил его Евсей Иванович бригадиром на центральной усадьбе. И не прогадал.
Новый бригадир хоть и строг был, но все наперед рассчитывал, к людям подход имел. С любой, самой скандальной бабой мог договориться. И ведь не кричал, не срывал свой голос, тихонечко, тихонечко, а глядишь, пошла баба работать туда, куда ее отправили. Но и в положение всегда входил. Если надо, мог и от работы освободить.
Дуняшу еще по осени на ферму дояркой нарядил. Хоть и не было в колхозе легких работ, но у доярок были свои привилегии. По утрам их не наряжали, они сами знали свою работу. И не пришлось в этом году Дуняше копать картошку в мерзлой земле, работать под осенними дождями в поле. Многие хотели бы попасть на ферму.
Дуня и сама не понимала, почему именно ее отправили туда. Но всезнающая Фрося разъяснила ей.
- Ой, Дунька, вроде ты и не знаешь. Михайлыч то парнем мать твою обхаживал. Петушком молодым вокруг нее крутился. А она вот твоего отца выбрала. Может через тебя к ней опять клинья подбивает.
Дуня не на шутку рассердилась на подругу. Да как она может так говорить.
- Фроська, одурела ты что ли совсем. Какие клинья. Отец у нас воюет. Писем нет от него давно, но ведь и похоронки нету. Значит живой он. А ты его уж хоронишь, да мамке жениха ищешь.
Фрося тогда смутилась. Не ладно у нее получилось. Не хотела подружку обидеть, да вот обидела ненароком.
- Прости меня, Дунька. Дура я, болтаю чё не попадя. Умные то сперва думают, а потом говорят, а у меня наоборот все получается. Ляпну чего, а потом только думаю. Язык то прикушу, а поздно, слова то уж вылетели.
Дуня обняла Фросю.
- Ладно подружка, не сержусь. Только ты так больше не говори. Обидно мне такое слышать.
Все это вспомнила Дуня, пока поджидала своего любимого.
- Мам, а правда, что Семен Михайлыч за тобой ухаживал?
- Батюшки, Дунька, чего это ты вспомнила. Времени то сколько прошло. Да и откуда ты знаешь про это. Я уж и сама позабыла.
- С Фроськой как то разговаривали, она и сказала.
- Было дело, чего уж скрывать то. Замуж сколько раз звал. А я почему то боялась его. Как посмотрит он своим взглядом из под бровей, так убежать хочется. Я уж потом только поняла, что взгляд у него такой, а душа то хорошая. С отцом твоим встретились, я сразу подумала, что вот она, моя судьба. Как позвал замуж, так сразу и согласилась, хоть и знали мы друг друга совсем немного. И не разу не пожалела. Сколько жили, ни разу не ругивались.
Наталья вздохнула. Была у нее одна тайна от дочерей. Уж сколько месяцев держит она ее в себе. Девчонки то не знают, что пришло ей извещение, что отец их, ее муж Николай, пропал без вести.
Почтальонка тогда это известие в медпункт принесла. Хотела сразу же уйти, чтоб не видеть, как будет плакать Наталья. Она и сама была не рада, что столько горя приносит людям. А куда деваться. Кто то должен это делать. Но Наталья ухватила ее за руку.
- Стой, стой, не уходи. Ты не говори никому, что я такое извещение получила. И девчонкам моим не говори. Пусть не знают. Ведь пропал без вести это не значит, что его убили. Может жив, может объявится. Пусть ждут его.
У Натальи душа плакала, но ни одной слезинки она в тот день не выронила. Увидят дочери ее зареванную, поймут, что что то не так. Надо хотя бы первое время продержаться. Вот и сдерживала себя, а потом и сама привыкла, похоронки нет, значит живой.
А тут, летом, к ней в медпункт Семен пришел. Не давали ему покоя раны. Хоть что то сделать, чтоб меньше болели. Наталья ему обезболивающие уколы стала делать. Вроде на время полегчало мужику.
Вот и завел он тогда с ней разговор.
- От Николая то писем сколько уж нет?
- Давно, все жду, надеюсь, что придет скоро весточка.
- А ну как не придет. Одной то тяжело тебе. Девчонку вон еще маленькую взяла. Давай сойдемся. Все тебе полегче будет. Я хоть и израненный, а дела то мужицкие все могу делать.
- Семен, что ты говоришь. Я мужа жду. И люблю я его. Ты уж не сердись на меня. Я все тебе по совести говорю, как есть. Не привыкла людей обманывать.
- Ну не обессудь. Я как лучше хотел. Если чего надо будет, так ты скажи. Чем смогу, помогу.
Семен ушел, к разговору этому больше не возвращался. Только иногда вздрагивала Наталья, почувствовав его тяжелый взгляд на себе. Но теперь то она уже не боялась его.
А потом, когда к ней повалили валом бабы с простудами да с чирьями, картошку копать приходилось под дождем, подумала тогда Наталья, что Семен пожалел ее Дуньку, поставил на ферму. Хоть и тяжело тоже там, но не ветра пронизывающего, не дождя.
Про материнские секреты не зачем знать ее Дуняше. Пусть уж лучше ничего об этом не знает. У нее и так сейчас переживаний хватает. Скоро уж месяц, как Митьке восемнадцать исполнилось, почитай, каждый день вздрагивает Дуняшка от каждого шага. Боится девка, что вдруг это повестку Митьке принесли.
- Мам, ты что замолчала. А сейчас ты бы пошла за него, - не унималась Дуняшка.
- Да что ты привязалась ко мне с этим Михайловичем. Вот еще напасть. Думать мне больше не о чем. Ведь взбредет в голову. Вон на мосту кто то топает. Видно Митька твой идет. Встречай давай мужика, корми.
Дверь распахнулась и в избу вошел засыпанный снегом Митька.
- Снег то какой повалил. Вот и зима настоящая пришла. Декабрь.
- Ты чего снег то не стряхнул?
- Стряхивал я. Там веника нету, надо положить.
Наталья пошла накрывать на стол. Клавки тоже чего то долго нет. Она осталась в медпункте мыть полы да топить печку. Скоро, чай, прибежит. Вчера приходила Людмила. Она ездила в район по каким то своим делам, по случаю купила в магазине свиных костей. Выстояла целую очередь, но не ушла, пока в ее руках не оказался пакет из оберточной бумаги. Сразу из района Людмила зашла к сыну со снохой.
Как же не поделиться с родными. Разделила косточки поровну.
На ужин сегодня были щи на косточке, с квашеной капустой. За день они умалели в печке. И ничего, что мяса в них почти не было, но аромат щей поплыл по всей избе, стоило только поднять крышку. Наталья поставила полное блюдо на стол, отрезала всем по толстому ломтю хлеба. Пока собирала, пока раздевался Митька, подбежала и Клава.
- Ой, как вкусно пахнет, есть то как охота.
Все сели за стол, замелькали ложки. Вдруг Дуняша подскочила, зажала рот рукой и, как была раздетая, выскочила на улицу.
- Дуня, ты чего, - крикнул ей вслед Митька, схватил фуфайку и выбежал за ней.
- Неужели беременна, - пронеслось в голове матери. Она даже есть перестала.
Одна Клавка с аппетитом хлебала, да прихваливала. Она не понимала, чего это с Дунькой такое, чего все всполошились.
Немного погодя в избу вернулись молодые. Дуня пыталась улыбаться, а Митька обеспокоенно поддерживал ее.
- Ты чего ела? - Допытывался Митя. - Чем то видно отравилась. Рвало ее.
- Да ничего я не ела, пройдет. Устала, наверное. Ешь садись.
- А ты?
- Я попозже поем. Что то голова заболела. Ты ешь, ешь, а я пойду полежу.
Дуняша ушла за свою занавеску. Митька решил не беспокоить пока ее, пусть отлежится. Сам же сел опять за стол. Наталья поглядела на зятя. Похоже, что он даже и не думает, что Дуня возможно беременна. Ужин совсем сбился с привычного ритма.
- Ты, Митя ешь, я пойду погляжу Дуню. Как никак я ведь медик.
Мать зашла в этот уютный отгороженный уголок, присела к Дуне на кровать.
- Дочка, ну что ты думаешь. Отчего все это.
Молодая женщина посмотрела на мать.
- Не знаю мама, Я боюсь загадывать наперед.
- А ты и не загадывай. А ну ка расскажи мне все как есть, когда это началось, когда последний раз гости у тебя были.
Выслушав дочку, Наталья сказала.
- Ну что, хочу тебя обрадовать. Беременна ты. Сколько не скажу. Надо в район к врачу съездить, там все точно скажут. А пока иди, обрадуй своего Митьку. Папашей скоро станет.
Наталья вышла из за занавески. Посмотрела на Митьку, который старательно прихлебывал чай из кружки. Он еще и не догадывался, какую новость сейчас скажет Дуняша.