Уговариваю себя уйти, но тело не слушается. Ноги будто вросли в бетон лестничной площадки, а взгляд прикован к светлой, отливающей золотом макушке Нади.
Нет, я все равно никуда не уеду. Буду ждать ее в машине под проливным дождем. Буду караулить у подъезда. Как верный пес – под дверью своей хозяйки.
Дам ей время пообщаться с семьей, частью которой я так и не смог стать, побыть с сыном, которого я не заслужил, отдохнуть… в том числе и от меня. После - верну Надю в центр, чтобы продолжить дежурить у ее постели ночью. Пока что это все, что мне доступно.
- Доктор останется с нами на ужин, если ты не против, - тихая, но убедительная фраза вгоняет в ступор. Судя по реакции тещи, не только меня.
- Д-да-а, - ошеломленно тянет Наталья Петровна, хлопая ресницами, однако в квартиру меня не пускает. Осознав, что ведет себя совсем не так, как подобает гостеприимной хозяйке, в мгновение ока исправляется. – Да, конечно, проходите! Я подготовлю еще приборы и посуду.
Освобождает проход, а я стою как вкопанный, одной ладонью с силой сжимаю ручку Надиной коляски.
- Назар, ты согласен? – жена поднимает искристый взгляд на меня. - Поможешь? – кивает на мой окаменелый кулак, а потом на высокий порог, который ей сложно преодолеть в инвалидном кресле самостоятельно.
- Кхм-кхм, да… - часто дышу, надавливая на спинку и приподнимая передние маленькие колеса, а следом – основные большие. Вкатываю коляску в коридор. Плечом захлопываю за нами дверь. - Конечно, благодарю за приглашение, но...
- Останься, пожалуйста, - повернувшись, Надя накрывает мою кисть с побелевшими от напряжения костяшками своей аккуратной, прохладной ладонью.
- Какие люди, - нарушает паузу хриплый, грубый голос тестя. - Добрый вечер.
- Здравствуйте, Геннадий Андреевич.
Обмениваемся сухим, быстрым рукопожатием. Буравим друг друга взглядом. Он будто укоряет меня в чем-то, но я в упор не вижу своей вины ни перед ними, ни перед Надей. Впрочем, для родителей бывшей жены я, наверное, так и останусь нежеланным зятем.
- Мама, поможешь мне переодеться? – неловкую тишину разрывает Надя. – Я не могу пойти к сыну сразу после улицы. Да и Назару не помешала бы сменная футболка. Мы промокли по пути к подъезду. Пап?
Заметно, что Надя нервничает и суетится, пытаясь снизить градус напряжения, что зашкаливает и грозит большим взрывом. Не придумывает ничего лучше, кроме как занять каждого из нас делом и развести по разным углам воображаемого ринга. Прием срабатывает.
- Ладно, пойду найду для тебя что-нибудь, коль не брезгуешь, Богданов, - с сарказмом бросает тесть, когда Надя с матерью скрываются в комнате.
- Никогда не брезговал, - парирую спокойно.
- Подожди на кухне, - указывает рукой направление, хотя я и так помню планировку квартиры. - Присаживайся, располагайся, чувствуй себя, как дома. Вроде, не совсем чужой.
Развернувшись, шоркает в сторону спальни, а я скидываю мокрую куртку, вешаю на крючок, однако не спешу идти на кухню. Замираю в коридоре, будто пытаясь слиться с интерьером. Озираюсь, как вор.
Знаю, что квартира трехкомнатная. Взгляд устремляется в самую дальнюю дверь, плотно закрытую. За ней – компактное, уютное помещение, которое логичнее всего было бы обустроить под детскую. Скорее всего, именно там сейчас и спит Назарка, наш с Надей сын.
Больно. Мозг по-прежнему не может принять ситуацию. Ломается. Ноги машинально ведут меня прямо, пока я чуть ли не упираюсь лбом в деревянное полотно.
Перевожу дыхание. Из-за двери доносится детский плач.
Сын проснулся?
Его зов действует на меня гипнотизирующе. Не замечаю, как врываюсь в комнату – и нависаю над кроваткой. Внутренние предохранители сгорают, дальше включается автопилот.
Хватаю влажные салфетки с пеленального столика, вытираю руки. Закатываю рукава, будто готовлюсь к операции. Подцепляю одну из чистых, выглаженных пеленок, чтобы прикрыть ей рубашку. Работа в больнице приучила меня к стерильности, так что провожу комплекс мер, не задумываясь.
Только потом протягиваю руки к Назарке. Призвав элементарные знания о детях такого возраста, бережно поднимаю его, слегка придерживая голову. Прокладываю пеленку между собой и крохотным тельцем сына.
Умолкает. А я не знаю, как себя вести с собственным ребенком.
Прижимаю его к груди, отчетливо ощущая детское тепло. Впускаю в нос сладковатый, молочный запах. Хрипло шепчу сыну: "Привет".
Несколько минут просто смотрим друг на друга, как два инопланетянина во время первого контакта. Изучаем, запоминаем.
Я почти не дышу. Он больше не плачет.
Меня будто парализует, так что я даже не двигаюсь, когда в коридоре слышатся голоса, а затем раздается скрип распахнувшейся двери.
- Назар, давай мне его, - тихий, нежный голос Нади возвращает в реальность. – Я покормлю.
Медленно, как заклинивший робот, поворачиваю сначала голову, а потом и весь корпус. Заторможено киваю, не сводя глаз с ребенка. Боковым зрением замечаю, как Надя жестом отпускает мать. Берет футболку у отца, и тот тоже уходит.
Остаемся наедине.
- Можешь пока переодеться, - шепчет и с теплой улыбкой принимает из моих рук сына.
Прикладывает к груди, и Назарка дергает за ткань ее платья с запахом. Края расходятся, оголяя ложбинку и верх одного полушария.
- Где вам будет удобнее? – очнувшись, захожу Наде за спину.
- У окна, рядом с пеленальным столиком, - отзывается едва уловимо. Рвано, лихорадочно дышит, так что грудь судорожно поднимается и опускается в такт.
Делаю так, как она просит. Фиксирую кресло, чтобы не покатилось назад.
- Спасибо, иди поужинай. Мы справимся. Если что-нибудь будет нужно, я позову, - лепечет Надя, не оглядываясь. Возится с ребенком, который требует грудь. – Только оставь дверь открытой, чтобы вы меня услышали.
Расстегиваю липкую, холодную рубашку, небрежно бросаю ее на стул в углу. Натягиваю на себя футболку из гардероба тестя. Как в тот день, когда у меня заглохла машина во дворе и я остался у Нади ночевать. Разумеется, в отдельной комнате, ведь мы тогда только встречались, а отец у нее строгих нравов. Кажется, это было в прошлой жизни и не с нами.
Правильнее было бы покинуть детскую и не мешать Наде, но…
Вопреки ее просьбе, я запираю комнату. Уверенно огибаю коляску и присаживаюсь на край дивана так, чтобы видеть жену в профиль. Сын лежит головкой ко мне, макушка прикрывает грудь, а сжатый кулачок покоится на молочном полушарии. В повисшей тишине доносятся причмокивающие звуки и детское мурлыканье.
Теряю счет времени. Не знаю, сколько мы сидим вот так, ни словом не обмолвившись. Вроде бы вместе, но на самом деле бесконечно далеко друг от друга.
Надя не прогоняет. Я сам не ухожу.
Неловкость между нами превращается в пропасть. Пока, наконец, жена не делает первый шаг в бездну.
- Я хотела рассказать тебе, - заявляет вдруг.
- Но не сделала этого, - добавляю обреченно, лаская взглядом сына.
- Во время беременности не было смысла, ведь никто не мог дать гарантии, что история не повторится, - голос Нади срывается в стон. - На скрининг я не пошла принципиально. Можешь осуждать меня, но я заранее знала, что буду рожать, несмотря ни на что. А еще... дико боялась очередного диагноза.
- Я не осуждаю…
- Первые месяцы после родов выдались тяжелыми, - продолжает откровенничать, а я впитываю каждую деталь, будто таким образом становлюсь ближе к сыну. - Колики, крики, бессонные ночи. А потом случилась авария, после которой мы с тобой встретились. Теперь ты в курсе, что стал отцом. Я не буду препятствовать твоему общению с сыном. Если ты захочешь…
- Конечно, хочу, - огрызаюсь импульсивно. - Странная реплика.
- Извини, если обидела. Даже мысли об этом не было, - закусывает губу. - За год я совершенно разучилась общаться с тобой.
- Взаимно, - горько усмехаюсь. - Противоречивые ощущения, будто мы ведем переговоры. О судьбе нашего общего проекта.
- Надеюсь, ты полюбишь его, - фокусируется на мне, а с ее длинных ресниц срываются слезы.
- Разве это не очевидно? – выгибаю бровь. - Он мой сын, родная кровь. Я уже люблю его. По умолчанию.
Легкая улыбка трогает обескровленные губы, бледные щеки окрашиваются слабым румянцем. Надя поглаживает ребенка по макушке, продолжает кормить его, а сама не разрывает зрительного контакта со мной.
Это так интимно и по-семейному, что я решаюсь на отчаянный шаг. Подаюсь вперед, сцепив кисти в замок, и выпаливаю на одном выдохе:
- Надя, я предлагаю вам с сыном переехать ко мне. Дом большой, все условия…
- Назар, прошу тебя… - перебивает меня поспешно, а в небесно-голубых омутах плещется страх. – Не сейчас. Давай сохраним то, что имеем на данный момент. Наше хрупкое равновесие. Иначе рискуем все испортить.
- Как скажешь, - откидываюсь на спинку дивана. – Как скажешь…
В день развода мы и не подозревали, что через год встретимся вновь. Теперь она молодая мать-одиночка, попавшая в аварию. Я ее врач. У нас не осталось ничего общего, кроме… ее ребенка, похожего на меня.
"Бывший папа. Любовь не лечится"
Эмоциональные истории любви. Вероника Лесневская
