К числу любимых зрелищ донских казаков относился и народный театр. В ХIХ веке редко какая ярмарка, свадьба или другие общенародные гуляния обходились без показа народной драмы, фарса или кукольного представления.
Создание самого народного театра начинается, видимо, с того момента, когда по Дону и его притокам начинают селиться беглые крестьяне, которые приносили на донские земли устное творчество: песни, былины, сказы, торжественные обряды, праздники скоморошины, потехи.
Жизнь казаков по Дону и его притокам в то время была достаточно суровой и опасной. Свою свободу и независимость донцам приходилось отстаивать в беспрерывных сражениях с турками и татарами. Видимо, в то время и сложилась поговорка: “Секи меня сабля турецкая, но не бей меня боярская плеть”. Казаки предпочитали хотя и короткую по времени жизнь, но свободную.
Находясь вдали от Москвы, казаки создали и свое оригинальное административно-политическое устройство. Высшим органом власти у них являлся казачий Круг, где они выбирали себе атамана, решали другие важнейшие вопросы. Раз принятое решение по тому или иному вопросу, запоминалось в народной памяти. Так создавалось войсковое право. Безусловно, все это повлияло и на устное народное творчество казаков и подготовило почву, на которой и вырос донской народный театр.
Отличие народного театра от профессионального заключалось в том, что представления народного театра шли прямо под открытым небом, на улицах и площадях, среди шумных толп зрителей. Очень часто и сами зрители становились участниками спектаклей.
Тексты народных драм записывались редко, постановщики играли по памяти. Иногда текст менялся до неузнаваемости по сравнению с первоначальным. Большие изменения в тексты народных драм вносили не только атаманская цензура, но и сами зрители. В разное время и в разных местах запросы их были неодинаковыми.
Исполнители народных драм должны были говорить очень громко, почти кричать. От них требовались размашистые, резкие движения, ярко выражающие переживания действующих лиц. То, что зритель мог не услышать, он должен был увидеть.
Уличная сцена допускала массу условностей. Так, в сцене “На Волге” все исполнители садились на землю, в затылок друг другу, и, раскачиваясь взад-вперед, изображали движения на лодке по реке.
Колыбелью донского народного театра являются старейшие верховые станицы: Правоторская, Михайловская, Урюпинская, Дурновская, Преображенская. Видимо, отсюда бродячие актерские группы разносили народные драмы по всей Области Войска Донского.
В.Головачев и Б. Лащилин в своей книге « Народный театр на Дону» пишут: «Народный театр был театром героическим. Героями драм выступали наиболее любимые казачьи персонажи: Ермак Тимофеевич, Степан Разин, Кондратий Булавин. Народные исполнители присваивали своим героям самые благородные черты: храбрость, бескорыстие, любовь к Родине, великодушие.
Драма “Ермак” была, например, одной из любимых постановок. В течение всего Х1Х столетия она разыгрывалась на Крещенской ярмарке в станице Михайловской. До 1855 года Крещенская ярмарка была самой крупной на Дону и одной из крупнейших в России и длилась более полутора месяцев. Торговать сюда приезжали купцы из Москвы, Астрахани, Сибири, Средней Азии, Китая, Персии, Турции.
Торговые гости искали развлечений. Под зрелища был приспособлен один из торговых корпусов ярмарки, который назывался “скоморошным” или “потешным”. Здесь выступали бродячие актерские группы, скоморохи, акробаты, но чаще всего – местные постановщики народных драм.
За вход на представление взималась плата, которую зазывалы определяли так: “Стоять – пятак, а ежели сидеть, то и до полтины”. Оформление спектаклей было пышным. На сцене устанавливался ярко раскрашенный струг, нос и борта которого были богато украшены деревянной резьбой. Заканчивалась драма “Ермак” призывом есаула: “Сарынь на кичку! Бей, жги, не жалей, ребята, богатого помещика!”
Весьма популярной была и народная драма “Степан Разин”. Этого донского казака А.С. Пушкин назвал “единственным поэтическим лицом русской истории” за то, что ему было посвящено столько народных песен, легенд, драм и сказаний, как никому в русской истории. В период революции 1905-1907 гг. эту драму ставили в некоторых донских станицах, в частности в Урюпинской. Заканчивалась драма плачем разинцев:
Помутился-то славный наш Дон,
Славный наш Дон-батюшка,
Помутился-то он до самого устьица,
Помутился-то наш весь Круг,
Весь наш Круг, Круг казачий,
Нету у нас больше атаманушки,
Все Степана Тимофеевича Разина.
Как поймали добра молодца
Злые вороны-бояре
Заковали ему руки белые,
Руки белые в кандалы железные.
Ой, казаченьки, вы, казаченьки,
Помяните словом добрым
Словом атаманушку –
Добра молодца, Степана Тимофеевича.
Интересным являлось театральное зрелище, которое называлось “ссыпчиной”. Сохранилось подробное описание этого действа, которое обычно ставилось на масленичной неделе в станице Правоторовской на Хопре. Характерно, что поводом для “ссыпчины” служила общественная работа – рубка льда и набивка его в станичные погреба. На эту работу собирались все служилые казаки станицы или хутора. Длилась она до двух дней, после чего на льду устраивались кулачные бои. Затем собирались партиями и договаривались о предстоящей игре-гулянье.
Казаки предварительно снимали под квартиру большой просторный дом. Затем собирались в Круг и выбирали должностных лиц: гулебного атамана, есаула, казначея и “колымагу”. С этого момента гулебный атаман нес ответственность за поведение каждого игрока не только перед участниками игры, но и перед станичным правлением. Исполнителем его станичных поручений являлся есаул. В обязанности казначея входило хранение “воинской казны” и ответственность за денежные сборы.
Особые обязанности нес “колымага”. Он был сборщиком водки, имел лошадь с упряжью, сани и 40-ведерную бочку, которая во время игры наполнялась даровым вином.
На Круге объявлялись правила игры. Особенно жестоко пресекались драки и скандалы среди гулебщиков. Устанавливалась почти железная дисциплина. Ее нарушителя в первый раз заставляли пробежать босиком по улице под смех и гиканье толпы. Если же он нарушал правила вторично, его с позором исключали из игры.
Женщины в гулебную кампанию не принимались. От них разрешалось принимать только пищу, которая поступала в общий котел.
На третий день масленичный недели игра открывалась парадным шествием. Впереди на лучшем коне ехал гулебный атаман, одетый в старинный атаманский костюм (чекмень, расшитый галунами). За ним следовали казаки, и завершали процессию «колымага», сидевший верхом на бочке.
Все население станицы, покинув свои курени, высыпало на улицу встречать казачью вольницу. Улицы преображались. Возле каждого двора стоял стол, накрытый скатертью с закусками, винами, хлебом и солью. Гулебная кампания проезжала два-три двора с веселыми или грустными песнями. Особо щедрых на угощение хозяев “качали” с криками “ура!” Выпив и закусив, казаки начинали демонстрировать свое мастерство. Устраивали скачки по улицам в одиночку или группами то перебрасываясь с одной стороны коня на другую, то на всем скаку схватывали брошенную шапку, то, несясь на коне, спустившись ему под живот.
Но все это было только вступлением к большим играм и представлению, которые начинались немного погодя. Ночью казаки распивали собранное вино. Утром, в четверг, вздремнув и опохмелившись, они выходили на улицу спешенными. Только “колымага” неизменно ездил на санях с бочкой. На улице, у дворов уже стояли накрытые столы. Хозяева ждали гулебного атамана. На улице появлялись ряженые: сначала скоморохи, потешно танцующие под песню о братьях-неудачниках Фоме и Ереме, затем цыган-барышник с длинным кнутом в одной руке и с “кобылой” на подводе в другой. “Кобылу” изображали трое казаков, один из которых ложился на плечи своих товарищей и держал чучело конской головы. Все трое казаков покрывались пологом. Затем давалось представление героических драм. Гулебная кампания превращалась в буйную казачью вольницу, сам гулебный атаман - в Ермака или Разина, а улица – в сцену. Зрители должны были вообразить, что действие разворачивается то в диких лесах, то на раздольной матушке Волге, то на казачьем майдане.
Эти представления продолжались до последнего дня масленичной недели. В воскресенье казаки садились на лошадей, еще раз с песнями объезжали всю станицу и начинали прощаться до будущего года.
