- Хюррем-султан, кортеж шехзаде Мехмеда подъехал к воротам Топкапы, - доложил госпоже Гюль-ага и склонил голову, коснувшись подбородком груди.
- О, Аллах! Благодарю тебя! Наконец-то! - воскликнула султанша, - и тебе спасибо, Гюль-ага, за чудесную весть!
Хюррем кивнула Нилюфер и протянула ей руку, в которой мгновенно оказался мешочек с золотыми монетами.
Спустя пару секунд евнух зашёлся в благодарности:
- О, моя великая госпожа! Да продлит Ваши благословенные дни Аллах! Да дарует он Вам и Вашим любимым людям крепкое здоровье на долгие годы!
- Гюль-ага, довольно, я ценю твоё красноречие, однако сейчас хочу немедленно отправиться встречать сына, - улыбнулась она и вышла за дверь, предусмотрительно открытую Нилюфер.
Довольный евнух побежал следом.
- Сынок мой, Мехмед! Благодарю Всевышнего за то, что он позволил мне ещё раз увидеть тебя! Я буду молиться, чтобы эти встречи были бесконечны! Мехмед! Ты всё такой же красавец, однако возмужал! Вижу, ты уже бреешь бороду! - ласково ворковала она, обнимая любимого сына.
- Матушка, я бесконечно счастлив видеть Вас в добром здравии! Вы стали ещё красивее! Да осветит Аллах Ваш путь! Позвольте прикоснуться к Вашим благословенным рукам! - с искренней улыбкой говорил Мехмед, целуя материнские ладони.
Вволю насладившись тёплой встречей с сыном, Хюррем устремила свой взор в сторону, где стояла Айя-султан рядом со служанками, которые держали на руках маленького Сулеймана и Хюмашах.
Султанша и прислуга вмиг склонили головы, и Хюррем подошла ближе.
- Здравствуй, Айя! Добро пожаловать в Топкапы! - приветливо поздоровалась она с невесткой, и та поцеловала ей руку.
- Пусть Ваш день будет добрым, Хюррем-султан! Да продлит Аллах на долгие годы Ваши священные дни на этой земле! - вдохновенно произнесла она, подняв преданный взгляд на госпожу.
- А кто же это у нас такой серьёзный, как папа, - с нежностью промолвила Хюррем, целуя ручки внуку, - ой, а вот эту красавицу, я кажется, уже видела! Неужели это Хюмашах? - посмотрела она на внучку, и та радостно ей улыбнулась. - Здравствуйте, госпожа! Позвольте Вашей бабушке поцеловать Вас в щёчку, - с шутливой серьёзностью обратилась она к малышке.
Девочка подалась к Хюррем, подставляя ей свою румяную пухленькую щёчку, и все с умилением улыбнулись.
Хюррем рассмеялась, погладила султаншу по шёлковым волосикам и коснулась её лобика нежным поцелуем.
- Шехзаде Мехмеда ожидает повелитель! - прервал встречу громкий голос хранителя султанских покоев Локмана-аги, тотчас привлекшего к себе пристальное внимание госпожи и шехзаде.
- Мехмед, иди скорее, падишах не должен ждать, - поторопила сына Хюррем, увидев, что он подошёл к своей супруге.
- Да, матушка, бегу, - на ходу бросил Мехмед, следуя за Локманом-агой.
Хюррем проводила добрым взглядом своего шехзаде и наткнулась на воспалённые красные глаза Махидевран, которая стояла на верхнем этаже и, не мигая, наблюдала за встречей венценосных матери и сына.
Бледные губы Махидевран приоткрылись, словно она собралась что-то сказать, однако тут же сжались в тонкую линию, голова её дёрнулась в сторону - вверх, и султанша отошла от высоких перил.
Хюррем велела слугам поскорее разместить в покоях её невестку с детьми, и отправилась в свои апартаменты.
…Наступил день, когда во двор Топкапы вынесли бунчуки, это означало, что падишах принял решение начать войну.
Ясное солнечное утро выдалось ветреным, оттого, наверное, слезливым.
Хюррем-султан нежно простилась с супругом в его покоях и направилась к сыновьям, чтобы прижать их к груди и пожелать мужества и отваги в предстоящем сражении.
А чуть позже в большом зале дворца собрались все члены династии проводить падишаха и его сыновей в военный поход.
Приехавшая по такому случаю Шах-султан, Хюррем-султан, Михримах-султан и Айя-султан с детьми уже стояли ровной линией, когда в комнату вошли шехзаде Мустаф и Махидевран-султан.
Временный правитель османского государства шехзаде Мустафа остановился в том месте, откуда падишах начинал свой прощальный обход, внимательным взглядом окинул присутствующих и задержал его на супруге младшего брата Мехмеда.
Глаза Мустафы широко раскрылись, брови вздёрнулись вместе с кожей лба, прорезав его морщинами, и он замер в растерянности.
Махидевран, втиснувшаяся в общий строй, с гордостью взглянула на сына и обомлела.
Она была занята своими делами, забыла предупредить сына, что Айя-султан это бывшая рабыня Эфсун-хатун, и теперь горько жалела об этом. Ошарашенный вид шехзаде могли заметить все, а, главное, Хюррем, что не сулило ничего хорошего.
На счастье стражник у дверей громко прокричал:
- Внима-а-а-ние! Султан Сулейман хан хазретлери!
И все тотчас низко склонили головы.
Повелитель царственной поступью вошёл в зал, за ним последовали его сыновья, остановились возле шехзаде Мустафы, а падишах стал подходить к каждому, чтобы услышать тёплые слова напутствия и подать руку для почтительного поцелуя.
В дверях Сулейман обернулся и громогласно объявил:
- На время моего отсутствия регентом османской империи я оставляю своего старшего сына шехзаде Мустафу. Вам это известно. Однако равной властью в империи я наделяю хасеки падишаха Хюррем-султан хазрет лери. Помните это!
Повелитель с гордо поднятой головой покинул дворцовый зал.
Махидевран-султан проводила повелителя колючим недобрым взглядом, а Хюррем-султан искоса посмотрела на неё усмешкой победителя.
Высыпавший на улицы народ с подобающим воодушевлением и почётом встретил своего великого падишаха криками:
- Да здравствует султан Сулейман! Да коснётся его сабля небес!
И повелитель на белом скакуне во главе своей армии, пестревшей святыми бунчуками, медленным аллюром прошествовал по улицам столицы, дав возможность подданным полюбоваться своей величавой статью.
Следом за ним, уверенно держась в сёдлах, двигались его красавцы-сыновья - шехзаде Мехмед, Селим и Баязет.
Во дворце после пышной церемонии проводившие мужчин на войну женщины разошлись по своим покоям.
Шехзаде Мустафа, прежде, чем отправиться в султанские апартаменты, заглянул к Махидевран-султан.
- Матушка! Я не ошибся? Айя-султан это Эфсун? - прямо с порога задал он ей вопрос.
- Да, сынок, я не успела тебе сказать. Ну и что? Разве это имеет какое-то значение? Наложница стала фавориткой, потом повелитель позволил шехзаде на ней жениться. Ты же знал о никяхе Мехмеда, - c показным хладнокровием ответила Махидевран.
- Да, я знал, но я и представить не мог, что это Эфсун. Зачем она поменяла имя? - продолжил волноваться Мустафа.
- Ну, поменяла и поменяла, тебе не об этом сейчас надо думать, - сердито отрезала султанша. - Будь добр, возвратись в султанские покои и займись государственными делами.
Мустафа в глубокой задумчивости развернулся и пошёл к двери.
- Мустафа, мне нужно выйти в сад, ты же не будешь против, мой царственный сын, - вслед ему елейным голосом произнесла Махидевран.
- Нет, мама, идите, - ответил он и стукнул в дверь, которую тотчас распахнули перед ним охранники.
Махидевран присела на край дивана и с досадой потёрла лоб. Какое-то необъяснимое чувство подсказывало ей, что эта Эфсун доставит немало хлопот.
“И почему Всевышний не забрал тогда эту девку к себе?” - подумала она и огорчённо дёрнула головой вправо-вверх.
- Фидан, собирайся, мы идём в Мраморный павильон, - скомандовала она, и служанка тут же предстала перед ней в поклоне.
Надев хотоз и скрыв наполовину лицо вуалью, госпожа в сопровождении Фидан-калфы вышла из дверей Топкапы, и, минуя сад Тулип, направилась в четвёртый двор, к зданию для уединённого отдыха, куда было позволено приходить только членам династии.
Поднявшись по ступенькам на террасу, она оглянулась и на миг залюбовалась захватывающим видом на Босфор и Мраморное море. Вдали, над верхушками деревьев парка Гюльхане виднелась Галатская башня, а внизу под самой террасой располагались прогулочные галереи с фонтанчиками, шум которых доносился до её ушей.
- Фидан, останься здесь. Смотри хорошенько, если увидишь, что кто-то идёт сюда, дай знать, я тебя учила, ты помнишь? – понизив тон голоса, Махидевран подошла ближе к служанке.
- Помню, госпожа, не беспокойтесь, всё сделаю, как надо, - прошептала рабыня, устремив преданный взгляд на султаншу.
- Хорошо, жди меня, - кивнула та и взялась за ручку двери павильона.
- Ары-паша, Вы здесь? – настороженно спросила она, войдя внутрь помещения.
- Здесь, госпожа, я получил Вашу записку, - послышался густой бас из-за ширмы, стоявшей посередине комнаты.
- Вам всё удалось? – загадочно спросила она.
- Всё, госпожа, кроме одного. Мы не узнали, будут ли все шехзаде на одной галере с падишахом или по отдельности. Никто не знает этого, - монотонно прозвучал ответ паши.
- Как так?! И ты после этого говоришь, что всё удалось? Объяснись, паша! – теряя самообладание, прошипела сквозь зубы султанша.
- Госпожа, мой человек спрятал “подарок” на двух галерах, на одной точно будет находиться повелитель, другая тоже предназначена для султана, она пойдёт либо пустая, либо с наследниками, - также одноцветно произнёс мужчина.
- Хорошо, это меняет дело, - облегчённо вздохнула Махидевран, - держите, - достала она из-за пояса мешочек с золотом и протянула руку за ширму.
Ары-паша так ловко выхватил вознаграждение, что султанша презрительно усмехнулась. – Это малая часть. Остальное получите, когда дело будет доведено до конца.
- Благодарю, госпожа! Да не покинет Вас Всевышний! – пробасил голос из-за ширмы.
Махидевран развернулась, быстрыми шагами подошла к двери и два раза стукнула. Фидан тут же ей открыла, и они пошли назад во дворец.
Тем временем Мустафа сидел в покоях падишаха и задумчиво смотрел на бледное пламя одинокой свечи, которую зажёг сам. Он не знал, зачем это сделал, но тусклое мерцание возвращало его в комфортное душевное состояние, которое было нарушено неожиданной встречей с бывшей наложницей.
Надо сказать, когда-то Эфсун нравилась ему больше других рабынь, он никого, кроме неё, не звал в свои покои, и если бы не её беременность, пожалуй, не отказался бы от неё и взял с собой в санджак.
Но то, что случилось, было очень опасно для его будущего, и матушка уладила ситуацию, а у него появилось много других наложниц, одна из которых, Фатьма, уже в Манисе родила ему сына, и Мустафа на радостях, да и по совету матери заключил с ней никях.
Вскоре новорожденный сын скончался от оспы, Мустафа долго переживал и искал утешение в мечтах о другом сыне, но Фатьма не смогла больше забеременеть, и он стал приглашать к себе других наложниц.
Время шло, но ни одна из них пока не обрадовала его благой вестью.
Мустафа был зол на них, все эти глупые курицы казались ему на одно лицо, и он просил матушку покупать всё новых и новых рабынь.
Увидев Эфсун, он почувствовал, как в душе загорелось давно забытое пламя. Эта девушка была не только красива, но и умна, с ней было, о чём побеседовать, она могла и поспорить, чем приводила его в состояние восторга, ему удивительно было видеть, что рабыня имеет свою точку зрения и отстаивает её, в рамках дозволенного, конечно. Дерзости бы он не потерпел.
Сейчас Эфсун превратилась в молодую женщину с манкой красотой.
Остановив свои мысли, Мустафа резко поднялся и вышел из покоев.
Спустя пару минут он стоял в комнате Айи-султан.
Она сидела за столом, вздрогнула от шума распахнувшейся двери и обернулась.
Встав с высокой подушки, она склонилась перед Мустафой, а он разглядывал её, не подавая разрешения поднять голову.
- Ну, здравствуй, Эфсун, - сглотнув, произнёс он, и услышал тихий, но твёрдый ответ:
- Меня зовут Айя-султан!
