Со стиркой Елина провозилась до самых сумерек. Показав, где в кустах вырублено место и веревки натянуты, Морна ушла справляться к скотине. Не сказать, что стирка – работа непосильная, скорее – скучная. Пока одежда вываривалась, Вера – а точнее, Елина, надо, надо привыкать к новому имени – от скуки рассматривала ведро. Странное какое. Не дерево, не кожа, не ткань. Трубка широкая из непонятного материала. Дно – деревянный круг, сверху кольцо – прут, типа ивовой ветки, распирает эту мягкую трубку, и две рейки от кольца к донышку – для жесткости, чтобы ведро форму держало. Легкое оно и удобное.
Столько всего нового и непонятного в этом мире...
Шёлк паучий – это из чего? Неужели правда пауков разводят?
Единый – кто такой?
Нет, понятно, что божество местное, но какое оно?
Может, он монстр, и ему по праздникам людские жертвы приносят...
И самое загадочное – до сих пор она не видела ни одной мухи, мошки или комара. Хорошо, конечно, но уж больно странно. Даже у скотины в хлеву мух нет. А вот черви в навозе – есть.
Может, здесь мошкара позднее появляется, а сейчас еще не сезон?
Странно...
На улице не меньше двадцати градусов. А в полдень – так и ближе к двадцати пяти.
Надо будет аккуратно все это выспросить. Это даже хорошо, что Морна такая простая. Хоть не заподозрит ничего. Хотя...
Что тут заподозрить-то можно?
Сама ситуация переселения в тело девушки – да кому такое в голову придёт?
Елина уже развешивала последние тряпки, когда от дома послышался крик:
– Еля-а-а! Скоро ли ты тама?
– Иду уже!
Морна ждала ее на пороге.
– Пошли вечерять, поздно уже.
На ужин Морна приготовила большую яичницу, к ней – суховатые лепешки, и по кружке молока.
– Ты ешь, ешь давай, а то тощая, аж смотреть жалостно.
– Да я ем, вкусно всё, спасибо. А вот спросить хотела: там, в подполе творог. Это для еды или на продажу?
– Дак если хочешь – давай сбегаю, принесу!
– Да нет, спасибо, это уж на утро. А почему не продаешь? Или в селе у всех коровы есть?
– Не-е, корова – это у кого достаток в доме. А Мыса у нас еще молодая совсем. Телёночка мы отняли, продали, а молока она маловато дает. Неча пока продавать. Что дает – все сами и съедаем.
– Морна, а расскажи, пожалуйста, про Единого.
Морна подумала, пожевала губами и строго сказала:
– Ты, Елька, с этима спасибами поменьше давай. А то – как чужая. Ты опосля болезни и говорить-та чудно стала...
– Я, Морна, не знаю, как по-другому говорить. Уж как получается.
– Ладно, главно – ты при чужих не болтай. Так-то ты и раньше всё больше молчала. Эко диво: девке семнадцать годов, а у нее и подруг нет. Меня даже Лещиха допытывала, чой-та я тебя не пускаю гулять с девками. А я и не держала никогда. Сама ты по себе такая – нелюдимая. Ну, оно и лучше, меньше разговоров. Ну, ты не болтай, ешь давай, и так одни мослы. А девка справная должна быть. Хотя и матка твоя была тонюсенька, даже после родов не раздобрела. Про неё сказывают, что она у самой герцогини старой ещё в вышивалках была. Не знаю, правда ли, нет ли, а шила она знатно. Много про неё болтали-та по деревне.
– А что ещё болтали?
– Ну, сказывали, что герцогиня ей мужа нашла, бедного, но из знатных. Прям дворянин вроде как. Хотела ее при дворе своем навсегда оставить служить. Чтобы как будто она, матка-та, фрейлина была ейна и шила только для неё. Почёт ей значит такой. А Линда, вот, в рыбака простого влюбилась и не схотела замуж идти и тама служить. Хотя и отец – согрей его Единый! – мужик справный был и собой красивый. Ну и деньга водилась у него. Ну вот они с городу-та от греха и переехали сюда, в этаку даль. Тута все обустроили, а через два года ты и родилась. Ты ешь давай, зубы-та не заговаривай.
– Сыта я уже, не лезет больше. Морна, а давай чаю ещё попьем? Или на сегодня дела ещё есть?
– Нету никаких делов. И так утопталась я.
– Ты сиди, я чай сама сделаю.
– Ну делай, тама вода-та поди закипела. Я всегда, как сготовлю – воду ставлю на огонь. Пока пожрали – она и согрелась. Или чай пить, или посуду помыть – всяко сгодится. И ты так приучайся. А чай-та, вона, в мешке остатний. Заваривай, тока следи, чтобы не кипел, а то кипелый не вкусный будет. А завтрева мы с тобой с утра тогда за новым сходим. Я кажду неделю хожу, собираю и сушу на два мешка. Один сейчас пьём, один на зиму припасаю. Утречком Мысу подою, обряжу в стадо и пойдём.
За чаем Елина вернулась к разговору о Едином. Но толком ничего не добилась. Не слишком Морна разбиралась в религиозных делах. Два дня отмечают в году праздники. Весной, как просыпается Он, осенью – как засыпает. Храм есть в городке соседнем, там жрецы служат. Кто, если жениться хочет или ребенка освятить – надо ехать туда и подношение нести. Сколько кому по средствам, но не сильно мало. Или там пару курей и корзину баки, или ткани отрез хороший. Богатеи, бывает, целую свинью отдают. Надо, чтобы дар от души был, и не жалеть потом о нём.
– Морна, а другие боги есть?
– Тьфу на тебя! Каких тебе ещё других? Про Тёмного на ночь не вспоминают, эка пакость в голове у тебя. Иди уже к себе, уморилась я сёдня, завтрева поговорим.
Елина встала и шагнула к комнате.
– Постой.
Морна подошла к ней, провела ладонью по лбу.
– Сохрани тебя Единый и дай светлых снов, – потом подтолкнула в спину. – Иди уже, несмышлёна.
Глава 8
Спать пока не хотелось. Да и свет мерзкий от доски тоже мешал бы. Надо в сундуке с приданым посмотреть тряпку и завесить это безобразие. При таком свете уснуть сложно.
Она протерла стол влажной тряпкой и подождала, пока он просохнет. Тоже странность: едят в той комнате, а стол и здесь поставили.
С трудом подтянув сундук ближе к столу, Елина начала опустошать его.
Стопки одежды, тканей, мешочки не пойми с чем...
Ну, начнем...
Сперва она рассмотрела отрезы ткани. Часть – узкие, как раз тунику сшить. Часть – широкие, по краю вышивка. В основном – шёлк, получше качеством, чем тот, в котором она очнулась, потоньше и поплотнее. Цвета все светлые, нежные. Только один кусок ярко-бирюзовый. Края отрезов рассмотрела с интересом. Обычно шёлковые ткани сыпучие, а эти – нет, не крошатся края. Это хорошо. Шить удобнее будет. Здесь машинок нет, всё ручками придётся. Выбрала один отрез, прикинула к кровати. Пойдет, широковат, правда, это, наверное, на двуспальную кровать, но не будет она без простыни спать. Дальше – шесть наволочек. На всех парные вышивки. Очень красивые рисунки. Получается – три комплекта белья у неё. Наволочку у себя тоже поменяла. Ох, и поганая же подушка, как опилками набита. К ним – одно одеяло. Сплетены шёлковые нитки, между ними пополам шерсть, вроде бы овечья, и что-то белое, непонятное, пучки волокон тонких-тонких, но не нитки.
Ладно, потом узнаю...
А красиво смотрится, лёгкое такое. И похоже – тёплое. То, в которое сегодня ее Морна после купания закутала – попроще, не такое красивое и пушистое. Но старым она не будет укрываться. Его – точно в стирку. А тем, в которое куталась, и будет пользоваться. Пушистое явно делала Морна в приданое. Не стоит ее огорчать. Пододеяльников здесь нет. Ну, американцы спят без них, просто одеяла чаще стирают. Пока можно и так.
Дальше пошла одежда...
Туники длинные, примерно миди. Широковаты на нее. Скорее всего – от мамы девочки остались. Вышивки – хоть в музей. Отложила пока. Четыре простых туники из сероватого шёлка, без вышивки. Ну, это повседневное.
Три фартука длинных, один с яркой вышивкой крестом.
Туфли. Кожа мягкая, даже как бы каблук из нескольких слоев склеенной кожи сделан. Невысокий, сантиметра полтора всего, устойчивый. И по мягкой бежевой коже вместо пряжки – прямоугольничек вышивки крестом. Очень красивые. Такие она бы и дома носила.
Полотенца, шесть штук. Не шёлк. Похоже – хлопковые, рыхловатая ткань, толстая. Широкие, как раз на банные сгодятся.
Мешочки. Просто пустые мешочки разного размера из грубого сероватого шёлка. На некоторых вышивка темно-красными нитками. Орнаменты не сложные, но симпатичные. Даже пересчитывать не стала, но не меньше десятка, а то и больше. Это, видать, на своё хозяйство – под крупы и травы сушёные. И восемь штук набитых мешочков. Пять из них – мягкие. Развязала – а там шёлк на вышивку. Цвета, опять же – все пастельные. Странно, вообще-то. Обычно крестьяне что поярче любят. Хотя богатство оттенков просто поражает. Одних зеленых – десятка полтора моточков. И серые – 8 цветов. И голубые нежные. В остальных мешочках все оттенки роза-персик-слоновая кость. И два мотка очень ярких – синих, разного оттенка, васильковый и глубокий ультрамарин.
Душа пела – это сколько же красоты можно вышить!
В оставшихся трех мешочках, самых маленьких – украшения и бусинки россыпью. Некоторые нанизаны на нитку по десять-пятнадцать штук. Это можно в работы вшивать. Бусины все круглые, стеклянные. Цвета разные. А вот граненых нет.
Дома Вера интересовалась всем, что связано с вышивкой, кружевом, бисером. Много читала и смотрела. Огранка камней появилась вроде бы в четырнадцатом веке. До этого только кабошоны были.
Хотя...
Имеет ли смысл сравнивать Землю и этот мир – кто знает. Здесь все не так...
Как-то внезапно навалилась усталость.
Вера быстро сложила стопки тканей в сундук, сверху небрежно кинула мешочки с бусами. Завтра будет день – будет время рассмотреть. На светящуюся доску накинула одну из простых туник. Её можно не убирать – понадобится на смену. Быстро улеглась – глаза уже сами закрывались, подумала: «Ведь как странно... Думаю я на русском, а говорю – непонятно, на каком...», – это была последняя связная мысль.