Реки, полные вина

Я уже третий день отдыхал у тетки в деревне. Я очень устал, целый месяц работал без выходных, два года не был в отпуске, и теперь наслаждался абсолютным ничегонеделанием. Тетка была бездетная, муж у нее еще в войну погиб, она была рада-раденшенька, что я приехал, хлопотала по хозяйству, не переставая расспрашивать меня об отце с матерью, о жене, детях, родственниках, о городском житье-бытье, и не разрешала мне ничего делать. Два дня я провалялся так, на третий день решил чем-нибудь заняться и для начала пошел с соседским мальчишкой Петькой ловить в озере бреднем карасей. Карасей в озере было мало, я со скудным уловом в руке и с мокрым бреднем на плече направлялся домой, когда мне навстречу попался мой дальний родственник, дед Кузьма.

— Здорово! — поприветствовал он меня еще издалека, — гляди, приехал?

— Здорово, Кузьма Васильевич! — я подошел поближе, пожал протянутую руку.

— Отдыхать приехал? — спросил Кузьма, — скажи мне, пожалуйста, отчего это вы, городские, все отдыхаете, а? Вы и там, в городу, ничего не делаете, и сюда отдыхать ездиете. А?

Зная ехидный нрав деда, я спорить не стал.

— Вот, видишь, дед, работаю, рыбу ловлю, — я показал ему улов.

Вся деревня знала, что дед терпеть не мог ни рыбы, ни рыбаков.

— Тьфу, работу нашел, — сплюнул Кузьма, — тоже мне, работа! Чем бы другим занялся, гляди!

— Ну ладно, Кузьма Васильевич, не ворчи. Вот тетке помогу, ей огород полоть надо.

Дед был неумолим:

— Так разве ж это для мужика работа — полоть? Это бабья, гляди, работа!

— Так тетка же старая, помочь ей надо.

Дед возмутился:

— Она старая? Тогда я какой? Ей сколь годов-то, тетке твоей?

— Шестьдесят один.

— Во, на пятнадцать, гляди, годов меня младше! Старая она! Еще замуж можно отдать!

— Ты ей не скажи, — улыбнулся я.

— Слушай, — дед искоса взглянул на меня, — ежли ты хочешь поработать, давай завтра со мной сено возить! Мне в лесничестве сена дали как участнику войны. Копешки три накосил, немного. Завтра лошадь в колхозе беру, поедем с Витькой. А с него какая польза, с Витьки-то? Молодой, да лентяй еще. Поехали, гляди. Али ты забыл уже, как вилы держать?

— А где твое сено? — спросил я.

— А там, — дед махнул рукой, — в Давыдовом лесу.

— Это где?

— Забыл уже? — Кузьма укоризненно покачал головой. — Помнишь, позатем летом за дровами твоей тетке ездили? Ну, во-о-н там! Вот это виднеется — это Татарский лес, а потом влево свернуть — и вдоль оврага, а там направо, через сосны — и уже на месте, поедешь, али нет?

— Поеду, уговорил, — весело сказал я.

— Ну, мы с Витькой утресь подъедем. Не спи, гляди, долго.

Я пришел домой, и пока тетка чистила рыбу, рассказал ей о предложении Кузьмы. Тетка осталась недовольна:

— И чего ты на него будешь работать? Вон у него свои зятья и внуки есть, да и дочери — кобылы здоровые! Любит он дармовщину… Да и сам еще бугай-бугаем…

— Старый уже, — защищал я Кузьму.

— Ага, старый! — возмутилась тетка. — Он хоть и старый, а здоровее меня в десять раз! Ничего ему, кобелине, не делается! Жену уж когда похоронил, а сам, как жеребец, прости Господи…

— Ладно, тетя Настя, у него там всего, говорит, три копны…

— Делай, что хочешь, — досадливо махнула рукой тетка…

Рано утром за окном послышался топот лошади и скрип телеги. Кузьма скрипучим голосом крикнул:

— Эй, Настя! Где там твой гость? Чать, спит еще?

— Иди, зовет, — тетка не удостоила Кузьму ответом.

Я вышел, на ходу дожевывая кусок хлеба с салом.

— Садись, — Кузьма показал на телегу. — Во, для тебя сена положил! Вы, городские, все помягче любите!

— Здорово, Витя! — поздоровался я с внуком Кузьмы, который правил лошадью. Тот буркнул в ответ что-то невразумительное.

— Что, достал дед и тебя своим ехидством? — спросил я, с удовольствием укладываясь на мягком, пахучем сене.

— Он достанет! — ответил Витька.

Мы поехали. Свежий ветерок ворошил сено, голубело небо с белой тряпочкой облака на нем. Топали по земле копыта лошади, поскрипывали тележные колеса… Хорошо!

Дед Кузьма и Витька, видимо, поссорились серьезно и теперь молчали.

Мы въехали в лес. Тонкие осинки и березки склонялись над дорогой с обеих сторон, мы ехали как будто в тоннеле, в зеленой кружевной тени.

Однако я вынужден был подняться. Назойливые комары лезли в лицо, садились на руки, впиваясь в тело сквозь рубаху.

Витька тоже отмахивался от комаров, а Кузьма не обращал на них никакого внимания.

Я закурил. Витька обернулся ко мне:

— Дайте и мне. Может, кусать так не будут.

Я протянул ему пачку, Витька тоже закурил.

— Ну, задымили, — досадливо отмахнул дым Кузьма,— как чува­ши, гляди.

— Чем тебе чуваши-то не угодили? — спросил сердито Витька.

— Зачем не угодили? — удивился Кузьма,— я против их ниче­го не имею. Поговорка такая — дымит, как чуваш.

— А ты ведь, дед, когда-то тоже курил? — спросил Витька. — Тоже, как чуваш, дымил?

— Как чуваш, — добродушно согласился Кузьма.

— И давно бросил, Кузьма Васильевич? — мне интересно было поговорить на эту тему. Я несколько раз бросал курить и снова начинал.

— Давно... Как меня контузило, так, гляди, и бросил. Посля кон­тузии как закуришь, голова так болеть начинала, что тут не захо­чешь, а бросишь. Пить тоже нельзя. Белое нельзя, красное можно, — торопливо поправился Кузьма, услышав ехидное покашливание Витьки.

— Белое — это водка? — спросил я.

— Ну да, она, — согласился дед.

— И где ж тебя контузило, Кузьма Васильевич? — спросил я.

— Под городом Ениксбергом. Когда Ениксберг брали.

— Кенигсберг! — поправил Витька.

— Ну да. Вы, молодые, гляди, лучше нас знаете, где мы были, как, чего. Мы-то там были, а вы зато знаете,— съехидничал Кузьма Ва­сильевич.

— А ты с какого года? — спросил я.

— С девятьсот первого.

— И что, этот год еще брали на Фронт? Тебя когда мобили­зовали?

— Взяли-то меня в сорок первом, осенью, а на фронт я попал только под этим, самым… Ениксбергом. Это когда было?

— В сорок четвертом, наверное. Или в сорок пятом,— сказал я.

— Ну, гляди, все знают. Лучше меня,— дед не то с похвалой, не то с осуждением покрутил головой.

— А до этого ты где служил?

— В ВНОСе,— ответил Кузьма.

— В каком еще носе? — фыркнул Витька.

— Войска наблюдения, оповещения и связи,— сказал я.

— Во-во, я и говорю — вы лучше меня знаете,— опять уколол дед.

— Ну и что там за служба? — допытывался я.

— А такая служба. Дадут тебе биноклю, залезешь на вышку и глядишь во все стороны. Как где загудит — глядишь. Увидишь само­лет — сейчас смотришь, какой — такая бумага была, на ней все са­молеты нарисованы, называется силует. Вот. По этому силуету и гля­дишь, какой самолет летит, телефон берешь и докладаешь — какой, наш или не наш. Я уж теперь позабыл, какие самолеты бывают, а дол­го, гляди, помнил…

— О, дед локатором работал! — рассмеялся Витька.

— Чего? — не понял Кузьма.

— Ничего, проехали.

Кузьма огляделся:

— Как проехали? Далеко еще!

Витька фыркнул.

— Смеется, гляди, над дедом, — Кузьма помолчал, потом продол­жил свой рассказ:

— Там все девки молодые служили, да нас, стариков, маленько добавили к им.

— Ну, уж ты, наверное, погудел там,— подковырнул Витька.

— Как это — погудел? — не понял Кузьма.

— Ну, с девками-то.

— А-а! — усмехнулся старик,— не, куды уж нам! Тама вокруг их все литинанты крутилися. Страсть сколь этих литинантов там было, больше, чем на фронте... На фига тем девкам старые солдаты, когда там молодые литинанты есть?

— Ну да уж, а ты там сидел и ничего тебе не досталось! — продолжал подначивать Витька. — Небось, там и лейтенантам, и тебе хватало!

Кузьма ничего не ответил. Лес поредел, мы выехали на опушку.

— Кузьма Васильевич, а как ты на фронт-то попал? — спро­сил я.

— Как попал? — усмехнулся Кузьма,— так вот и попал! Под Ениксбергом мы были… Заходит командир: “Айда во двор строить­ся!” Построилися, стоим. Приходит генерал. Как начал шуметь: “По­чему у вас здоровые мужики с девками в тылу сидят! Сейчас их на фронт!” Ну, и попали мы на Фронт. В пехоту.

— Ну, и как? — спросил Витька.

— Чего как? – опять не понял Кузьма.

— Как ты там воевал? С немцами воевать лучше или с девками?

Дед разозлился:

— Чего ты понимаешь? Я за энтот Ениксберг две медали полу­чил, да! Одна — за взятие Ениксберга, другая — за отважность! А еще грамоту от Сталина! С благодарностью! И контузию впридачу, чтобы, гляди, не скучно было...

— А почему тебя, Кузьма Васильевич, так долго из армии не отпускали? — чтобы разрядить обстановку, спросил я. — Вот все говорят, что ты пришел только в сорок восьмом, когда уже я ро­дился.

— Да, я пришел — ты уж в люльке, гляди, пишшал.

— А чего ж ты так поздно? Ведь старшие возраста раньше отпускали.

— Вот я и говорю — вы лучше нас все знаете.

Он помолчал, потом сказал:

— А поздно я пришел потому, что в Китае был... Посля Герма­нии собрали нас в эшелон и повезли. Мы думаем — домой везут, а нас мимо дома с песнями — да в Китай, японца бить.

Он снова помолчал.

— Чудная страна эта — Китай... Гляди, никакой скотины тяг­ловой нет... Ни лошадей, ни быков...

— А что ж у них, ослы, что ли? — спросил Витька.

— Не, и ослов нету... У них такие, как ты, заместо ослов.

— Ага, а может, как ты? — обиделся Витька.

— Не, я уж старый. Они, китайцы-то, запрягутся в тележку и ве­зут, что надо. Трюх-трюх-трюх... Сено там, дрова али чего... Тележка о двух колесах...

— И много так навозишь? — фыркнул Витька.

— Да, навильника три, не боле, увезешь. А в городу, так люди друг на дружке ездиют! Ей-Богу! Такая тележка, один сидит, дру­гой за оглобли тянет. И бегом, зараза, все бегом, гляди!

— Рикша,— авторитетно сказал Витька.

— Чего? — не понял Кузьма.

— Рикша называется такой человек.

— Я и говорю,— кивнул дед,— все вы знаете, да...

— А дома там плохие, — сокрушенно покачал Кузьма головой, — из жердей, и глиной обмазаны.

Он повернулся ко мне:

— Вот случай был... Мы тогда за японцем гналися. Больно шиб­ко он удирал, догнать не могли. Вот, посадили нас на танки. Ты на танках ездил? — спросил он меня.

— Нет.

— Это тебе не на сене. Всю жопу отобьешь! Да, так вот, коман­дир, майор то ись, подозвал меня: “Как Фамилия?” — “Сидоров!” Он и говорит: “Ты, Сидоров, я вижу, мужик сурьезный...” — Витька хмык­нул, дед посмотрел на него, но не стал связываться. — “Так вот, сядешь на передний танк, вот тебе рация. Сюды кнопку нажмешь — слушаешь, сюды — говоришь. Будешь связь держать. Понял?” — “Чего тут не понять,товарищ командир!” Вот... “Будешь со мной связь держать,я в середке поеду”.

— А он тоже на танке ехал? — спросил Витька.

— Ну, что он, дурак, что ли? Он на машине. Немецкая, вроде га­зика нашего... Да... Сел я на танк, едем. Заехали в китайскую де­ревню. Глядим — магазин ихний. Замок висит — с твою, Витька, го­лову. Танкисты остановилися, вылезли, зацепили за дверь тросом и дернули. Так, гляди, замок-то целый, а стенка выломалась. Потому что там жерди да глина.

— Ну и что там было? — спросил я.

— Что-что... Вино, конечно. Выносят они ящик вина. Какое-то желтое, не знай, что за вино...

— Не досталось? — спросил Витька.

— Какой там досталось!.. Рация у меня пишшит. “Слушаю!” — го­ворю. “Сидоров! — это майор кричит,— что это у вас случилося?” — “Не знай, — говорю,— товарищ майор, у танкистов чтой-то сломалося”. Да. И второй танк таким же манером остановился, и третий — и все по ящику ташшат. А майор-то на горке, видит — что такое, все ломаются? Ну, он что, дурак, что ли — догадался. “Сидоров, — кри­чит по радиво, — постучи там танкистам и скажи,чтобы останови­лися! Дай им рацию!” Я постучал, рацию отдал. Майор им что-то сказал — они стали. Майор на машине подъехал, вылез, танкистов строем постановил: “Айда, — говорит,— выноси, чего взяли, складай в кучу!” Ну, танкисты вынесли, поскладали. Майор затылок почесал:

“Взять, — говорит,— по одной бутылке на танк!” Взяли. “Айда, — говорит, — вперед, поехали!” Ну, мы поехали, а я гляжу — чего бу­дет? Майор берет гранату, ба-бах в кучу — токо стекла полетели! Вино так ручейком, гляди, и потекло!

— Во дед дает! — сказал Витька, — то с девками всю войну, как в малине, прожил, то у него реки, полные вина, как в песне!

Кузьма Васильевич замолчал обиженно. Так мы проехали минут десять. Солнце поднялось, начинало припекать.

— Реки, говоришь, полные вина... Да... Я, сынок, и не такие реки видел...

Он отогнал назойливого овода и продолжил:

— Посля уже того, как ихний самый старшой, японский,как его?..

— Микадо,— подсказал Витька.

— Какая еше микада?! — возмутился Кузьма.— Ампиратор их­ний, дал приказ на капитуляцию, приехали мы в город китайский, не помню, как он назывался. За продуктами нас наладили, на подводах. Едем мимо станции, вдруг — стой! Дальше не пушшают. Ну, мы с еше одним мужиком пошли поглядеть, чего там. А на станции эшелон стоит, теплушки, полные японцев. Паровоз отцепили, а они стоят. И кто ни подойдет, стреляют. Уже, говорят, три дня эдак-то. Им по радиво приказ ампиратора читают, по-японски, они — ни в какую! Стреляют, и все. Ну, мы стоим, глядим... Видим — пулеметы привезли и становят. Много! И по им стрелять хотят, по вагонам, значит. Ко­мандир командовает, уже в годах: “Туды становь,сюды!” Я гляжу — не ладно делают. Подошел к ему, руку к фуражке, говорю: “Товариш командир, не надо бы эдак-то делать! Они, чать, тоже люди, посидят дня три еше, кушать захотят, сами выйдут!” Он как зашумит: “Почему посторонние! Почему не в свои дела лезешь! Под трибунал его!” Меня, то ись. Плюнул я и отошел. А чего сделаешь? Да...

Дед помолчал.

— Ну, постановили пулеметы, как вдарят! Токо шепки от ваго­нов полетели! Долго били, потом замолкли — тихо. Японцев не слы­хать. Подождали, подошли — не стреляют. Я подошел, гляжу — из ва­гона струйка течет. Из другого, третьего... Лужа натекла — ручеек потек, к другому вагону, там тоже лужа...И так под конец уже и большой, гляди, ручей...

— И что там текло? — спросил Витька.

— Что-что... Кровь, вот что... А ты говоришь, реки, полные ви­на... Не токо вина, гляди... Витька, черт, сворачивай, кудыть тя не­сет, поворот проехали! Вон же копны-то, за кустами!.. Заболтался я с вами, да…

Автор: Анатолий Головин

Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.