-Для начала умница Легис взвесила все за и против того, чтобы избавляться от нянек-мамок Удабери…
-Да сколько лет было этой Удабери и сколько нянек-мамок ей было надо? – воскликнула Мурчин, - я, конечно, понимаю, что возраст брака для простецов наступает довольно рано, но не настолько же рано, чтобы они нуждались в няньке, да не в одной.
-О, такова людская природа. Чтобы бесхлопотно, не в ущерб себе, вырастить дитя, матери у простецов должны помогать самое меньшее две няньки. У знатных особ их всегда побольше. А взрослеет простец годам эдак к двадцати пяти, когда у него намечаются первые признаки старения. До этого он не очень-то своим умом живет. Вернее, пытается, но какой там у него ум до двадцати пяти? Нужен наставник. А потом, когда дитя вырастает, попробуй от этих нянек-мамок отделайся. Привязанность велика. Порой няньки доводят дитя до глубоких седин и освобождают от своей опеки только со своей смертью. Иногда одна и та же нянька может вынянчить три поколения одной и той же семьи, передаваясь по наследству. То же было и с Удабери, которая… вроде бы ей было лет двадцать пять, когда Легис поступила ей на службу… она и шагу не могла ступить без трех престарелых кумушек, которые знали, как жизнь за нее прожить.
-И ей свободы не хотелось?
-Хотелось. Но кололось. И Легис знала, что удумать. Она нашла то, ради чего Удабери захотела бы обойти нянек. Точнее того, ради кого молодая княжна пожелала бы воли. Княжна, так толком и не понявшая, ради чего ее сначала потащили в Сантеру, а потом поспешно вернули обратно… Легис прислушалась к тому, о ком чаще говорят служанки в девичьей, о ком чаще могли бы рассказывать госпоже в обычных прядильных посиделках. И решила воспользоваться этим. Предметом девичьей болтовни был в то время некий дворянин Джилен Сетрамайи, наемник из Лагрии. Из тех, чей горячий нрав и дерзкие выходки на грани нарушения закона постоянно дают пищу для новостей. Лихой наездник, шумный гуляка, вечно попадавший в какие-то истории про пьяные драки, любимец женщин, про которого вечно гуляют полузамятые сплетни о том, что он то ли какую-то похитил и увез, то ли какая-то из-за него попыталась отравиться, то ли он из-за какой-то подрался на поединке с жесткими условиями. В общем, очень удачный выбор. Легис достаточно было намекнуть Удабери, что этот лагрийский наемник посмотрел в ее сторону, чтобы смутить ее покой, а самому Джилену дать понять, что на него подняла глаза сама сестра князя. Тот не был семикняжцем, не понимал, насколько дерзок его поступок, да и давно потерял понимание, где для него, всеобщего любимца, границы дозволеного. О, Легис могла стать паромщиком между этими двумя, и обрести власть над Удабери, но оставался триумвират из нянек-мамок, бдительно следивший за каждым шагом княжны. Они мигом угадали от черноокого красавца опасность и тотчас установили за ним такую слежку, что никакой разведке не под силу, кроме как кумушкам на княжеском подворье. Но сделали это они как раз тогда, когда Удабери стала ими тяготиться и возжаждала от них избавиться. И Легис ей помогла.
-И она не побоялась устроить несколько смертей в при дворе князя? – спросила Мурчин, которую уловки ведьмы Легис явно занимали на предмет того, как можно жить среди простецов не пойманной.
-А почему сразу смертей? – усмехнулся Вилхо, - в ту эпоху надо было действовать очень тонко, почти ювелирно. Убрать троих знатных дам и четверых самых глазастых служанок. Разве столько смертей можно устроить незамеченными?
-Если собрать их всех вместе и устроить несчастный случай, - сказала Мурчин, - например, потонувшую лодку.
-Со всеми мегерами как на подбор?
-Ну, сунуть туда парочку других, посторонних, для отвода глаз…
-Чтобы было еще больше толков и разбирательств? О нет, подобное себе Легис позволить не могла. Она вышла из положения иначе. И что замечательно – она управилась с этими старухами почти без магии. С первой она просто обошлась так, чтобы ту хватил удар. Чтобы угодить этой няньке, Легис закармливала ее любимыми сластями…
-С заклятьем?
-О, нет-нет, никакой магии! Если бы она ее применила, ей бы точно пришел конец. Родственник этой старухи был выжлятником в ранге стрижа. Самый высокий ранг ведьмобойц…
«И других охотников» - мысленно добавил Раэ, а у самого сердце дрогнуло. Похоже, взволновало это и Мурчин, которая заподдакивала, давая понять, что разбирается в рангах Цитадели. Уж конечно для нее это была та еще история: ведьма ходит рядом со стрижом, который должен уметь вычислить ее за версту… и тот как слеп!
-Так она чуть ему не попалась на этих сладостях. Зашел он как-то раз к этой няньке гостить, та его принялась потчевать, велела принести пирожных, приготовленных Легис, тот надкусил и сразу спросил, кто готовил. Догадался, что за их приготовлением стоял слишком большой опыт. Еще бы, Легис было когда усовершенствоваться - за срок величиной в несколько жизней этого выжлятника. На ее счастье к приготовлению присоседилось столько желающих отличиться и похвастаться перед гостем, что до нее и дело не дошло. Тогда этот выжлятник просто решил, что над сластями несколько стряпух расстаралось… Так вот, от ее сластей старуху так разнесло, что она еле двигалась. Как раз Легис подгадала ее угощать и угощать к тому времени, когда надо были идти в одно паломничество, недалеко, но вот только пешком да по жаре. Уж как Легис отговаривала эту кумушку идти самой, взять носилки, а к ее уговорам присоседились и другие… потом все разом причитали, что подобное рвение стоило ханже здоровья. Той не хотелось упасть в глазах поборников благочестия – двинулась-таки пешком, хотя еле ходила! Легис знала, что у той вот-вот могло случиться кровоизлияние в мозг…
-Вы же сказали, что она почти не пользовалась магией, откуда у нее такие сведения?
-Потому, что именно что «почти». Прощупать мозг спящего глубокой ночью, пока никто не видит – это одно из немногих, что она могла себе позволить. Но, как видите, она и с этим малым преимуществом могла воевать с простецами. Она обнаружила, где тонко и сможет порваться. Надо было только немного этому помочь, чтобы кровоизлияние было серьезным… и вот так вышло, что старуха слегла, да еще и онемела. Впрочем, на радость многим, потому как пока могла говорить, всех беспрестанно пилила. Вот так Легис избавилась от одной из нянек-мамок, самой шумной и несносной, а вслед за ней и от ее служанок, которые должны были оставить службу при дворе и превратиться в сиделок. И даже опасный ведьмобойца в ранге стрижа уже не мог зайти в палаты к княжне как в гости, чего больше всего опасалась Легис. Как видишь, никого не надо было убивать!
Мурчин закивала, словно усваивая урок. Вилхо понимающе улыбнулся: ведьма охотно училась везде, где только можно.
-Что ж… со второй нянькой-мамкой пришлось повозиться. Нужно было и время выждать, и случай подстроить, да такой, чтобы никто не связал его с предыдущим и не догадался, что от нянек избавляются. Вторая старуха была задачкой посложнее. И Легис, признаться, ломала голову так и эдак, прежде, чем взяться за дело и все не могла придумать. Грех чревоугодия та нянька осуждала еще как, да хватит и одного устранения с помощью сладостей. Так же намеченная жертва осуждала грех лености. Задолго до того, как будильник придет стучать в окна, она поднимала служанок для работы. У нее была бессонница, и раз уж она в третью ночную стражу не спит, то и другим нечего в постелях залеживаться.
-Бессонница? – переспросила Мурчин, - это как?
-Это когда простец хочет спать, но не может. Вы еще не дочитали до того места мою книгу о нарушениях сна у простецов?
-Ох-х, - виновато махнула рукой Мурчин и виновато рассмеялась, - нет, не дочитала… ах, как же я попалась!
-Ну что ж, не тратьте время зря. Мы его теряем больше, чем простецы. Имеем больше и теряем больше. А подобные вещи знать все же надо…взять хотя бы эту старуху. Легис хорошо порылась у нее в мозгу и поняла, что там дремлет еще одна опасная болезнь. Надо только дать ей ход. А тем временем мегера когда сама не спала, сдергивала с постелей служанок «пораньше» и принуждала сразу садиться за прядение или тканье. Из-за нее Легис тоже чуть не попалась. Ей-то времени для сна было достаточно, и служанки, мучившиеся от недосыпа, стали над ней пошучивать уж не ведьма ли она. Но вот только с таких шуток все и начинается… Пришлось ей поспешно учиться притворяться измученной недосыпом перед девушками и бодрящейся перед этой мегерой. К тому же все это доставляло хлопот и нам. Легис не могла даже ночью ко мне пробраться для передачи сведений. Как бы она объяснила собственную пустую постель тем, кто не спит глубокой ночью? А я ей ничем не мог помочь, чтобы себя не выдать. Но Легис затаилась и стала выжидать подходящего случая. Я не верил, что он представится. Но я недооценивал Черный Алмаз…
И как раз тогда, в одни прекрасный зимний день, к ней неожиданно заявился Сорафо. Свалился как снег на голову и едва не поломал нам всю игру. Он поработал в учетной палате князя, пообсмотрелся при дворе, и был уже наслышан, как живут прислужницы Удабери. И даже своей матери Нун отписал, что та, скорее всего, оказала медвежью услугу многострадальной сироте Легис тем, что пристроила ее в придворные дамы. Небось, мается бедняжка при дворе и никому не скажет, как ее тут изводят мамки-няньки. Сам князь был бы рад избавиться от этих несносных мегер, но те были родственницами влиятельных дружинников, с которыми Лавараола не хотел ссориться. Все, что он мог делать, это по просьбам Удабери иногда одергивать нянюшек, если те уж настолько перегибали палку, что даже затюканная ими княжна начинала прозревать и соображать, что они «слишком уж правильные». Нун же со всей поспешностью ответила Сорафо перепуганным письмом о том, что знать не знала о таких подробностях, слыхала только, что о дворе княжны отзываются как о благочестивом и порядочном месте, где пребывание для молодой девушки было бы полезным. И просила Сорафо бедняжку Легис отозвать назад поместье, сокрушалась, что совершила ошибку, и не смогла помочь как следует.
Их разговор состоялся на крыльце, и прямодушный Сорафо не знал, что как только он появился во дворе Удабери, все, какие только уши были в ее палатах, прильнули к дверям и окнам поблизости. Ведь к Легис пришел не просто молодой сударь, но еще и Олмар! А к ним при дворе сложилось самое что ни на есть неоднозначное отношение… Сорафо не боялся выложить Легис то, что он думает о палатах Удабери, по-молодому полностью уверенный, что она сейчас, после того, как он покажет ей письмо Нун, расплачется, обнимет его по-братски, признается, что все у нее плохо, и побежит собирать вещи. Ведь он даже договорился взять на следующий день сани, чтобы мчать в Алорк. Вот же попала Легис в переплет! Сорафо стоит на крыльце, по чем свет стоит чихвостит палаты княжны, Легис знает, что все его слышат и закрыть ему рта не может! И ей-то каково? Легис ли отрицать, что ее тут и обругают в лишний раз, и что у нее тут только одна лавка на двоих в уголке, и та на сквозняке, что ее могут заставить работать допоздна да еще и оплеух надают, как простолюдинке, если она одной из маменек под горячую руку подвернется, и той что-то там не понравится. Как она тогда призналась, она сама растерялась и не знала, как поступить? Начать отрицать? Но ведь и так все ясно! Никто не скажет, что тут хорошо. Все девушки, которые были в услужении Удабери, только и мечтали, чтобы тем или иным способом устроить свою жизнь за пределами княжьего дворца. Начать восхвалять это место? Да язык не поворачивался! Ее бы сочли слишком странной. Согласиться с Сорафо? Но ведь это означало бы одно – ехать назад в поместье Олмаров. И тогда прости-прощай такой успех, такой прорыв. Ведь только одной Легис удалось попасть на княжий двор и скрываться там под самым носом ведьмобойц.
На счастье Легис, она попросту не успела дать ответ, потому как к крыльцу подкатили сани, и из него побежали вытаскивать ту самую неугомонную мегеру. Та увидела молодого Олмара на крыльце, раскрыла рот, что он тут делает, у палат Удабери, эдакий кобель и потаскун. Сорафо при всех возмутился – что, мол, сюда можно прийти только за этим? Слово за слово он начал ругаться с этой старухой на потеху всему двору княжны, но вдруг осекся, осмотрел ее песцовую доху, и поспешил убраться прочь, сказал только Легис, что договорит с ней позже. У той хоть появилась возможность обдумать ответ ко второму приходу Олмара.
Но вечером Сорафо явился не один, а с несколькими вирниками и дружинниками князя, и те велели вынести им песцовую доху няньки Удабери. Той стало худо, однако доху пришлось отдать. Как выяснилось, Сорафо не просто мерил в счетной палате сукно, вязал черенки, проверял бочки с дегтем. Он, зараза, от кого-то из своих предков получил отличную память на цифры и не только. А еще, как и все сыновья Адаира, он неплохо охотился и разбирался в пушнине. И когда он увидел песцовую доху на няньке, то у него всплыло в уме количество недополученной князем дани. Как раз песцовыми шкурками. И как раз именно такого песца, что был на няньке. И дань проходила через ее родственника, который числился княжьим сборщиком…В тот вечер Сорафо ничего не удалось доказать, дело замяли так, что и до князя не дошло, однако полностью обелиться нянькиной родне уже не удалось. Сорафо, конечно досталось за то, что сунул нос куда не следует, но у Легис зародился план…
Продолжение следует. Ведьма и охотник.Неомения. Глава 207.
