- Айя, моя Айя! - вскрикнул Мехмед, увидев склонившееся над собой лицо любимой, крепко схватил её за локоть и потянулся губами к таким желанным малиновым устам.
В тот же миг женская рука легко выскользнула из его ладони и, осторожно надавив на плечо, уложила назад на подушку.
Мехмед закрыл глаза и, прежде чем снова впасть в забытьё, услышал взволнованный девичий голос:
- Матушка, он очнулся! Он что-то прошептал и попытался взять меня за руку.
- Ты не услышала, что он говорил?
- Нет, мама, голос был сиплый и слишком тихий…
“Разве я не кричал?” - успел подумать Мехмед, - и сознание покинуло его.
Он не видел, как к нему подошла женщина средних лет в платье неопределённого тёмного цвета, с повязанным вокруг головы светлым платком, приложила пальцы к едва пульсирующей на запястье вене и сосредоточилась на его дыхании.
- Албенка, поменяй ему повязку, а я приготовлю отвар ромашки, - озабоченно наморщив лоб, произнесла она, проходя мимо молоденькой черноглазой девушки с толстыми, не туго заплетёнными косами, обвивающими голову.
Молодица сдула с лица выбившиеся из причёски тонкие пряди волос и снова подошла к кровати с соломенным матрасом, на котором лежал молодой человек с повязкой на голове.
- Мама, а те, другие, что будет с ними? Как ты думаешь, они выживут? - спросила она, аккуратно подняв голову мужчины и приступив к перевязке.
- Не знаю, дочка, одному Господу Богу это ведомо, - ответила женщина, перебирая в руках мешочки с травами, - будем молиться, парни молодые, красивые, жалко их. Вот только, интересно, кто они? Ладно, залечим их раны и узнаем, - рассуждала она. - А вот и ромашка, - женщина взяла щепотку сушёных цветков из мешочка и бросила в плошку с холодной водой.
Неожиданно мирную беседу матери с дочерью прервал раздавшийся из другого угла небольшой комнаты протяжный стон.
- Слава Богу! - перекрестилась та, что была старше, - вот и ещё один вернулся, - направила она тёплый взгляд на черноволосого широкоплечего молодого воина.
То, что это были воины, сомнений у Владены не вызывало.
На днях недалеко от их маленькой деревушки с четырьмя домами произошло ожесточённое сражение, унесшее жизни почти всех его участников.
Владена с такими же, как она, вдовыми женщинами, да с двумя стариками, подождав, когда крики и звон стали стихли, прошли пролесок, и, пересилив ужас от увиденной картины, решили найти живых и попробовать их спасти.
Безжалостная судьба не обошла стороной ни один из четырёх домов поселения, каждая семья потеряла кого-то в сражениях, кого-то угнали татары, горе сделало их милосердными ко всем, и своим, и чужим.
Да они и сами не знали, кто теперь им отец родной, а кто “яко тать в нощи”.
Родом эти люди были из Болгарии, которую почти два века назад захватили османы.
По разным причинам все они перебрались в Молдову и почти сразу пожалели об этом.
Молдавские бояре были ничуть не лучше, а хуже турок, задавили их налогами и податями, обращались как с бесправными рабами, доведя до нищеты.
Здесь, надорвавшись на непосильной работе, умер муж Владены.
Ни сил, ни средств не осталось у этих бедных людей, чтобы уехать назад, вот и решили они коротать свой век в маленькой деревушке, питаясь скудными дарами леса и излечиваясь травами.
Одно волновало - будущее детей, у кого они ещё остались.
Владена жила с дочерью Албеной, которой недавно минуло пятнадцать лет.
Сама она была женщиной грамотной, привезла с собой даже несколько книг, и обучала свою девочку всему, что знала, в том числе и травам, а ещё немного лекарскому делу, которое когда-то давно успела перенять, живя в Болгарии, у своего почившего ныне отца, служившего лекарем в одной из тамошних больничек.
…- Эй, кто-нибудь, дайте воды, - за стоном послышался голос раненого, и Владена сразу определила, что воин из османской конницы: говорил он на турецком языке, а оставшиеся в живых лошади пришли в деревню следом за своими хозяевами.
- Иду, милый, потерпи, - отозвалась женщина, зачерпнула ковшом воды из ведра и поднесла молодому мужчине.
Она помогла приподнять ему голову, поднесла кружку, и он жадными глотками вмиг осушил её.
- Где я? Кто Вы такая? Как я здесь оказался? - едва шевеля пересохшими губами, спросил Башат. Это был он, личный охранник и друг шехзаде Мехмеда.
- Ты в безопасности, милый, битва у вас была, ранили тебя крепко, а мы гуртом подняли вас на телегу и привезли в мой дом, - ласково молвила женщина.
Башат закрыл глаза и несколько минут лежал так, тяжело дыша.
- Спасибо, хатун…- наконец, произнёс он и тут же попытался подняться с подушки.
- Лежи, лежи! Нельзя тебе пока вставать, - ухватила она его за плечи.
- Шехзаде…Гюрхан…Где они? Где шехзаде? – посмотрел он на неё тревожными глазами.
- Не знаю я, милый, где шехзаде. Посмотри-ка туда, может там товарищи твои, - она указала рукой в противоположный угол избы, где на одной кровати лежали двое мужчин.
- О, Аллах! Благодарю! - просипел он, проследив за рукой хатун, - они живы…
- Живы, милый, живы, не волнуйся, только в беспамятстве пока. Один, вон тот, уже приходил в себя, а другой пока нет, но тоже скоро очнётся. Кризис миновал, - ответила она на хорошем турецком языке, и Башат растянул губы в улыбке.
- Аллах! Ты велик! И милость твоя велика! - прошептал он, судорожно сглотнув, и Владена увидела в его глазах слёзы.
- Выпей вот это и спи, сон лучшее из всех лекарств, - поднесла она ему целебный отвар к самым губам.
…Ранним утром следующего дня все трое воинов окончательно пришли в себя.
Мехмед проснулся от того, что кто-то пытался столкнуть его с кровати. Он удержался на месте, резко открыл глаза и тотчас зажмурился от света, хотя в избе ещё было сумеречно.
Солнце только что встало, и его лучи не успели набрать силу, чтобы проникнуть в маленькое окно.
Потихоньку открыв глаза, Мехмед покосился и вздрогнул, увидев рядом с собой мужское лицо в синяках и ссадинах. Присмотревшись, он широко улыбнулся – возле его плеча мирно сопел Гюрхан, повернувшийся до этого на бок и едва не сваливший шехзаде с постели.
“Интересно, где мы? Не похоже, что в плену, - обвёл он комнату внимательным взглядом, обратив внимание на круглый сучковатый пень возле печки, на котором лежала куча крапивы, на небольшие ниши в стенах, заставленные посудой и мешочками, из которых торчали стебли каких-то растений.
- А это кто там? - привстал он, - Баша-а-т! - вырвалось у него, и зашевелился Гюрхан. - Башат! - повторил он громче и услышал в ответ:
- Не кричи, ты мне мешаешь спать, дай досмотреть сон.
- А этому всё гурии сняться, - проворчал охрипшим голосом Гюрхан, и друзья рассмеялись, насколько это было возможно в их состоянии.
- О-о, какая радость! Смех в доме - это к счастью! - раздался приятный женский голос, и в дверном проёме показалась Владена.
- Доброе утро, хатун! Как нам благодарить тебя за твою доброту? - первым поприветствовал женщину Мехмед.
- Вы живы, это самая щедрая благодарность, которая может быть, - ответила она, - сейчас приготовлю вам отвар и накормлю, чем Бог послал. Только завтрак мой не будет богатым, - извиняясь, пожала она плечами.
Скрипнула дверь, и в комнату с охапкой вереска в руках вошла молоденькая девушка.
- Это Албена, моя дочь, - представила её хозяйка. - Сейчас она поможет мне перевязать вас.
Мехмед взглянул на девушку, нахмурился и встряхнул головой. Та, заметив его растерянность, рассмеялась.
- Вам кажется, что Вы уже где-то меня видели? Не бойтесь, Вам не кажется! Когда я Вас перевязывала, Вы приходили в себя и даже хотели меня схватить за руку. Я так испугалась! - весело говорила она, вызвав на лицах мужчин добрые улыбки.
- Албена, пойди-ка потом в лес, пособирай малинки, побалуем наших гостей вкусненьким! - с теплотой в голосе сказала Владена, отметив про себя, что молодые люди хорошие, и опасаться их не стоит.
- Хорошо, мама, - согласилась та, осторожно промокнув повязку на голове Мехмеда, - это, чтобы не больно было, она немного присохла, -улыбаясь, объяснила она, заметив его удивлённый взгляд.
Закончив с делами, девушка взяла туесок и отправилась в лес, а Владена стала по очереди кормить мужчин бульоном.
- Хатун, у Вас, похоже, совсем нет денег, возьмите вот это, его можно отдать в залог и получить довольно крупную сумму, а я потом выкуплю свою вещь, - сделав несколько глотков синюшного варева, Мехмед протянул руку к груди и напряжённо стал себя ощупывать.
- Мехмед, ты ищешь свой медальон? Не ищи, его у тебя нет, - глухо произнёс Гюрхан.
- А где он? Я его потерял? А откуда ты знаешь? Видел? Хатун, может, схОдите на то место, поИщите, - заволновался шехзаде.
- Нет, милый, не пойду, бесполезно это. Если что и было ценного там, всё забрали конники. Мы ведь, когда нашли вас среди мёртвых, только успели погрузить на тележки и скрыться в лесочке, как прискакали всадники, спешились и стали там рыскать, кинжалами махали, наверное, добивали кого-то. Конечно, всё, что было ценного, забрали, - покачав головой, ответила женщина.
- Шех…- только собрался обратиться к нему Гюрхан, как жест Мехмеда остановил его. Понятливо моргнув, Гюрхан продолжил:
- Мехмед, я кое-что успел увидеть. С тебя снял медальон один из тех головорезов, он ещё попробовал его на зуб. Я хотел убить его! - сверкнул он глазами, - но не мог даже шевельнуться. Когда тот повесил его себе на грудь, на него сзади напал другой. Между ними завязалась драка. Тот, с твоим медальоном на шее, пырнул другого ножом в живот, а раненый успел саблей снести ему голову. Больше я ничего не помню, - понуро опустил голову мужчина.
- Жаль, этот кулон был моим талисманом, там изображение…- Мехмед замолчал, и по его лицу пробежала сумрачная тень, - а ведь они не знают, где я. О, Аллах! Как же я не подумал! Гюрхан, Башат, как мы можем предупредить…моих родных?
Молодые люди переглянулись, это никому из них не пришло в голову…
…Тем временем Рустем-ага, отправленный повелителем на поиски шехзаде Мехмеда, был уже далеко за пределами столицы османской империи.
Он умело касался шпорами боков своего резвого скакуна, и тот шёл ровной рысью, временами поднимаясь в галоп.
У Рустема со своим конём были доверительные отношения. Как опытный мирахур, он знал, что бездумно пришпоривая коня, невозможно им управлять. Любой человек с закрытыми глазами скажет, на какое место ему капнула вода, так же точно и лошадь определяет места прикосновения инородных тел к своей коже, в том числе, и шпор. Поэтому, чем доверительнее отношения всадника и скакуна, тем тоньше они понимают друг друга, и тем быстрее всадник придёт к цели.
“А вот и это место, - прошептал Рустем и окинул взглядом землю, которая была на пол-аршина выбита лошадиными копытами. - Здесь на отряд шехзаде напали, неужели его взяли в плен? Как его медальон мог оказаться на чужом теле? Одни вопросы,” - досадно поморщился мужчина.
Он решил спешиться и обойти ещё раз местность в надежде увидеть хоть какой-то знак.
Конь послушно шёл за ним и, вдруг, остановился, потянув ноздрями воздух.
- Ты что-то почуял, Алмаз? - насторожился Рустем, - пойдём-ка, давай! Вперёд! - подбодрил он коня, слегка дёрнув повод, и тот послушно двинулся к лесу.
У самой его кромки Рустем остановился и прислушался. И тут до него донеслись звуки, похожие не то на слабые стоны, не то на тихие вздохи.
Он прищурился, опустил руку на рукоять кинжала и повёл коня по лесной просеке.
Пройдя метров десять, не больше, он чётко услышал стоны, повернул голову вправо и заметил между деревьев светлый бугорок, от которого и разносились слабые звуки.
Приказав коню стоять возле дерева, он широкими осторожными шагами приблизился к живому существу и увидел, что на небольшой кочке, покрытой пушистым мхом, сидит совсем юная девушка и жалобно охает.
- Хатун! - тихонько позвал Рустем, боясь её напугать, - она вздрогнула и бросила на него быстрый испуганный взгляд. - Не бойся меня, хатун, я не сделаю тебе ничего плохого, - поспешил он успокоить девушку и подошёл ближе. - Что с тобой случилось? Тебе нужна помощь?
Его слова прозвучали так искренне и участливо, что Албена, а это была она, громко заплакала.
- Да, мне нужна помощь, меня укусила змея, она ядовита, я знаю, я могла бы высосать яд, но мне не дотянуться, - вздрагивая всем телом, сквозь слёзы ответила она.
- О, Аллах! Хатун, показывай быстрей, куда она тебя укусила, - Рустем присел на корточки и заметил на ноге, там, куда указала девушка, две маленькие точки.
- А теперь, потерпи, красавица, - пробормотал он, вынимая из ножен кинжал, - не бойся, я постараюсь не сделать тебе больно, - медленно произнёс он, ловким движением сделал на ноге надрез и припал к ране ртом.
Албена перестала плакать и с восхищением наблюдала, как умело мужчина высасывает яд, сплёвывает, и повторяет это вновь и вновь с быстротой молнии.
Наконец, он оторвался от её ноги, снял с себя тёмный шарф и крепко перевязал лодыжку выше раны.
- Ну вот и всё, а ты плакала, - ободряюще улыбнулся он и на секунду засмотрелся на приятное личико незнакомки.
У неё были большие карие глаза, белая кожа, малиновые губы и чёрные атласные волосы, уложенные косой вокруг головы, которые слегка растрепались, рассыпались завитушками по шее и прилипли к мокрым от слёз щекам.
- Хатун, ты сможешь подняться? - неожиданно для себя смутившись, спросил он, и девушка попробовала встать, но у неё не получилось сделать и шагу.
- Подняться могу, а идти нет, - пожала она худенькими плечиками.
- Вижу, - сказал он и окинул её оценивающим взглядом, - сейчас я возьму тебя на руки и понесу к моей лошади. Не вздумай брыкаться, а то рассержусь и оставлю тебя в лесу, - состроил он грозную гримасу, и девушка улыбнулась, подавая ему руку.
- Не буду, - усмехнулась она, - мне же надо как-то добраться домой.
Рустем подхватил её на руки, поднёс к лошади и усадил в седло.
- А теперь скажи моему коню, куда тебя везти, - лукаво посмотрел он на неё, и Албена звонко рассмеялась.
- Уважаемый конь, как я могу к вам обращаться? Меня зовут Албена, а вас? – веселилась она.
- Меня – Рустем, то есть Алмаз, - поднял глаза к небу мужчина, и девушка рассмеялась пуще прежнего.
- Так кто же из вас Алмаз, а кто Рустем? – заливалась она, и её голос прозвучал переливчатыми бубенчиками.
- Коня зовут Алмаз, а меня Рустем, по-моему, теперь правильно.
- Очень приятно, Рустем, - насилу успокоилась Албена и, продолжая задорно улыбаться, объяснила:
- За этим леском будет деревушка в четыре дома, мой – третий от криницы.
- О, Аллах! Знать бы ещё, где эта криница, - вздохнул Рустем, взял лошадь под уздцы и повёл её по просеке.
Выйдя из леса, он остановил коня и, цокнув языком, посмотрел на девушку.
- Знаешь что, Албена, я был в пути много дней и очень устал. Места в седле хватает, так что двигайся, - усталость, наконец, пересилила нерешительность, с которой он боролся, шагая по лесной тропинке.
- Конечно, конечно, я понимаю, залезайте, - быстренько подвинулась она вперёд.
- Залезайте…- усмехнувшись, повторил он, и ловко вскочил в седло, расположившись позади Албены.
Слегка дёрнув поводьями, он повёл лошадь медленным аллюром.
Оказавшись рядом с молоденькой девушкой, Рустем поначалу старался не касаться её, однако соблазн прижаться оказался так велик, что у него перехватило дыхание.
- О, Аллах, помоги! – прошептал он, подставляя лицо её локонам, развевающимся на ветру и нежно ласкающими его щёки и губы.
“Лучше бы я шёл пешком”, - подумал он, пытаясь укротить восставшую плоть.
Вскоре они проехали криницу, и Рустем остановил своего Алмаза возле третьего дома, как и указала Албена.
Мужчина спрыгнул, снял девушку, взял её на руки и понёс по узкой тропинке к двери.
Войдя в избу, он остановился и пригляделся.
- Эй, хозяева, я принёс вашу дочь, куда её можно положить, ну, или посадить, я вижу, у вас тут всё занято…- его громкий голос постепенно стихал и перешёл на шёпот.
- Шехзаде! Гюрхан! О, Аллах! – вымолвил он, остановив изумлённый взгляд на одной из кроватей. – Башат, и ты здесь?! – повернув голову, выдохнул он и замер на месте.
- Рустем-ага! Откуда ты? Как ты нас нашёл? – первым пришёл в себя Мехмед и улыбнулся самой широкой улыбкой.
- О, Аллах! Рустем-ага! Вот это радость! А мы головы сломали, как нам быть! – приподнялись с подушек Башат и Гюрхан.
- Кто-нибудь из вас уступит место девушке? Вставайте, притворщики! Это я не Вам, – Рустем склонил голову в сторону шехзаде, и все дружно рассмеялись.
Несколькими минутами позже в избе начался серьёзный разговор.
