- Подавись, - сказала Кондрату, а потом обернулась к Назару. – Приду ещё, ничего собаки эти с тобой не сделают. А ежели сотворят, - снова взгляд на мужиков, - пред Богом отвечать будут да в тюрьме сгниют.
Вышла из избы да пошла себе. Добралась до места, откуда к Марфе ход был, задумалась, а потом, словно толкнуло туда. Пошла по тропке места знакомые навестить. Вдруг в доме снова кто поселился.
Начало истории
Предыдущая глава
Анна, подходя к избе, услыхала, как залаяла собака. Никак и впрямь живут? Остановилась, оглядываясь, палку надобно. Вдруг кинется зверь какой, разорвёт. Может, повернуться? Остановилась, задумавшись. Только дом уж сквозь деревья виден, и ноги ступают по мягкой земле. Болота рядом, надо глядеть в оба. Стоит парень какой-то, в лес всматривается.
- Кто пришёл?! – вопрошает грозно.
Раздумала Анна показываться. Небось, семья какая заселилась да живёт, а потом девицу заприметила и застыла. Никак Настасья? Вышла из-за дерева.
- С миром я, - сказала, а сама на собаку глаза уставила.
- Кто такая? - сдвинул брови Ефим.
- Тётка моя, Анна, - ответила за неё Настасья, в платок кутаясь. Опять морозить стало, но чует уж, что лучше, чем вчера, когда Богу чуть душу не отдала.
- Это кто, Настасья? - сжимает палку крепче Анна. Что ежели девку удерживают силой, а она домой хочет, взаперти держат.
- Спасители мои, - отвечает на то Настя, - в болото упала, вот спасли, от лихорадки вылечили.
- Мало верится-то, - сузила глаза Анна. - А вдруг держит тебя кто?
Вскинул брови от удивления Ефим, ничего себе об нём думы какие ведут. Да мог он что угодно с девкой створить, только не тому отец да мать учили.
- Правду говорю, - отвечает Настасья.
- А ежели правду, сбирайся, домой доведу, мать с ног сбилась, все глаза выплакала.
- Не могу пойти я, - покачала головой.
- Значит, держат, - кивнула Анна, палку поднимая, будто могла хоть как-то совладать с парнем да собакой. Мальчишка, что рядом с Настасьей стоит - малец, но тож, как на подмогу кинется, не сдюжить.
- Не враги они, друзья, - успокоила Настасья, к тётке подходя. - А домой идти не желаю, потому что прокляли меня.
- Кто ж?
- Марьянка - чёрная душа. Слыхали девки, как она говорила об том, видать, Игнату тогда и шепнула, а он сказывать не стал, пужать меня не схотел.
- И чего удумала?
- Мать у них ведунья, - кивнула на братьев Настасья, - в лесу живёт далече, сходить хочу, пусть посмотрит, что на роду мне написано.
- Вот глупая, тебе сказали, ты и доверилась первому встречному.
- Спас меня Гордей, - посмотрела на него Настасья. - Ежели б не мальчонка, не видала бы ты меня тут. А Ефим сидел надо мной всю ночь, пока жаром тело исходило. Снадобье дал.
Глядит на них недоверчиво Анна, и вроде что-то знакомое улавливает.
- Откуда вообще такие? Не видала прежде.
- С отцом на охоту пришли, - заявил Ефим, - токмо стерялся он, мож видали?
- Назар? - догадалась Анна.
- Откуда ведаешь?
- Просил передать вам, чтоб к матери шли, он позже нагонит.
- А чего сам посланье не передал?
Задумалась Анна. Сказать, где скрывают его - беду на детей навлечь. Ольховы не поглядят, что дети, перебью за деньги, что теперь из Ульяны тянуть можно. Не станет Анна грех на душу брать, лучше пущай и впрямь к матери воротятся, а с Назаром они сами порешают. Тож вернётся, токмо позже.
- Не знаю, встретила его, на запад шёл, не расспрашивала.
- Врёшь!
- Это тётка моя, - вступилась Настасья. - Ежели говорит так, значит, было. - А кто Назар таков? Откуда знаешь?
- Жил у нас раньше в деревне, - старалась Анна ничего лишнего не сболтнуть. – Потому ведаю.
- Мож, другой Назар?! – не верит Егор.
- Дат на тебя ж и похож. Сказал, что дома мать у вас осталась, а с тобой братец. А сам весь такой из себя светлый, прям как ты. И глаза такие ж. Да он это, говорю тебе.
- Ты вот что, Анна, мать успокой. Скажи, что вернусь скоро. Как поможет мне ведунья, так сразу обратно.
- Платить хоть чем думаешь?
- Не возьмёт она денег! – вступился Гордей, что молчал до поры.
- Откуда хоть такая выискалась? Мож, знаю?
- Далече живём, ни с кем не видимся, - ответ дал на то Ефим. Мать строго-настрого запретила говорить с кем об ней.
- Точно с ними идти хошь? – просила у Настасьи Анна, и кивнула девка.
- Тады вот, - достала немного монет, что с собой были, и выдала. – Вдруг снадобятся.
Перекрестила, обняла и рукой махнула.
– Поступай, как знаешь. А коли Петра увидишь, скажи, пусть домой ступает.
Повернулась и пошла, а у самой на сердце неспокойно. Стоят рядком дети Назара да не ведают, что братья да сестра. А что коли меж ними что случится? Остановилась, обернулась. Стоят – не шелохнутся, вослед смотрят. И сказать следует, вдруг бед натворят, и не может чужую тайну открыть. Не ей принадлежит. Да и Назар не ведает. Помахала и пошла, а сама Богу молится, чтоб от грязи их упас.
Глядит Лушка в воду, что скажет та. Живы ли мужчины её, а рядом Андрейка околачивается.
- Да не гляди под руку, - отодвигает.
- Тож хочу, - насупился, - чего высматриваешь? Научи!
- Мал ещё да не твоё дело, грех на душу не бери. Хоть и не чёрное всё, да мало хорошего. Богу не по нраву бывает.
Встрепенулась вся, глаза навострила, руку протянула, будто ухватиться хочет за что-то.
- А ну поди глянь, не идёт ли кто? – бросила на сына взгляд.
Мигом тот на крыльце оказался, тишина такая, а потом рычанье да крик детский.
- Мамка, мамка, волчик человека грызёт.
Выскочила Лушка из избы, недалече мужик грязный да всклокоченный от волчика отбивается. К себе прислушалась. С добром али злом пришёл? Никогда волчик просто так на людей не кидался.
- А ну! - приказала, и зверь тотчас добычу отпустил. – Кто таков будешь?! – грозно спросила, Андрейку за рубаху хватая да за юбку пряча.
Поднялся с колен человек, взор на неё кинул, и ухнуло сердце, родного узнавая.
- Петя? – ахнула Лушка.
А тот еле на ногах держится, грудь вздымается, шатается от усталости, будто всю ночь да день бежал. И бежал ведь. А гнала его сила невиданная, будто знала, у кого защиты просить. Как спасла его сестра, у смерти глаза отвела, так связались они судьбой. А коли сызнова нужда настала, как нитка притянула через болота, через лес прямиком в избу. И не знал ведь, куда бежал. Ноги в кровь сбил, плечами об дерева бился. Падал да поднимался, пока его злоба Марьянская кружила.
Сделал пару шагов да тут же упал. Будто все силы бросил лишь на то, что её найти, а теперича и помирать можно.
- Кто таков, мамка? – выглядывает Андрейка из-за юбки.
- Дядька твой, - решила сказать Лушка. Раз прошлое само пришло, так скоро и дети обо всём узнают.
- Дядька? – удивился мальчишка. – Ты ж с отцом говорила, что одни мы на свете.
- Не теперича об том говорить. Поди воды наноси в дом, я гляну пока, что такое.
Подошла ближе. Живой. Волосья в грязи, будто извалялся где-то, рубаха порвана, порты в репеях. Обуток нет, а ноги до крови поколоты. В дом занесть надобно. Попробовала поднять да отскочила как ошпаренная, будто не человека трогала, а поленья угольные.
Сдвинула брови. Что такое? Осторожно руку поднесла и снова коснулась, горит рука. Никак чёрное на нём что-то, вязкое. Что опять смерти обещан. И кто ж посмел да за что человека на смерть обрёк?
Вспомнила правду, что камень открыл, взгляд на братца бросила. Нет, не отступится. Всё сделает, не сможет глядеть, как он у ней тут под крыльцом, будто собака помирает.
- Сюда воду неси, - кричит Андрейка, - да токмо проточную чтоб, гляди не лукавь, худо будет.
Взяла землицы в ладоши, миску глиняную, насыпала туда горстей да приговаривать стала.
- Земля-матушка. Ты хлеб родишь, ты человека кормишь, ты к себе принимаешь, когда черёд его пришёл. Дай силы своей Лукерье, что братца вызволить из черноты хочет. Оберни материнскими объятьями, защити от участи неминуемой.
Взяла водицы, принялась лить тоненько да приговаривать.
- Водица-поилица. Ты землю питаешь, человека поишь, к тебе кланяться идут, ведь прожить без тебя немыслимо. Дай силы своей Лукерье, что братца вызволить и черноты хочет. Обласкай ледяными объятьями, защити от участи неминуемой.
Отставила кувшин да месить ту жижу принялась, повторяя губами заговор, а как кончила, принялась мазать Петьку. Горят руки огнём, да не сдаётся, везде пройти надобно. Сильный кто-то такой, что не видала мощи подобной, не встречала доселе. Ежели б Марфа рядом была, помогла, а теперича только на себя надёжа. Не ворочается даже Петька, будто помер, только грудь еле-еле вздымается.
Тяжёл, ох тяжёл. Был бы Ефим али Назар, сразу вышло, а теперича одна. И где только запропастились. Раньше надолго не покидали, а вот нынче сердце не на месте.
Вынесла тряпку, перетащили с сынком Петра поближе к избе, сделали настил, чтоб от земли не простудился. Костёр рядом развели, чтоб теплей было. Да принялась ждать. Когда Петька помрёт? Когда её мужики вернуться? Когда правда камнева скажет своё слово? Об одном просила Лушка: дождаться Назара.
Продолжение здесь