Катенька была дочерью маминой подруги. Даня знал ее всю жизнь и звал Катенькой, потому что так ее называла мама. Но на самом деле Катенька была очень взрослой девочкой, на целых два года старше Дани. Дружить она с ним с тех пор, как пошла в школу не хотела, а когда ее собственная мама, подруга Даниной мамы, отправляла Катеньку «к Денечке поиграть», Катенька как взрослая дергала плечиком, показывая с каким неудовольствием выполняет она просьбу взрослых.
Как только Даня не старался увлечь Катеньку: готов был отдать ей на растерзание все свои игрушки, даже те, за которые в детском саду дрался до первой крови, включал свои любимые мультики (не помогло) и несколько раз ударил кулачком по спине. Бесполезно — дверь в детскую закрывалась, и Катенька утыкалась в телефон, не обращая на Даню внимания. Тогда-то он и ударил ее. Катенька как будто разозлилась, подскочила, хотела всыпать в ответ (Даня от счастья едва дышал), но вдруг некстати вспомнила, что уже взрослая, а взрослые смотрят на маленьких снисходительно. Так что она села обратно, дернула плечиком и, прежде чем снова уткнуться в телефон, буркнула:
— Дурак.
Катенька было первой Даниной любовью. Катеньку выбрала и одобрила мама. И мамина подруга, мама Катеньки тоже согласилась.
— Подумаешь, два года разница? — смеялась мамина подруга. Когда она смеялась или говорила изо рта у нее шел едкий дым, как у дракона, поэтому Дане и Катеньке не разрешали появляться на кухне, «когда взрослые разговаривают». — Вот увидишь, они еще поженятся, а мы с тобой купим два участка рядом, построим на них домики и будем каждый вечер на веранде пить вино, смотреть закаты и болтать. А то очень далеко мы друг от друга живем.
Тогда еще ни мама, ни мамина подруга, ни Даня не знали, что через пару месяцев подруга поругается с мамой «навсегда», которое продлится почти десять лет. И только, когда Даня вырастет и начнет снимать квартиру, подруга простит маму и снова начнет с ней общаться. И даже знавать погостить в свой домик, с верандой, вином и закатом.
— Конечно, поженятся, а мы купим домик и будем вместе воспитывать внуков, — хохотала мама. Она так редко смеялась, что Даня, заглянувший на кухню за водой (или, если повезет, то колой — той самой, что стояла в центре стола и которую почему-то ни Дане, ни Катеньке не предлагали) — тоже заулыбался в ответ и подумал, что когда-нибудь обязательно женится на Катеньке, чтобы мама вот так смеялась, как сейчас. И чтобы они с подругой сидели на веранде, пили вино и смотрели на закат. А еще смеялись. И мама ерошила его волосы и говорила: я же говорила, что вы поженитесь. Как все хорошо вышло.
Засмотревшись на маму, Даня стал протискиваться мимо маминой подруги, и она случайно припалила ему бровь сигаретой. Все сразу перестали смеяться, а начали ругать Даню и выгонять его из кухни.
Даня тогда хоть и испугался, но даже сквозь слезы думал про Катеньку, веселую маму и домик с верандой. А еще про собаку, пусть самую маленькую, которую они заведут, ведь тогда уже будет можно.
Поэтому увидев, как исказила, изуродовала отметина смерти лицо Катеньки, Даня в первый раз по-настоящему испугался. За шесть лет он привык видеть тех, кому скоро предстоит умереть, иногда его взгляд лишь на секунду выхватывал их из толпы. Но все это были чужие, незнакомые люди, которым скоро предстояло покинуть этот мир. В этот раз все было иначе.
Катенька пришла с маминой подругой через неделю после того, как маму выписали из больницы. Мама позвала его поздороваться с Катенькой, и он, едва выйдя из своей комнаты, едва посмотрев на Катеньку, остолбенел.
— Ой, жених! Что, хороша невеста? — усмехнулась мамина подруга, по-своему истолковав его взгляд. — Ну же, давай, не теряйся, веди суженую в свои хоромы, развлекай.
— Ну ма-ам, — закатила глаза Катенька и дернула плечиком, не глядя на Даню.
А Даня испуганно смотрел на ее сморщенное желтое лицо с пустыми глазами и думал, что так не должно быть, что, если Катенька умрет, они не поженятся, не будет не домика, ни заката, ни хохочущей мамы. А Катенька обязательно умрет, и уже совсем скоро, потому что раньше он не видел ни у кого таких пустых глаз и такого желтого лица, как будто она решила подурачится и надела страшную, просто ужасную маску.
Мама опешила, когда Даня вдруг с плачем, который перешел в истерический рев, уткнулся лицом ей в живот, обхватил руками, и захлебываясь, стал требовать, чтобы она кого-то немедленно спасла, чтобы не стояла, а сделала хоть что-нибудь, пока не поздно.
Мамина подруга не растерялась, сбегала прямо в уличных туфлях на кухню за водой, села рядом с Даней на корточки, протянула стакан, но мама, которая как раз в этот момент пыталась оторвать от себя сына, задела стакан рукой, и он упал на пол, разбился, вода разлилась на туфли маминой подруги и на протертый перед приходом гостей пол.
— Мама, я ногу поранила, — захныкала Катенька. Она успела снять ботиночки, и осколок царапнул ей ногу — маленький кусочек кожи между розовым носком и рыжими капри.
Даня обернулся на звук ее голоса, увидел на ноге капельки крови, ойкнул и медленно осел на мокрый пол.