Нежданные гости обрадовали Михаила Тверского. Сын тысяцкого Василия Вельяминова, который не меньше самого Дмитрия Московского попортил Михаилу крови, сам пришел в его руки, да еще и с заманчивыми посулами! Не долго Ивану Вельяминову и купцу Некомату пришлось уговаривать князя отвоевать свое. Все это время, Михаил вынашивал в душе план мести. В душном кольце, объединившихся промеж собой Новгорода и Москвы, Михаил не находил покоя, а мирный договор Дмитрия с Ольгердом он расценивал как предательство последнего.
Гости привезли Михаилу ценный козырь в игре против Дмитрия - его замысел уйти из под руки Орды, да еще и подбить на то других князей, очень не по нраву придется Мамаю! Замысел уже частично реализованный, а потому не терпящий промедлений. К тому же, перебежчики готовы были взять на себя самое сложное и опасное - переговоры с Мамаем. Ему же, Михаилу, оставалось лишь собрать войско. Конечно собственных сил его маловато будет, чтобы противостоять Дмитрию и его сторонникам, однако и Мамай, даст Господь, подсобит, да и сам Михаил, покуда суть да дело, поищет себе сотоварищей!
Некомат и Иван Вельяминов, снова отправились в путь. В Орду им пришлось пробираться путями окольными, обходя московские земли. Попадись они в руки любому воеводе московскому, али иного княжества, чей князь был на пиру в Переяславле, и все! Голова с плеч, да и то после тяжких пыток! Новоявленные друзья рисковали, однако удача была на их стороне.
К путникам, не везшим с собою богатых даров, и имевшим при себе лишь пару слуг, ордынцы относились настороженно. Спасала Некоматова пайзца, неведомо как добытая им во времена прежних своих посещений Орды. Его пропускали через заставы и заслоны, которых теперь в степи стало великое множество - так обострились отношения внутри самой Орды. Некомат заметил, что к ним, чужеземцам сейчас относились менее настороженно, чем к носителям той же крови - настолько сильно боялся Мамай ножа в спину от соплеменников.
Некомат скоро добился приема у Мамая, надавив на только ему ведомые рычаги. Бейлербек принял их со скучающим видом, но по мере того, как Некомат, взявший на себя первенство в ведении столь важных переговоров, докладывал ему о настроениях, творящихся на Руси, заинтересовался. Он цокал языком, качал осуждающе головой и, к удивлению Ивана Вельяминова, в тот же день ярлык на княжение во Владимире снова был дарован Михаилу Тверскому. Некомату предстояло, как можно скорее вернуться в Тверь, да прихватить с собою Мамаева посла, именем Ачихож, дабы он проследил, а при надобности и поспособствовал свершению воли Мамая. Ивану же надлежало в Орде до поры остаться киличеем (послом - прим. автора) тверским, что не входило в его планы. Однако деваться было некуда. Проводил Иван Вельяминов Некомата в обратный путь, а сам, уже страдая от непривычного климата и уклада жизни, бродил по узким улочкам сарая-города, стараясь обходить стороной кварталы соотечественников. Но то был его путь. "Вот сковырнут Дмитрия, так и вернусь! И тогда свое возьму!" - думал он и терпеливо ждал, когда придет его время.
Пока Некомат с Иваном в Орде радели за Михаила Тверского, сам он наведался к зятю своему, великому князю литовскому Ольгерду. Усмирив в себе гнев за то, что Ольгерд, не дождавшись его, примирился к Дмитрием во время стояния на Оке, Михаил сделал еще одну попытку подбить его на новый поход. Однако, к своему удивлению, вместо всегда подтянутого, воинственного князя, за которого уже давно вышла замуж сестра его Иулиания, Михаил обнаружил состарившегося стремительно Ольгерда. За какие-то пару месяцев, литовский князь превратился в старика. Некогда стройное, плотное тело его, теперь вдруг словно сморщилось, потеряло свою набитость, оставив лишь пустую оболочку. В глазах, прежде искрившихся азартом, исчез блеск.
-У нас, как ты знаешь замирение с Дмитрием вышло! - сказал Ольгерд Михаилу, когда понял цель его визита. - Не с руки мне теперь с ним ссориться. Крыжаки, проклятые, не дают покоя...
В голосе Ольгерда звучала тоска и обида, что и на склоне лет ему нет покоя от постоянных набегов. Что даже когда он сам, перестал быть опасным для всех вокруг, его самого не оставляли в покое.
Михаил уехал ни с чем, стал готовить свои собственные силы. Со скрипом собиралось ополчение. Не успели люди еще в себя прийти от прежних битв, а тут опять приходилось бросать поля в самый разгар жатвы! Да куда деваться, раз князь зовет. Поскрипели и натянули тугие кольчуги поверх колючих рубах.
Некомат прибыл с ярлыком на княжение так быстро, что Михаил заподозрил бы его в подлоге, кабы не ханский посол Ачихож. Он подтвердил, что бейлербек Мамай готов оказать сыну своему названному, князю Михаилу Тверскому, всяческую помощь в восстановление порушенных его прав.
В полдень войска князя Михаила Тверского были готовы выступить в поход. Часть воинов вел он сам, направляясь к Владимиру по своим землям, намереваясь по пути взять Углич, дабы не вдарили тамошние силы ему в спину. Часть послал на Торжок, все никак не дававший покоя и заслоном стоявший между ним и Новгородом, с которым у Михаила тоже имелись давние счеты.
Михаил давал последние наказы. Тверичане высыпали из домов своих проводить войско. Пылкую речь князя внезапно прервал чей-то истошный крик.
-Смотрите, други! - и взгляды всех устремились в небо, туда, куда указывал перст кричавшего.
На солнце наползала черная тень, стремительно пожирая небесное светило. По толпе прокатился рокот: "Не к добру!" Михаил в досаде скрипнул зубами. И без того воины шли в бой без должного запала, а теперь и подавно станут чураться любого шороха! На мгновение день превратился в ночь, повергнув людей в страх. И так же быстро, дневное светило, вернуло себе свое первенство, озарив землю золотистыми лучами. Упреждая кривотолки, Михаил Тверской прокричал:
-Даже небо сулит нам победу! В добрый час в путь выдвигаемся!
Многим хотелось поверить, что толкование князя верное, но в сомнения в душе засели прочно, кололи острыми иглами дурных предчувствий...
В Москву, почти одновременно, неслись гонцы с вестью об очередном вероломстве Михаила Тверского. Бурлил и кипел славный город перед лицом новой опасности, вскипал праведным гневом.
Стоя в храме на коленях, князь Дмитрий, которому едва исполнилось 25 лет, истово молился. Впервые на него напало отчаяние. Большую часть своей короткой жизни, он нес эту ношу и не было и полугода, чтобы не обрушилось на его голову какое-нибудь бедствие. Мор, пожары, а главное нашествия ворогов не прекращались, кружились вокруг хороводами. Каждый раз, забывая о себе, превозмогая опасности, Дмитрий зубами выгрызал победу у стихии или у человека. Молитва не приносила желанного успокоения. Дмитрий поднялся и пошел к выходу.
На паперти, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, его поджидал Микула Вельяминов. Ему не терпелось поведать князю хорошие новости. Микула словно пытался обелить себя в глазах Дмитрия и всей Москвы, за тот позор, что учинил брат Иван. После его бегства, матушка Мария Михайловна, слегла от горя и стыда. Все домочадцы Вельяминовского дома старались утешить убитую горем мать, но это им плохо удавалось.
-Князь, Дмитрий Иванович! - заговорил Микула, - Вести из Новгорода, Суздаля, Ярославля подоспели!
-Что еще за вести? - устало спросил Дмитрий, уже не ожидавший ничего хорошего.
-Князья тамошние сообщают, что в пути уже подмога! Торопятся войска под твою руку князь!
Дмитрий поднял глаза к небу. Вокруг золотистого купола, увенчанного крестом, кружили пара белых голубей. Он мысленно возблагодарил Бога за то, что услышал его молитвы.
В княжеском тереме, княжна Евдокия, готовила мужа в очередной поход. На самый верх сундучка с княжеской одежей, которую повезет позади войска специальный возок под присмотром княжеского постельничего, она положила образок вышитый, над которым трудилась долгое время. Она своими слезами орошила каждую ниточку, каждый стежок рукоделия, моля Бога хранить для нее и всей Москвы Дмитрия.
Не стали ждать, двинулись на Тверь, чтобы навсегда проучить князя Тверского и заставить забыть свои потуги.
