Варя хотела Витю прижать хорошенько. Обстоятельно так, по-матерински объяснить ему, где раки зимуют. Коли женился, так забудь про всякие шашни. А то, ишь, справился: хочет и рыбку съесть, и на елку сесть.
Выжидала подходящий момент. Момент подвернулся: Алла как раз на сохранении лежала в больнице. Виктор дома был. Варя плошку для соли схватила и в дверь соседскую толкнулась (Привыкла так, без звонка. Все свои), фигушки, заперто. Позвонила раз, другой – не открывает, стервец.
Ну, Варвара, сухарь тертый, вернулась домой, дверью хлопнула, а сама – в засаде, к дверному глазку приникла. Ждала не долго. Через десяток минут из Аллочкиной квартиры мышкой – шасть, выскочила Витькина зазноба в джинсах. Хорош кавалер: чуть пинком не выставил деваху. А сам на Варварину дверь косится.
Варя шума поднимать не стала, распахнула ворота и встала на площадке, руки (конечно) в боки. Презрительным взглядом Витькину любовницу окинула. Тихо (чтобы другие любопытные соседи носы не высунули) сказала:
- Не стыдно вам, товарищи?
Девка гривой начесанной тряхнула.
- Не стыдно. А вам не стыдно в чужую жизнь соваться?
- Не стыдно, милочка. Алла мне лучше дочери! И я не позволю за ее спиной хвостом вертеть.
Витька в разговоре не участвовал. Заперся на три замка. Козлина! А девка смелая, за двоих отдувалась.
- Это она за моей спиной хвостом вертела, пока я с Виктором встречалась. Ей не стыдно было. А мы ведь жениться собирались! – в голосе девахи звучали слезные ноты, - а теперь – все! Я свое беру, женщина! Виктор мой!
Варвара усмехнулась хладнокровно:
- Дурочка ты с переулочка! Такая девушка видная, папа такой человек уважаемый… И на, прости великодушно, редкостное *овно позарилась! Где он, любимый? За дверкой спрятался! Да если бы не дите, на пушечный выстрел Аллу к нему не подпустила, а ты-то, ты, тебе зачем в это болото залезать?
- Вас это не касается! – девица оборвала разговор и припустила вниз по лестнице.
Варвара весь день по своей квартире металась. Как медведица в клетке. Надо сказать! Надо! А потом сама себе чуть язык не откусила: кому надо? Алле? А потом свечку за упокой в церкви ставить? На сносях человек! Ум-то есть – такое говорить? Очень, очень хотелось лично с Витенькой повидаться, в глаза ему посмотреть, сволочи!
Зря Варя все это затеяла. Сидела бы себе молча, в своем углу. Зачем высунулась? Зачем устроила цирк с женитьбой? Да пропади все пропадом! Сколько раз уже жалела: не возникай! Не лезь в чужую жизнь! Так нет ведь: девочку ей стало жалко. Да родила бы девочка, государство прокормило бы. Ну что Варя за баба дурная, носастая! Как теперь-то? Мерзавец. Обманул раз – обманет тыщу раз.
До поры до времени решила молчать. Однако, Витьку прижала – поймала все-таки.
- Еще раз увижу, как романы романишь, убью к чертовой бабушке! – прорычала Варя в лицо Виктору, - так и знай, гаденыш! Кое-че откручу – обратно не приделаешь! Понял?
Витек побелел, желваками зашевелил.
- Не напугаешь, старая кошелка! Сядешь.
- Не сяду! У меня справка! – брякнула, не подумавши, Варвара.
А ведь подействовало. Виктор начал сторониться соседки, пробегал мимо, не здороваясь. Но и гулянки на «домашней территории» прекратились. Но вот беда - Аллочке напел про «ненормальность» Варину: мол, ту надо изолировать от общества. Истеричка! Чекнутая! Шизоид!
Аллочка молча кивала. Шизоид, так шизоид. С кем не бывает, подумаешь. Соседка редко, кому нравилась. Зато Аллочку любит, в отличие от родителей.
А ведь хорошо было: и тихие домашние вечера, и предупредительный Виктор, и новые занавески, и кастрюльки в горошек… И он хвалил ее, называя хозяюшкой, птичкой-хлопотуньей, мамочкой-пузатиком. Кто бы мог подумать, что строгий Витя таким нежным может быть. Кто бы мог подумать, что все это: и кастрюльки, и занавески бесили его до невозможности. И пузатая, с утиной походкой Алла – тоже!
Доченька родилась, и боль отступила, растворилась, затихла. Аллочке стало жалко ее, синюшную, маленькую такую – это ведь она забрала с собой всю ту адскую боль! Значит, младенец, это сгусток материнской боли. И никуда ничего не девается, а только растет с годами. Хотелось прижать к себе ребенка и тихонько подуть на него: у кошечки боли, у зайки боли, а у…, а у Маришки не боли. Имя само пришло, сорвалось с языка, будто давным-давно уже запланировано кем-то. Ма-риш-ка! Марусенька! Марочка! Девочка моя прекрасная, счастье мое, моя отрада, моя боль.
Дедки, бабки, очумелые, растерянные, но необыкновенно веселые, скандировали под окнами:
- Алла, поздравляем!
Тетка Варя кричала:
- Девку покажь! Покажь девку-у-у-у!
А потом общий вздох умиления. И Витя среди них. Улыбался, как дурак:
- Хорошенькая!
Вот так, вместе с Маришкой у Аллы появились необыкновенно заботливые родственники: дедушки и бабушки. И куда подевались равнодушные родители, интересно? Испарились. Дедушки и бабушки были очень милыми и немного глупыми. У них небольшая война с Варей произошла. Варя ревновала и готова была грудью защищать Маришку. Откуда-то появилась накидка на коляске – чтобы не сглазили. Другой раз Алла увидела, как Варвара умывает дочку через дверную скобку – чтоб не сглазили. Варваре везде мерещились дурные глаза, и она вечно что-то нашептывала себе под нос – смешная.
Она незаметно оттеснила собой родителей Виктора.
- Вот подрастет, ходите, сколь влезет! А пока не надо носить микробы, миленькие мои!
А с родителями Аллы вообще не церемонилась:
- Так я и знала! Притащили! – вертела Варя в руках книгу доктора Спока, как гада какого, - молодые не додумались, так вы сообразили! Вот что, дорогие мои Макаренки, ступайте-ка на работу! К экзаменам надо готовиться, педсоветы разные проводить! Не надо экзаменов? Ну, все равно, генеральному секретарю еще одно письмо накатайте! А мы и без вас. Уж как-нибудь. Уж!
Ох уж эта соседка! Если бы не посменная работа, так она бы вообще из Алкиной квартиры не вылезала. Впрочем, до пенсии ей оставалось всего ничего. Какое счастье!
Алле было с Варей спокойно. И главное – Маришка реагировала на надоедливую соседку замечательно. Как умудрялась бездетная Варя справляться с младенцем – непонятно. Дочка засыпала на Вариных руках моментально. И спала себе, пока Алла стирала пеленки и варила пельмени. Варвара сидела рядышком и контролировала деятельность юной мамы: не так готовишь, не так стираешь, безручье! Учила жизни, в общем.
Впрочем, к шести вечера Варя тактично смывалась из дому. Семейному счастью молодых родителей она не мешала. Виктор ее терпеть не мог. Варя прекрасно понимала причину его неприязни. Но... Алку зачем лишний раз дергать: еще молоко пропадет. Да и вообще: хорошее воспитание и контроль еще не из таких, как Витька, шелковых делали. Авось, проживут нормальную жизнь, ребеночек их склеит. По крайней мере, девки в джинсах на горизонте больше не возникало.
Варвара умом понимала: навязывается. У Маришки родные бабушки имеются. Всем ее хочется потискать, погулять с коляской, повозиться всласть. И главное, от «Макаренков» какое рвение! Варя и не ожидала, что наживет себе соперников! Те, вторые, по отцовской линии, поначалу прохладно держались. Но оттаяли с появлением малышки. И все равно, не очень докучали. Тактичные, понимаешь.
А эти, «Макаренки», работу свою разлюбезную готовы были бросить. Оба! Таскали тоннами игрушки, непонятно, какими окольными путями доставали всякие штучки-дрючки, типа непромокаемых трусиков и ярких бутылочек с подогревом. Комбинезончики, шапочки, костюмчики на вырост из Германии – где и на что брали? Учителя!!!
Потом уж догадалась Варя – нахапали себе взвод балбесов, репетиторы нынче хорошо зарабатывают. Или товаром берут, по блату. Богатеньких много, всем хотно детоньку в ВУЗ продвинуть: токарями, да плотниками пусть вон нищета пашет. Это Ломоносову пешком удалось в люди пробиться. А большинство пускай по чину служат. Родился у шофера, так и сиди, кулик. Радуйся, что по стопам бати пойдешь, шофером. Деньги и халтуры всегда будут. А о всяких там столицах нечего и думать! Время не то уже. По уму судят редко. Наверное, скоро за деньги учить начнут, не дай Бог!
Вот и промышляют «Макаренки» на балбесах, внучке на пинетки заграничные зарабатывают. Ну и пусть. А Варя сама возьмет и свяжет Маришке костюмчик. Распустит кофту вязаную польскую, нарядную и свяжет. Ей-Богу!
Ее привязанность к Алле объяснялась просто, Варя нуждалась в любви. Чтобы существовать нормально и не сойти с ума от одиночества, ей необходимо было просто кого-то любить. Заботиться о ком-то, ворчать, контролировать, переживать, ревновать, сочувствовать.
Почему так случается, Господи? Вот, пожалуйста, готовенькая, с пылу-жару, идеальная мать и бабушка. Типичная наседка. У такой матери всегда чистенькие детки, и все у них прилажено, как надо. И уроки выучены, и аккуратные штопки на носках, и сыты они (даже если денег в семье в обрез), и к жизни подготовлены. И вырастают из детей вполне достойные люди.
Дай ей материнство, дай! Что тебе стоит!
Но Бог не дал Варваре этого счастья. Ребенок войны. Не до кукол и стихов – выжить бы. Повезло, что в тылу были, избежали немецкой оккупации. На этом везение, собственно заканчивалось. Все работали для фронта и ради фронта. И дети, и подростки. Варьку тогда на сплав леса отправили. Шутка ли – здоровущие мужики бревна с опаской ворочали, а здесь этакая шмакодявка, недокормыш с багром. Подними-ка багор этот?
А что делать? Карточка рабочая нужна! Вот и ломила. Там и оставила свое женское здоровье – по самое не могу, в ледяной воде… К победе девка на выданье получилась. Только выдавать такую нельзя. Ни родить, ничего не сможет – выстудило Варьку, выморозило. А еще хуже: зубы передние посыпались. Куда такую? Кому она сдалась? Красотки за безногих инвалидов дерутся. А эта выбраковка тем паче в сторонку откинута.
Зубы Варвара себе вставила. Только поздновато – за тридцать когда стукнула. Девицей, ясен пень, тоже не оставили. На шиферном мужичья вдосталь. Правда, холостяжника мало. А с женатыми Варя принципиально шашни не крутила. А холостые парни перезрелую Варвару брать за себя не желали. Да и плевать на них, дураков. Варя присматривалась к сиротам. Съездила в детский дом, документы собрала, предъявила директрисе, честь по чести.
А та заюлила: мол, незамужняя, нехорошо. Работа сменная, то, да се…
- Нет, мы, конечно, не отказываем, но… Сами поймите, вы же одинокая, получается… Да и возраст, простите, к сорока…
Варя терпела, кивала. Справку о зарплате на стол кинула – зарплата приличная, жилье имеется, квартира однокомнатная. Что не так?
В общем, ушла ни с чем. Решила в другой детдом смотаться. Может, там директор посговорчивее.
И тут въезжают в соседнюю квартиру муж и жена. С девочкой. Хорошая такая девочка: спокойная, ладная, вежливая. И сами родители интеллигентные. Учителя! Радость – ни пьянок, ни драк не будет на площадке. Конечно, Варя знакомиться прибежала! Игорь и Наталья. Очень приятно! А дочку Аллочкой зовут! И запала Аллочка в душу так, что даже снилась по ночам.
Те, «Макаренки», смолоду не в себе были: застегнуты на все пуговички, аскетичные, как монахи. Ни смеха от них, ни шуток, все с портфелями – туда-сюда. А в портфелях – то ли тетради, то ли кирпичи со стройки! По пуду, наверное, портфели! Домой возвращались к восьми вечера – ребенка из сада волокут, чуть живого. Самую последнюю, видать, забирают. Классы у них вечно тяжелые какие-то, спецшкола! Сложные дети. Трудные. Требуют внимания. А эти и рады, все цитировали кумира своего, потому и названы были «Макаренками».
И потом, каждый в свой угол уткнется, и ни гу-гу. Уставали, знамо дело! Все чего-то расписывали, вычерчивали, планы какие-то, черт их разберет!
Уж и чаю с ними не попить, ничего! Девка пристает к маме (Ей ведь тоже хочется рассказать, как день прошел, с кем подружилась, да с кем рассорилась), а мама: угу, угу. Высосали все нервы у мамы чужие-то детки!
Потом уж Варя не выдержала, сама пристала со своей помощью: Аллочка с первого класса у нее столовалась. У нее и уроки готовила. А вечерком и почитают вместе и поболтают. А и пусть по собраниям, да по внеклассным занятиям таскаются родители – Аллочку Варя и спать уложит, и песенку споет. Такая она счастливая тогда была, такая нужная!
Но чужой ребенок, (даже если никого дороже его нет) все равно чужой. И дитя от этого ребенка тоже не будет тебе принадлежать. Обидно только – и с чего это в «Макаренках» любовь такая к внучке проснулась? Очнулись, так их растак. Грех говорить, но Варя темным делом, исподволь, желала учителям куда-нибудь испариться. Вон, хоть в Израиль, что-ли! Теперь-то – можно! А там жизнь налажена! Пускай бы ехали! Или… Или… Ну… Хоть бы их не было тут никогда!
Автор: Анна Лебедева