Орест Кипренский (1782 - 1836) - пожалуй, самый ранний художник из представленных на моей картинке. Но, между прочим, международное признание он получил нехилое - например, не безызвестная галерея Офис (Уффици, Флоренция) заказала ему автопортрет.
Кипренский был тем еще приколистом, например, подпись его на портрете Евграфа Давыдова была такой неразборчивой, что полторы сотни лет все считали, что это портрет Дениса Давыдова (он у меня на картинке «Русские поэты и динозавры»). С другой стороны, кузены все на одно лицо, так что особенно сильно никто не огорчился.
Судьба его романтична в смысле стилистики - он в период Наполеоновских войн мотался по Европе, писал множество работ там, вернулся в Россию, был портретистом у Шереметевых, потом его якобы забыли на какое-то время; в общем, мотался как мог.
Пушкин о своем портрете написал стихотворение:
«Кипренскому»
Любимец моды легкокрылой,
Хоть не британец, не француз,
Ты вновь создал, волшебник милый,
Меня, питомца чистых муз, —
И я смеюся над могилой,
Ушед навек от смертных уз.
Себя как в зеркале я вижу,
Но это зеркало мне льстит.
Оно гласит, что не унижу
Пристрастья важных аонид.
Так Риму, Дрездену, Парижу
Известен впредь мой будет вид.
Ну, если представить себе, что действие Куликовской битвы происходит не в 1380, а в 1380 до нашей эры на территории современной Турции, то, может, так и было бы. По какой-то причине классицизм здесь настолько погружает нас в античность, что сейчас это сочли бы, как минимум, странным. В особенности вот эти жлементы эклектики - посомтрите на славяно-варяжский меч и лежащий рядом римский шлем.
В общем, смеха ради нарисовано, я думаю.
У меня такое тоже есть - Рюрик, Трувор и Синеус объясняют в Римском Сенате, что Ганнибал ни за что не перейдёт Альпы.
Это, на мой взгляд, очень интересный портрет для классической живописи. Потому что основным субъектом для зрителя выступает «портретуемый», а вот для художника, очевидно, человека нарисовать сложностей нет, а вот грамотно со светом работать (фотографы тоже поймут) - дело нетривиальное совсем.. Поэтому у художника субъектом выступает свеча как источник света и творец теней.
Ну тут мы видим то же самое - отчаянное доение классического греко-римского вымени как основы европейской цивилизации. Наверное прикольно было получить такой портрет в своё время - вечная неувядающая классика. Ну, к тому же тогда все вели себя в русле культа красоты, поэтому тебя ещё и красивым сделают,если в реале чего-нибудь не хватает.
Я бы назвал его Портрет неизвестной, которой муж в четвертый раз говорит - последняя пинта и по домам. Но у Кипренского фантазии не хватило.
Вот это супер крутая картина -во-первых она так трогательно нелепа своей композицией - ну как если бы вы в лифт, рассчитанный на двоих, зашли вчетвером и мужик с собакой на руках еще бы начал читать газету.
Я бы назвал эту картину «в поисках личного пространства в Неаполе» или «близкие мужчины».
А еще песель, зацените какой славный. В общем, Кипренский тут диво как хорош.
Да, из русских периодов у Кипренского в основном портреты, а из европейского - тоже портреты, в основном, но всякие интересные.
Например, кто такие лаццарони - в Неаполе это люмпен-пролетарии, всякая голытьба. Название, вероятно, появилось в средневековье, слово считают происшедшим от язвы, отождествлявшейся с лепрой (дру. название - проказа Лазаря. По версии Бенедетто Кроче, интеллектуала итальянского, слово lazzaro происходит от laceria ( и от lacerus — рваный, растрёпанный), означавшего как нищету, так и проказу.
Собственно, явление изжило себя только в начале двадцатого века.
Для классической школы это очень смелое изображение, которое сочетает и необычное небо (любое небо с действующим вулканом становится необычным), и неспокойное море. Притом что извержения Везувия в Европе,
на самом деле, задокументированы хорошо и есть соовтетствующие статьи на вики, например:
Здесь Кипренский, конечно, немножко побаловался - эфиопочка выглядит сильно симпатичнее и правильнее дебелых графиней. Я думаю, что это не то. чтобы супер специально, просто стандарты красоты тогда были сииильно иные.
Тот самый портрет, с которого вначале считывали Дениса. Хотя, блин, могли бы хоть немножко сравнить - при всех своих поэтических и партизанских лихих талантах на лицо Денис был сильно смешнее, хотя общие черты, безусловно, угадываются.
Но нравы вот сильно поменялись. Я бы в таких штанишках по Стрельне пройтись сейчас не рискнул - хотя до конной станции мне идти ровно 10 минут.
Собственно - наше всё, наш Байрон и Шекспир, наш Данте и наш Джеффри Чосер.
На самом деле непонятно, почему ему никто не посоветовал подстричь эти странные волосы на щеках, а ещё неплохо было бы стричь ногти получше, да и кудри подровнять. Хотя вот отношения с девушками нашего поэта таки показывают, что не главное это все, не главное…
Главное куда надо острую эпиграмму всунуть.
Оставлю здесь описание портрета, сворованное с вики - там есть интересные детали.
На полотне Пушкин представлен по пояс с повёрнутой налево головой и скрещенными на груди руками. На правое плечо поэта накинут клетчатый шотландский плед «экосез» – натуральный шотландский килт. (Многие ошибочно думают, что килт – это такая мужская юбка. Но на самом деле для создания классического килта, который на самом деле представляет собой свернутый плащ, перекинутый через левое плечо, требуется около 8 метров специальной ткани – тартана, сотканной из натуральной шерсти). Тартан, который изобразил Кипренский, – это «Каледония», универсальный тартан, который может носить каждый шотландец вне зависимости от клана. Это самая прямая отсылка к масонству Пушкина, ведь все масоны того времени живут по «древнему и принятому Шотландскому уставу», который якобы был разработан Карлом II – королем Англии и Шотландии.
Кроме того, этой деталью художник обозначает связь Пушкина с Байроном (Пушкин не был шотландцем, зато он был поэтом. Королём поэтов в ту пору считался лорд Байрон. А Байрон был родом из Шотландии. Так Кипренский с помощью тартана обозначил поэтическое предназначение Пушкина), кумиром эпохи романтизма. Этот приём — реминисценцию — художник применял неоднократно. Так, в исполненных ранее портретах Швальбе и Авдулиной Кипренский цитирует Рембрандта и Леонардо да Винчи, здесь же он объединяет имена двух поэтов[4]. В глубине изображена статуя Музы с лирой.
Портрет выполнен с «предельной завершённостью», тщательной отделкой деталей, что было вообще характерно для последних лет работы Кипренского. Цветовая гамма строго уравновешена. Художник передаёт ощущение торжественной тишины, подчёркивающей значительность встречи с поэтом[5].
Пушкин написал по этому поводу стихотворение «Кипренскому». Некоторые из современников считали, что портрет верно передаёт черты лица поэта, другие критиковали работу Кипренского, который, по их мнению, не смог передать «изменчивое выражение лица», энергию, живость, свойственные Пушкину. Брюллов, по словам Шевченко, критиковал Кипренского, изобразившего Пушкина не поэтом, а «каким-то денди». Сам Брюллов предпочитал создавать образы людей искусства в момент романтического порыва, строя динамичную эффектную композицию с выразительным цветовым решением[6].
Либрович отмечает, что знавшие Пушкина считали этот портрет недостаточно передающим характерные черты «африканской породы», унаследованные поэтом от его прадеда Ганнибала, и которыми он гордился:
Но вот такой был Орест Кипренский - большой художественный наставник для других обитателей моей картинки, и, вместе с тем, могучая часть нашей русской культуры.
