Над русскими землями воцарилась затишье. Не гремели войны, не полыхали костры, не выходили из берегов реки. Долгожданная передышка овеяла все вокруг. Однако, каждый знал, сколь недолговечен мир и потому стремился наверстать упущенное. Ратники, вернувшиеся к родным очагам, торопились поправить хозяйство, неизбежно приходившее в упадок при отсутствии сильных, мужских рук. Женщины же впитывали в себя скоротечное счастье, заранее изготовляясь к разлуке...
Княгиня Евдокия, с разрешения мужа, везла Глафиру в монастырь игумена Сергия, возложив на него великие надежды. Бледная, с осунувшимся лицом, Глафира, несмотря на теплую для осени погоду, прятала под стеганной накидкой свой большой живот и испытывала чувство брезгливости к себе самой. "За что мне сие наказание, чем прогневила я Бога?" Княгиня Евдокия отпустила ее от работы, как только прознала про хворь. Глафира возвратилась домой, в поместье своего батюшки и не успела слово молвить, как мать, с диким криком: "Нагуляла, опозорила...!!!" бросилась на нее с кулаками. Насилу смогла пробиться к ее сознанию Глафира, вырываясь из цепких рук, лупивших дочь куда ни попадя. Лишь имя княгини Евдокии вывело мать из гневного буйства и заставило прислушаться к тому, что говорит ей дочь. Мать долго не могла поверить, а когда поверила, то все одно не смилостивилась.
-Значит есть на тебе вина, раз таким срамом выставила тебя болезнь! - был ее приговор и Глафира в него поверила.
Оттого, каждую минуту, даже когда забывалась тревожным сном, она шаг за шагом, минута за минутой, просеивала свою жизнь, стремясь найти то злодеяние, за которое наказана теперь. Однако больше съеденного в детстве леденца, взятого тайно у сестры и обиды на Акулину, державшую всех теремных девок в ежовых рукавицах, ничего припомнить не могла. А за это разве карают? Кто в детских летах не проказничал? Кто не таил обиду на угнетающих?
Евдокия, видя уныние девушки, всячески старалась отвлечь ее от тягостных мыслей, но получалось плохо. Глафира была вся погружена в себя.
Наконец, впереди показались устремленные ввысь купола церквей, возведенных Сергием. Глафира испуганно уставилась на княгиню, словно не для исцеления ее сюда везли, а для наказания.
-Чего ты? - спросила Евдокия девушку.
-Боюсь, примет ли меня, грешную, Господь?
-Не сомневайся! - уверенно сказала Евдокия, - Ждет тебя здесь утешение и исцеление.
Отец Сергий, недавно крестивший сына Евдокии Юрия, встретил гостей тепло, проводил в предназначенное для их проживания пристанище.
-Давно хвораешь? - спросил он Глафиру и у девушки немного отлегло от сердца, ведь игумен даже не усомнился, что она хворая, а не блудная.
Несколько дней Евдокия наслаждалась покоем обители. Глафира, меж тем, по наставлению Сергия, проводила дни в посте и молитве. На третий день пребывания в Лавре, Сергий, пришел к Евдокии и сказал:
-Ты, княгиня, домой отправляйся, а Глафира пусть тут пока остается!
-Есть ли шанс, отче, что отступит хворь?
-Только Господу сие ведомо! Будет воля его - поправится!
На другой день отбыла княгиня домой, вверив Глафиру полностью в руки игумена Сергия.
Долго жила Глафира в обители, а Евдокия часто посылала о ней справиться. Скоро пришло время родиться очередному ребенку. Каждый раз радость и страх испытывала Евдокия перед таинством рождения на свет новой души. Так было и в этот раз.
Новорожденную назвали Марией. Спокойное дитя, совсем не доставляло хлопот и Евдокия скоро совсем оправилась. Она послала очередного гонца, справиться о Глафире, но вместо ответа девушка сама предстала перед ней, а вместе с ней и Сергий. От большого живота не осталось и следа. Девушка снова была стройна, как кипарис, на щеки вернулся румянец.
Она припала к ногам Евдокии и принялась благодарить истово.
-Спасибо, матушка, что не отвернулась от меня и к отцу Сергию направила! - плакала девушка.
-Что ты?! - Евдокия смутилась, - Пусть Господь тебе дарует долгих лет!
-И дарует! - отозвался Сергий, - А пока еще содействие твое требуется, княгиня!
-И в чем же?! - удивилась Евдокия.
-Хочу свою жизнь Богу посвятить! - Глафира подняла на княгиню умоляющий взгляд.
-А чем же я могу помочь? - удивилась Евдокия.
-Боюсь запрут меня родители в дому, не пустят! Давно батюшка жениха мне достойного подбирал!
-Не тревожься! Будут перечить тебе - вмешаюсь! - пообещала Евдокия, - Только готова ли ты к такому шагу! Назад пути не будет!
-Готова, матушка! - заверила ее Глафира.
-Я с митрополитом Алексием переговорю. - сказал Сергий, - Как тебе известно, княгиня, сестры Алексия, в основанном им Зачатьевским монастыре управляют. Поговорю, чтобы взяли они Глафиру под свое крыло, да времени достаточно ей до пострига определили. Хотя, мнится мне, крепко решение в ее сердце!
Сергий тепло улыбался, глядя на девушку.
Опасения Глафиры не были напрасными. Родители девушки, как прослышали о монастыре, так взъярились. Их несогласие затмило даже радость от выздоровления дочери. Пришлось вмешаться Евдокии. Судьба Глафиры была отныне предрешена...
Пока в Московском княжестве царило относительное спокойствие, жизнь все же не стояла на месте. Пришла весть, что умер великий князь литовский Ольгерд, давний соратник Михаила Тверского и недавний противник Москвы. Много сыновей оставил Ольгерд после себя, да вся соль-то была в том, что не от старшего к младшему, как на Руси, переходило княжество в Литве, а к тому, кого при жизни своей более всех достойным княжества посчитает отец. Четыре старших сына от первой жены, мужи уже в возрасте, получали мелкие уделы, выделенные отцом. Из девяти сыновей от Иулианы, сестры Михаила Тверского, Ольгерд выбрал пятого по счету, именем Ягайло, обойдя и других сыновей своих. Как и следовало ожидать, обозленные братья Ольгердовичи, такому решению воспротивились почти в единодушном порыве. Да, Ягайло был достаточно молод, чтобы долго править Литвой, но в то же время опытен, умен и силен. Но ведь и они из того же теста! Андрей, второй по старшинству из сыновей Ольгерда от первой жены, к той поре успевший во многих битвах отметиться, первый взвился против брата. За ним зароптали и другие, и вот уже остальные Ольгердовичи вторят ему. Смутно стало в Литве.
Отличились Новгородцы, славившиеся не только своим умением в делах торговых, но и вольным, отчаянным народом. Совершили на ушкуях* дерзкий поход на Орду. Правда не честные воины сподобились на сей ратный подвиг, а разбойники, сорвиголовы, искатели легкой поживы. Поплыли они по рекам и добрались до реки Ахтубы, попутно причаливая и грабя попадавшиеся на пути селения, угоняя в полон жителей. Наконец добрались до Асторокани (ныне Астрахань), где об их подвигах уже были наслышаны. Хитрый Астороканский князь, пошел на хитрость - встретил ушкуйников, как дорогих гостей, потчевал в собственном дворце, вином поил. А те, познав вкус легких побед и не зная поражений, до того обнаглели, что приняли такую встречу, как данность! За это они и поплатились. Упившихся вусмерть новгородцев, на том пиру и перерезали всех поголовно, а дальше продолжили праздновать, но теперь уже легкую победу над завравшимися разбойниками.
Прознав о том, на Руси вслух говорили, мол разбойнику - разбойничья погибель, но в душах многих, в том числе и князя Дмитрия, зародилось понимание, что не так неприступна Орда, как себе представляли раньше. Если шайка разбойников смогла провернуть такое дело, то хорошо обученному и вооруженному войску, состоящему на службе у князя, такое и подавно по силам!
И укреплял Дмитрий Иванович свою рать, понимая, что рано или поздно, но Орда придет наказать его и лишь в его силах не пустить врага на свою землю!
*ушкуй - парусно-гребное судно на Руси.