Глава 20
13 лет назад
Полина
Меня посадили в обезьянник. Да, вот так просто. Проверили паспорт, выяснили, что мне исполнилось 18 лет и, противно хмыкнув, отправили сюда, в эту клетку. Спасибо, не с мужчинами. Но и здесь не намного лучше. Рядом спит, похрапывая, какая-то пьяная тётка. Воняет от неё жутко, только куда денешься? Приходится терпеть. Да ещё саднит ожог на руке… Блин, как же я так попала?
Проходит час, другой, и на исходе третьего является тот самый полицейский.
– Озерова, на выход, – говорит, гремя ключами.
Думала, отпустят. Но нет. Ведут в какое-то помещение. Оказываясь внутри, понимаю: это допросная, а за столом… Алексей Петрович. Смотрит на меня, тяжело вздыхает, отводит взгляд. Хотя мне, не ему, должно быть стыдно. И я чувствую это, тоже не смотрю на него. Сажусь напротив. Офицер нас оставляет вдвоём.
Некоторое время сидим молча. Ощущаю, как учитель меня рассматривает.
– Дай руку, – говорит, показав на мою левую. Ветровка возле локтя разорвана.
– Не хочу, – отвечаю, закрыв дыру.
– Опять не слушаешь! – начинает возмущаться Алексей Петрович. – С самого начала ты меня не слушала! Разве Катя одна пострадала бы? Вы вместе там были, – с этими словами он достаёт из рюкзака пакет, оттуда – мазь против ожогов и бинт. Бесцеремонно хватает меня за руку, заставляя ойкнуть. Задирает рукав, смотрит на ещё один волдырь. Недовольно качает головой, потом наносит мазь осторожными движениями. Морщусь, но терплю. К тому же, не могу это скрыть от себя, прикосновения его рук безумно приятны.
– Когда ребята с твоим прошлым попадают в полицейский участок, отношение к ним может быть хуже, чем они того заслуживают, – говорит Алексей Петрович.
Я же, глядя в сторону, вспоминаю один очень приятный момент. Он был не так давно и остался ярким пятнышком в моей не слишком радостной биографии.
Помню, я тогда пришла к классному руководителю домой. Он как раз возился с тетрадками.
– Раз я стала первой по математике, в награду дайте мне книгу, – держу в руках большой том, который сняла с полки. На нём большими буквами написано «Клиническая анатомия».
– Почему именно её? – спрашивает Алексей Петрович.
– Просто так.
– Ты странная, – усмехается он.
– Подпишите, пожалуйста, – протягиваю ему книгу.
Алексей Петрович открывает ящик письменного стола, достаёт ручку. Я вижу внутри старенькую тетрадку. На обложке написано: «Ученика 5 «А» класса Алексея Ивановича Верещагина»). Удивлённо смотрю на учителя.
– В школе я был сиротой. Чего смотришь, начала жалеть?
– А-а-а… – тяну, сознавая одну важную вещь. – Так вот что чувствовали люди, глядя на меня, когда я говорила, что мамы нет.
– Держи, – Алексей Петрович протягивает мне книгу.
Открываю её, внутри дарственная надпись:
«Я всегда буду болеть за тебя. Алексей Макаров».
Классный руководитель закончил меня перевязывать.
– Кроме тебя мне больше не на что смотреть, – говорит. – Рука в порядке. Просто нужно поберечь.
– Простите… – говорю ему.
– После того инцидента я тебя избегал, – признаётся Алексей Петрович.
– Я тоже. Всё это очень странно для нас обоих. Это же невообразимо, что с вами может… такое произойти. Слышала, что вы подали заявление об уходе. Если это из-за меня…
– Учитель и ученица. Мужчина и женщина. В такой ситуации у кого будет больше проблем? – перебивает Алексей Петрович.
– Тогда почему я больше переживаю за вас?
Учитель нервно сглатывает и молчит.
– Алексей Петрович, спасибо вам за всё, – говорю ему как можно искреннее.
– Что это с тобой?
– Вероятно, сегодня мы с вами встречаемся в последний раз. Больше не навещайте меня. Нам с вами лучше не видеться, – говорю это как можно серьёзнее.
– Мне сказали, ты можешь это забрать. Повязку накладывать не нужно. Просто смазывай, – и он протягивает мне пакет с лекарством.
Кивнув, я подхожу к двери и стучу. Она открывается, полицейский меня уводит.
***
Алексей Петрович
Они с Валей вышли из полицейского участка, когда почти начало светать.
– Я отвезу тебя домой, – сказала девушка.
– Уже поздно. Езжай.
– Нет. Я тебя отвезу, – упрямо повторила она.
– Валя, ты вроде говорила, что твой дядя адвокат.
Недовольно вздохнув, она отвечает:
– Хорошо. Я найду тебе адвоката и со всем разберусь. А ты не вмешивайся.
– Это не обязательно, – пытается спорить учитель.
– Когда возникает скандал, самый слабый – жертва.
– Знаю. В итоге жертвой станет Полина.
– И найди себе другое жильё. То, что ты рядом с Полиной и её бабушкой, всё усугубляет, – замечает Валя.
– Усугубляют всё людские домыслы! И вообще: у тебя нет права меня критиковать.
– Я ревную, а не критикую! – повышает голос собеседница.
– Валя!
– Держись от неё подальше. Она слишком привлекательна.
– Ты слишком далеко заходишь! Она же одна из моих учеников!
– Да, и она совершеннолетняя. И у неё есть право быть защищённой. Поэтому следи за собой, – Валя молчит несколько секунд, потом добавляет, надув губы. – Домой тебя не повезу. Я передумала.
Она разворачивается и уходит. Алексей вроде бы хочет что-то ей сказать, но не делает этого. Стоит и молчит, потирая лоб. От всех этих переживаний разболелась голова.
***
Серафима Сергеевна
Бабушка Полины сидит за столом в своём маленьком доме. На стене привычно тикают часы, размеренно качая маятником. Стрелки показывают десять часов. В руках хозяйка держит визитку, на которой написано: «Леонид Максимович Удимский, адвокат». «Это дядя моей доброй знакомой, Валентины. Он вам поможет», – сказал утром Алексей Петрович, когда приходил и рассказал всё, что случилось с Полиной.
Серафима Сергеевна молчит, потом кладёт визитку на стол и говорит уверенно:
– Хватит. Переживания ни к чему не приведут.
Потом она берёт телефон и набирает номер. Но это не адвокат.
– Витя, приезжай. Есть дело.
– Если ты хочешь поговорить насчёт Полины, то не приеду, – резко отвечает сын.
– А с кем мне ещё о ней говорить? – возмущается старушка. – Она попала в передрягу и может оказаться в тюрьме!
– За решёткой она окажется или за границей, мне глубоко плевать! – продолжает упрямиться Виктор.
– Тогда приезжай, потому что у меня рак!
– Не говори ерунды, мама! – бросает Виктор и отключает телефон.
– Вот глупая я была, раз на него рассчитывала! – ворчит Серафима Сергеевна. – Нельзя так, Сима. Приободрись и будь сильной! – говорит уже себе.
***
Катерина
Мама всю больницу на уши поставила. Чтобы обработать небольшой волдырь на моей ноге, собрался целый консилиум. Пока медсестра смазывает рану, вокруг пять докторов наблюдают. Мне жутко неудобно. Они бы не пришли в таком количестве, конечно, если бы папа не заставил.
– Она полностью поправится? – спрашивает мама.
– Не волнуйтесь. Пересадка кожи при таком ожоге не требуется, – говорит один из докторов.
В дверь стучат, и в палату заходит какая-то незнакомая старушка.
– Здравствуй… – говорит она и тут же прерывается, увидев моего папу. – Доктор, что вы здесь делаете? – удивляется она.
– А вы почему сюда пришли? – так же поднимает он брови. – Я отец этой девочки, – показывает на меня.
Старушка от удивления широко раскрывает рот и несколько секунд смотрит то на меня, то на папу.
– Как же так… – говорит растерянно. – Доктор, мне так жаль! Моя внучка допустила огромную ошибку. Простите меня! Ты сильно поранилась, – смотрит на мою ранку. – Мне так жаль!
– Всё хорошо, – говорю ей, но тут мама рявкает, как собака из-за забора.
– Какое ещё хорошо?!
Старушка глядит на неё испуганно.
– Уходите отсюда! – бушует мама. – Зачем вы вообще впустили её в VIP-палату?!
– Извините, вам нужно уйти, – вежливо просит медсестра.
– Простите, я даже не знаю, что ещё сказать, мне очень жаль, – говорит старушка, кланяется и уходит, оставив на тумбочке пакет.
– Заберите это с собой! – мама пихает подарок.
– Это стопроцентный сок. Попробуйте, – увещевает старушка.
Мама недовольно хмыкает. Медсестра хватает одной рукой пакет, другой бабушку за рукав и тянет к двери:
– Пойдёмте.
– Простите, простите, – причитает она по пути.
– Да уж! – ворчит мама.
– Кто это? – спрашиваю её.
– Как кто? Бабушка Полины! – слышу гневное в ответ.
Мне становится стыдно. Нельзя так обращаться с пожилыми людьми. И вроде сама я ничего не сделала, но мама… Как всегда в своём амплуа. Играет аристократку.
***
Серафима Сергеевна
«Это проблема не из простых, – сказал Леонид Максимович, покачивая головой. Разговор произошёл через час, когда Серафима Сергеевна пришла в адвокатское бюро после посещения больницы. – Поджог – серьёзное обвинение. Кроме того, есть пострадавшая. Поэтому будет нелегко».
Его слова до сих пор звучат в голове пожилой женщины. Она почти отчаялась и держалась из последних сил. Когда вышла от юриста, пошла навестить Полину. Не была уверена, что к ней пустят. Но полицейский смилостивился. Открыл допросную, завёл туда Серафиму Сергеевну и попросил подождать. Та, чтобы времени зря не тратить, быстро достала из сумки контейнеры с едой. «Наверняка здесь ужасно кормят», – так решила, планируя сюда прийти ещё рано утром.