Бедная жена богатого мужа. Часть 21
Все части романа здесь
Наступает период жесточайшей депрессии – как следствие всего пережитого. Постоянное чувство вины за свою не сложившуюся жизнь не покидает меня. Я пообещала маме, что буду счастлива, но не смогла выполнить этого обещания. Мой муж только и делал, что бил меня, человек, который мне понравился оказался пoдoнком. Я же – наивный дyрoй, идиoткoй, которая не хотела ничего слышать. От самой себя настолько противно, что беззащитно скриплю зубами, замкнулась в самой себе и не знаю, как жить дальше.
Первое время мне везде мерещился Стас с его кривой ухмылкой и зализанными назад волосами. Вероятно, он думал, что выглядит очень привлекательно в этом своём белоснежном костюме и вот так ухмыляясь, но выглядел он отвратительно. Единственное, когда мне было хорошо – это в тот момент, когда я дала волю своим чувствам и била его, точно зная, что он не даст мне сдачи. И сейчас его глаза смотрят на меня в ночи из тёмных углов комнаты, из ночных окон, из кружки с водой, которая стоит на тумбочке. Я вздрагиваю всякий раз, когда мимо окон проезжают машины или когда слышу чьи-то шаги, а потом зажимаю уши и сижу на тёплой деревянной ступеньке, с ног до головы обливаясь колючим мeрзким стрaхом.
Мне не уйти, не скрыться от него, от Стаса… Он здесь, он во мне и со мной и скоро настигнет меня. Плохо. Очень плохо. Я схожу с ума.
На самом деле Стас с тех пор так и не появился. Я хожу на работу, как робот выполняю всё, что нужно, а вечером возвращаюсь домой и, рухнув на кровать, стараюсь быстрее заснуть. Приуныл задорный и вечно скачущий Дымок, скучает Найда – мне некогда играть с моими питомцами, есть силы только на то, чтобы обеспечить их кормом на день и всё. Даже цветы в садочке, посаженные моими руками, склонили понуро свои крохотные ещё головки, словно плачут и тоскуют от чего-то.
Приходит Циля, приносит что-то горячее и ароматно пахнущее в маленьких кастрюльках, заботливо щупает мне лоб своей мягкой ладонью и сокрушается:
- Лерка, ты так изведёшь себя! Всё закончилось! Пора жить дальше! Ты же не ешь ничего, посмотри на себя – кожа да кости, скоро в обморок упадёшь в своих теплицах.
- Я дура, Циля – говорю ей мёртвым голосом, который совершенно не узнаю – просто дура… Наверное, я заслужила всё это. Зачем Семён рисковал ради меня? Увёз бы меня Стас, и всех делов.
- Ты точно дура! – гневно вещает подруга, уперев руки в бока, обтянутые лёгкой тканью сарафана – тебя Бог от такого отвёл! А ты? Радоваться надо и жить дальше!
- Он вернётся – тоскливо говорю я – вернётся и тогда мне не выпутаться. Ничего не хочу.
- Попробует только! – Циля грозит кулаком куда-то в пространство неизвестно кому – попробует только вернуться! Мы его так отмордуем, что мало не покажется!
Она силком заставляет меня хоть что-то поесть, а я хочу одного – чтобы она ушла и оставила меня в покое.
Прибегает Димка, смотрит на то, как я валяюсь на кровати, бездумно глядя в потолок и говорит:
- Лера, ты заболела?
- Да, Дим.
- А что у тебя болит?
- Душа.
- А разве она может болеть?
- Ещё как.
На работе Олеська смотрит с тревогой:
- Ох, Лерка, зря ты маешься! Всё ведь закончилось уже! В церковь хоть что ли бы сходила. Всё легче будет.
Церковь? Я никогда не считала себя верующей, но почему-то обращала внимание на то, что в самые тяжёлые минуты люди ищут того, к кому можно обратиться со своей болью. Может быть, мне тоже стоит? Но «возлюби ближнего, как самого себя»? Разве я смогу, разве в моих силах возлюбить Стаса после всего, что он сделал со мной? Он же не только физически ломал, скорее, морально…
В один из вечеров приходит Семён. Садится рядом с кроватью, смотрит на моё серое от внутренних переживаний лицо.
- Лера, так нельзя – говорит наконец – возьми себя в руки. Димка сказал, что ты болеешь, что у тебя болит душа, и попросил меня отнести тебе какое-нибудь лекарство, чтобы она не болела. Мама переживает за тебя, я переживаю, все переживают.
- Семён – по щекам вдруг бегут горячие слёзы – ты понимаешь, что ты там меня спасал, а я тут крутила шашни с этим Борисом. Который посмеялся надо мной и получил за это бабки от моего мужа!
- Это неважно, Лера. Важно, что всё закончилось, и теперь тебе пора приходить в себя. Это непросто, но ты сильный человечек и ты сможешь. Послушай, я тебе скину на телефон контакты реабилитационного центра для жертв домашнего насилия. Это в нашем городе. Советую туда обратиться, тебе это сейчас необходимо, иначе ты не сможешь сама выпутаться.
- У меня работа – глухо говорю я.
- Я тебя отпущу. Позвони им и поезжай.
Я не решаюсь это сделать, очень долго, но в конце концов, измученная ночными кошмарами и собственным никудышным состоянием, звоню. Меня приглашают приехать на следующей неделе. Животных я оставляю на Семёна и Димку, они убеждаю меня, что им не в тягость, дом запираю, ключи отдаю дядьке Митрофану. У старика трясётся нижняя губа, когда он прощается со мной, он отводит глаза и говорит, что надеется на моё возвращение. Олеська и её муж дружески обнимают, а Семён помогает забраться с сумкой в автобус.
И только когда скрипучая его дверца закрывается, я с щемящей болью в сердце вдруг осознаю, что совсем не хочу уезжать – эти люди стали мне за такое короткое время очень дороги.
Хорошо, что я успела попрощаться с Цилей и Капитолиной Егоровной, правда, они развели настоящее море слёз, и мне пришлось их успокаивать.
Реабилитационный центр встретил меня уютными комнатами и большим количеством таких же несчастных, как и я. Меня даже удивили масштабы того, сколько женщин жили в условиях, схожих с моими, а может быть, даже и хуже. Стало жаль их и себя тоже, и я поняла, что все мы очень похожи друг на друга одним – у нас у всех были глаза побитых собак, молящих только об одном – о пощаде… Молящих даже тогда, когда мы точно знали, что рука бьющего нас не достанет…
Я провела в центре целый месяц, со мной работал психолог, который старался донести до меня, что я – не жертва, а личность, и имею право не на тумаки, а на уважение. Это было очень трудно исправить, изменить в своём сознании, ведь когда ты привыкаешь к тому, что об тебя почти ежедневно вытирают ноги, ты этим и становишься…
После месяца, проведённого в центре, я отправилась в один из женских монастырей, по рекомендации одной из местных медсестёр. Она написала матушке-настоятельнице письмо, и я передала его ей, после чего меня сразу же приняли в монастырь.
Здесь я получила то, чего мне так не хватало – покой. Я, наконец, смогла разобраться в себе, до самого донышка прочувствовать и прожить ту жизнь, которую жила до этого, осознать и разобрать свои ошибки. Единственное, что не смогла сделать – простить Стаса и Бориса. Всем этим я была обязана матушке, с которой много разговаривала по вечерам. Она и не требовала у меня прощения моего мучителя и предателя, но сказала, что мне нужно будет хорошенько подумать над этим, иначе жить спокойно я вряд ли смогу.
Я задержалась в монастыре на целых пять долгих месяцев, и даже хотела принять постриг, но матушка-настоятельница, в очередной раз перекрестив меня, сказала:
- Не твой это путь, дитя, не твой. Твоё предназначение – семьёй жить, иметь деток и мужа, а это не твоя дорога. Живи, сколько хочешь, но потом отправляйся с Богом, каждый должен своему предназначению в этой жизни следовать.
В январе я вернулась в «Счастье». Хорошо, что у меня ещё оставались какие-то деньги, да и квартиранты исправно переводили на карту оплату за аренду квартиры. Я забрала у дядьки Митрофана ключи от дома, – старик так обрадовался, увидев меня, что долго не мог отпустить мою руку и что-то говорил доброе, говорил – и сразу протопила печурку, радуясь тому, как жарко пылают дрова.
Не успела разложить вещи в шкаф, как скрипнула дверь и на пороге выросла Циля с большой корзинкой в руках. Она ничуть не изменилась за это время, мягкие морщинки у неё на лице также делали его выражение ещё более добрым, фигура, казалось, стала ещё круглее, и вся она по-прежнему была уютной и домашней.
- Девочка! – она оглядела меня, остановив взгляд на простом сером свитере и серой тёплой юбке – девочка моя, как я рада, что ты вернулась.
Она по-матерински тепло обняла меня, потом отдала корзинку. В ней оказались продукты – сметана, свежеиспечённые булочки, хлеб, молоко, сало с розовыми прожилками, банка солёных огурцов и помидор.
- Циля, зачем же столько?! – удивилась я.
- Ничего-ничего! Я так и думала, что навряд ли ты с едой приедешь! Не переживай, будет, кому съесть – сейчас гости придут.
- Какие гости? – удивилась я.
- А ты думала – приедешь, и тихо засядешь в своей норке? – она звонко рассмеялась – нет-нет, девка, грустить мы тебе не дадим! А худющая-то стала! В чём только душа держится!
Не успела она сказать, как дверь открылась, вошёл дядька Митрофан с женой и Олеся с Геной. Все кинулись меня целовать и обнимать, и растрогали до слёз – я и не думала, что кому-то могу быть настолько интересна, чтобы переживать за меня. Все они пришли тоже с гостинцами и скоро стол был заставлен так, что не было свободного места.
Чуть позже пришла и Капитолина Егоровна с Димкой, а сразу после них подошёл Семён. Капитолина Егоровна даже всплакнула, – так была рада видеть меня – а Димка не сходил у меня с колен, хотя уже совсем вырос и хвастал своей самостоятельностью.
- Я следующей осенью в школу пойду – шёпотом поделился он со мной и тут же добавил важно – все уже знают!
Семён вёл себя сдержанно, иногда я ловила на себе его изучающий взгляд, и мне казалось, что между нами пролегла огромная пропасть. Так оно и было – почему эта пропасть не должна была образоваться после того, что произошло? Оба мы, вероятно, думали о том, что теперь эту пропасть не преодолеть ни одному из нас.
Капитолина Егоровна, Олеся и Циля быстро собрали на стол, дядька Митрофан принёс с собой две бутылки настоящего домашнего вина, и сейчас с видом знатока рассказывал о его преимуществах перед вином из местного магазина.
Вечер прошёл очень весело, а меня особенно трогало то, что все эти люди пришли поддержать, побыть рядом со мной. Я поняла, как мне их не хватало всё это время. Рассказывала им о реабилитационном центре, о монастыре, в котором жила, о том, как проводила время там, чем занималась, каких встретила людей.
- Ты ведь новость не знаешь – в один из моментов шепнула мне Циля – про Бориса.
- А что случилось? – я почувствовала, как в сердце в очередной раз шевельнулось горькое сожаление.
- Его в аэропорту прямо с рейса полиция сняла. Он собрался лететь в Дубай, но вместо этого отправился в места не столь отдалённые – хохотнула она.
- Почему?
- Он пытался в кофейне аэропорта рассчитаться фальшивыми купюрами. Видимо, это дело рук Стаса – в дипломате сверху лежали настоящие, а чуть глубже – очень хорошая подделка.
- Вот это да! – присвистнула я – и что? Он пытался оправдаться или защититься?
- Пытался всё спереть на Стаса, но там юристы выстроили такую линию защиты, что суд-таки не нашёл доказательств связи Бориса со Стасом. Так причём этот дурачок всё напрямую рассказал – за что и когда он якобы получил от Стаса эти деньги. Что ему, в общем-то, не помогло. За изготовление фальшивых денег сейчас много дают.
Работа в теплицах начиналась весной, и у меня было время акклиматизироваться и привести в порядок дом и огород. С Семёном мы почти не виделись, а вот Димка не выводился от меня. Пока не сошёл снег, мы ходили с ним на горку, откуда катались на санках, на замёрзшем озере развлекались коньками и ждали прихода весны.
Скоро я получила уведомление о том, что Стас подал на развод и вздохнула с облегчением – вот-вот с моих плеч свалится ещё одна забота. Семён помог мне найти юриста через своих друзей, которые помогали ему разобраться со Стасом, и которых я успела поблагодарить. Я действительно была многим обязана им, а ведь даже их не знала. Наличие юриста предполагало то, что я могу не ходить сама на судебные заседания, впрочем, Стас, видимо, тоже не горел желанием видеть меня. Развод прошёл на удивление спокойно, учитывая то, что мне от Стаса ничего не было нужно. Но юрист добился того, что бывший уже муж выплатил мне небольшую компенсацию, впрочем, для меня эти деньги были тоже довольно существенными. Из них я смогла расплатиться с юристом, и ещё кое-какая сумма у меня осталась.
- И чё вам неймётся? – говорила Циля, имея ввиду нас с Семёном – уже бы давно сошлись и бравенько жили, вы же вон какая пара – хоть в рамочку вставь, да на стенку повесь!
- Циля, о чём ты говоришь? Мне сейчас не до отношений совершенно!
- А ты что – мёртвая что ли? – развела она руками – чего это тебе не до отношений-то? Скоро уж год будет, как ты сбежала от этого упыря!
- Циля, я связалась с Борисом, хотя все вокруг мне твердили о его истинном лице – разве Семёну нужна такая легкомысленная особа, как я?!
- Ему нужна та, которая любит его сына, та, которую любит его сын, понимаешь?! – отрезала она.
Но мне действительно было не до отношений.
Когда началась работа в теплицах, я сразу же с удовольствием вышла в смену. Так ждала этого времени – уже хотелось чем-то заняться, полностью загрузить себя работой, чтобы не думать и не вспоминать о том, что произошло со мной.
Изредка я видела Семёна – он работал иногда наравне со всеми, иногда занимался какими-то бюрократическими вопросами, сидя в маленькой будочке тут же, при теплицах. Порой я ловила на себе его взгляд, он словно спрашивал меня о чём-то или не решался сказать. Тогда я быстро прятала глаза и сразу вспоминала ту нашу ночь в Димкиной спальне, после визита Стаса, когда мы не могли уснуть и всё разговаривали и разговаривали.
Как-то раз Капитолина Егоровна пригласила меня в гости. Поскольку была суббота, Семён взял Димку и уехал с ним в город, в парк на аттракционы. Я с удовольствием приняла приглашение пожилой женщины, тем более, что давно с ней не виделась.
К моему приходу гостеприимная старушка накрыла на стол, и с улыбкой встретила меня, заметив, что я немного поправилась и похорошела. Она расспрашивала меня о работе в теплицах, о моих животных, вообще, ей было интересно всё, чем я живу.
Мы не могли наговориться, и я собралась домой только ближе к вечеру. Капитолина Егоровна пошла проводить меня до ворот, мы всё ещё оживлённо беседовали и когда вышли на улицу, я столкнулась прямо в воротах с молодой женщиной.
Невысокая, стройная, с приятной, округлой фигурой и на мой взгляд, чересчур ярким макияжем, она вопросительно уставилась на меня, но её взгляд тут же устремился через моё плечо, на Капитолину Егоровну. К ногам незнакомки жались две девочки – одна помладше, другая постарше, с небольшой разницей в возрасте.
Я посмотрела на пожилую женщину – в её глазах было какое-то то ли отчаяние, то ли испуг. Она медленно приложила ладонь к губам, подавив вздох удивления и сказала:
- Маша!
Окончание здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
