Даже Иван отложил свою дратву и подошел к столу, чтобы посмотреть. Женщины стояли и смотрели на стол с таким удивлением, словно увидели нечто необычное.
- Ну и чё пялитесь? Я уж думал змею принесла в тряпочке, - удивился Иван. - Встали и остолбенели. А тут наряды.
Он вернулся опять на свое место и вновь принялся за работу. Чудные эти бабы. Увидели тряпку и удивились. Федоска сходила в упечь и на всякий случай вымыла руки. А ну как замарает. Только потом взяла юбку. Даже своими огрубевшими от работы руками, девушка почувствовала тепло и мягкость ткани одновременно. А кофту даже потрогать боялась, вдруг зацепится за шершавую кожу. Уж больно тонка ткань то, аж просвечивает.
- Вот это подарочек тибе попадья на Паску сделала. А ты ревешь ишо. Давай наряжайся, поглядим хоть на тибя. Иван, отвернися, не гляди покуда. -
Скомандовала Дарья.
- Вот мине только и заботы, как на вас глядеть. Чё я там не видывал. - пробурчал в ответ Иван, но все же немного повернулся боком, чтобы не смущать Федоску.
Федоска быстро сбросила с себя сарафан, осталась в одной исподней рубашке. Потом облачилась в новый наряд. Даже платочек на голову надела.
- Ой, Федоска, баская то какая. - Дарья не смогла удержаться от восхищенного возгласа. Девушка и в самом деле преобразилась. Даже вроде как выше ростом стала, стройнее.
- Батюшки светы! Иван, Глянь ко на Федоску то. Узнаешь ли.
Иван ругнулся про себя. Вот ведь бабы, привяжутся. Не видывал он Федоску что ли. Подумаешь, юбку новую надела и сразу в принцессу превратилась. Но знал Иван, что Дарья не отступится, так и будет его тормошить. То отвернись, то повернись. Лучше уж сразу сделать, что она хочет. Быстрее отвяжется. Он нехотя повернулся.
Что за чудеса. Вместо Федоски стояла какая то городская барынька, только взгляд ее был испуганный и растерянный. И вправду красавица. И как это раньше он не замечал ее красоты. Бегает девка, как и все деревенские, только победнее других одета. А оказывается вон она какая. У него даже слов, чтоб выразить свое восхищение, не было. Просто стоял и смотрел.
Романко, отложив книжку, подошел к девушке, молча обошел ее вокруг, окидывая взглядом с головы до пят.
- Федоска, ты как ангел, который с небес на землю спустился. До тибя даже дотронуться страшно. Вдруг исчезнешь.
Девушка только смущенно улыбалась. Она не знала, чего сказать в ответ. Дарья вдруг махнула рукой, велела Федоске стоять, как стоит, а сама выбежала из избы. Никто и не понял, куда это она сорвалась так поспешно. Она вернулась быстро. В руках держала свои ботиночки. Года три назад, а то и больше, купил Иван на ярмарке ей такой подарок. Кожаные высокие черные ботиночки на небольшом каблучке. Тогда они с ним долго примеряли разную обувь. Дарья страшно стеснялась, когда надевала то одни, то другие. Не привычным к такой обуви ногам все было неладно, то жало пальцы, то терло пятку. А эти сели, как тут и были.
Стоили ботинки пять рублей. Большие деньги. Дарья сразу в отказ пошла, что зачем они ей. Уж больно дорого стоят. Но Иван то видел, как блестели ее глаза, когда она прохаживалась в ботиночках по магазину. Ох и скупа его Дарья до денег. Поэтому и не стал он ее слушать, купил да и все.
По великим праздникам надевала эти ботинки Дарья, прогуливалась по деревне, по зеленой траве. В город несколько раз ездила. А потом вытирала их от пыли и убирала в чулан до другого раза. И вот принесла она свои бережно хранимые ботинки, протянула Федоске.
- А ну ка примерь.
Девушка ошарашенно смотрела на Дарью. Это что, она ей свои ботинки отдает.
- Да не думай, я тибе их пофорсить только дам. На Паску сходить. Я то уж ладно. Мине не перед кем красоваться.
Федоска примерила ботинки. Они были ей немного великоваты.
- Ничё, положим в носок от шерсти клочок. Ну ко пройди по избе.
Девушка прошла из одного угла избы в другой, вернулась обратно. С непривычки не больно то ловко у нее получалось, она все время боялась, как бы не упасть или не поскользнуться.
- Вот типерь совсем хорошо. Ну Федоска, все парни твои будут, как увидят. От женихов отбою не будет.
Федоске вдруг стало грустно. Есть один человек, которому она хотела бы показаться в таком наряде. Да не судьба. Далеко он. Видно и к сестре на свадьбу не приедет. Матушка то все горюет об этом. Строго там у них, не отпустят видно.
Еще немного походив по избе, она сняла с себя этот наряд.
- Дарья, я ето все у вас оставлю. Домой то не понесу. А то замарают ищо.
- Оставляй, конешно. Я приберу сичас все в чулан.
Только потом, когда все прибрали, Дарья спросила.
- А ревела то ты чё? Говорила, што выгнали, а тут дары такие.
- Я уж ничё не знаю. Велела матушка всю ниделю и покуда свадьбу не отгуляют не ходить к ним. Только в храм петь. Я думала, што выгнала она миня. А типерь уж ниче не понимаю.
- Неет, выгнала бы так такие подарки не делала. А к ним не ходить, так тибе же лучше. Будешь в церкву ходить да петь там, сколь душеньке угодно. Ты и не реви. Делай, как матушка велит, да и все. А там уж видно будет.
К Федоске подошел Прошка.
- А ты миня на пасхальную полунощницу возьмешь?
- Там ведь всю ночь, почитай служба то будет. Не выдержишь ты, спать захочешь. Тебя мать али баушка потом приведут. Мине то не досуг будет с тобой валандаться.
Мальчишка насупился, с обидой посмотрел на Федоску. Он ведь хотел вместе с ней в хоре петь, а она говорит, что недосуг. Вот и пойми их взрослых. Но спорить не стал. Завтра видно будет.
В субботу Федоска пришла к Дарье с вечера. Та завершала последние приготовления к празднику. Ставила в печь пироги. На столе уже стояла гора вареных красных яиц. Федоска начала рассказывать, как они делали творожную пасху. В деревне про такую и не слышали. Дарья знала, что в городах еще куличи пекут, но сама никогда не пекла, не умела.
- Матушка и куличи печь будет. Только вот я уж не увидела. Они с пятницы на субботу хотели их печь.
Федоска опять вздохнула. Вот и это она не увидит как делается. И почему ей запретили приходить в дом, непонятно.
Долго сидеть она не стала у Дарьи. Переоделась в свой новый наряд, полюбовалась на себя в маленькое зеркальце, висящее на стене. Увиденным осталась довольна, счастливо улыбнулась, отбросив прочь все свои переживания. В такую праздничную ночь нельзя переживать. Радоваться празднику надо.
Пасха в этом году не ранняя была, грязи на дорогах уже не было. Так что добралась Федоска до церкви в своих ботиночках без происшествий. Юбку только всю дорогу поднимала повыше, чтобы случайно подол не испачкать.
В церкви было почти темно. Паникадила не зажигали. Только мерцающий свет от лампад да свечей, стоящих перед иконами. Народу уже собралось много. Из других деревень приехали на лошадях люди загодя, чтобы место занять. Они тихо перешептывались, отчего в храме стоял гул.
Федоска прошла к клиросу. Пока шла, успела заметить, что даже свои деревенские не узнавали ее. Хотя кто знает, может по светлу то и признали бы сразу. А тут в полумраке трудно было в этой, по городскому одетой барышне, признать Федоску.
Оказавшись на своем месте, девушка осмотрелась. Перед закрытыми Царскими вратами на амвоне стояла гробница, прикрытая Плащаницей. Откуда то сбоку к певчим подошла матушка. Она только взглянула на Федоску, но ничего не сказала. Стала давать указания, что им нужно будет делать.
Из алтаря вышел отец Николай в белых одеждах и начал богослужение - полунощницу. В нужных местах матушка показывала, что пора петь хору. Пение было тихим, чуть слышным. И во всем храме вдруг стало тихо. Гул прекратился. Люди прислушивались к тихому пению хора.
Служба шла своим чередом. Вот Плащаницу внесли через Царские врата в алтарь, Хор спел еще несколько молитв и полунощница закончилась. В церкви стало тихо. А потом опять люди зашушукались, начали ходить.
Федоска была поражена торжественностью происходящего. Она никогда не бывала на таких службах. И ее поражало все. А самым важным для девушки было ощущение праздника внутри себя. Этой тихой радости, которую она не могла объяснить.
Матушка подошла поближе к Федоске. Тихо прошептала, что какая она красавица. И что она очень рада, что хоть и покупала все на глаз, а так подошло. Как будто примеряла.
- Видно Бог мне подсказывал, что надо купить.
Матушка опять куда то ушла. Дел у нее было много, за всем приходилось ей следить. Опять оставшись сама с собой, Федоска услышала, как там, в алтаре разносится “Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех…”. Было слышно, как позвякивает кадило, сладко запахло ладаном.
И вот уже хор подхватил стихиру, певчие поют все громче и громче и наконец Федоскин голос взлетел под самый купол и разнесся по всему храму. Вновь распахнулись Царские врата и начался Крестный ход вокруг церкви. Над деревней, над всеми окрестностями слышен ликующий звон колоколов. Звонарь не жалеет своих сил. Радуйтесь люди! Праздник пришел. Сердце Федоскино, казалось было готово выскочить из груди. Тук, тук, тук.
Никто даже внимания не обратил, что церковь не достроена. Что нет притвора, где отец Николай должен провозглашать “Христос воскресе из мертвых…” , а стоят все на улице. От этого радость от праздника нисколько не стала меньше. А уж когда отец Николай обратился к прихожанам “Христос Воскресе!”, казалось, что все прихожане, даже те, которых не было здесь в церкви, ответили радостным “Воистину Воскресе!” и это многоголосое утверждение вознеслось на небеса.
Открылись церковные двери и люди вошли в храм уже наполненный светом. С какой радостью пели певчие “Христос воскресе”. На какое то время забылись все горести и печали, все тревоги и невзгоды. Была только радость от этого праздника.
На душе у Федоски было так хорошо и светло. Она вся отдалась пению, голос ее звенел, как колокольчик. И было ей радостно. Но что то вдруг изменилось. Что, она не могла понять. Вдруг в голове застучало, словно молоток в руках мастера, тук, тук, тук. И почему то стало тревожно на душе.
Щеки ее разгорелись огнем, закружилась голова. Она даже ухватилась за перекладину у клироса, чтобы ненароком не упасть. Все дело было в том, что она вдруг почувствовала на себе взгляд. Тот самый взгляд, который тревожил и волновал ее. Но нет же, такого не может быть. Это ей все только кажется. Видно это лукашки ее испытывают. Она начала быстро-быстро креститься и читать про себя Отче наш. Певчие, стоящие рядом смотрели на нее и ничего не понимали. Почему вдруг Федоска перестала петь и делает совсем не то, что надо.
Девушка и сама поняла, что делает не то. Вновь запела молитву и повела хор за собой. Да и взгляд вроде перестал ее тревожить.