Иван на самодельных лыжах возвращался в деревню со своего надела. Выбрал погожий денек и отправился, пока солнышко только вставать начало. Хороший день сегодня. Морозец небольшой, щеки холодом не обжигает, ветра нет. Ходил он проверить дальние угодья. Там на шести десятинах казенной земли у него были луга. Далеко конечно ездить косить приходилось. Да уж так досталось. Не попрешь против общества.
Сенокос в этом году хорошо поставили. Погода не подвела. Сено просохло. Стога сметали хорошие. Только вот вывезти сено по колесному пути не получилось. Пошли дожди, дорогу развезло. Пришлось стога оставить до зимы. А чтоб звери лесные не добрались до этих стогов, два дня ездил Иван по осени, огораживал их жердями. Да ещё работника нанимать пришлось, одному не справиться.
Сегодня выбрался проверить, все ли там в порядке. Болит душа. Съездил, успокоил свою душеньку, дорогу посмотрел. Недалеко от его надела дорога в лес укатана. И снегу еще много не намело. Поздно нынче снег выпал. Никола зимний уже прошел. По те года такие сугробы в это время наметало, а нынче ему по колено снегу будет. На той неделе, пожалуй, надо начать вывозить сено.
Лыжи Ивана выкатились на ровное место Впереди виднелась его деревня. Тянулся дым из печных труб. Бабы к вечеру пораньше печи топить начинают. Все из-за того, чтоб успеть засветло управиться и с печью, и со скотиной. Керосин беречь приходится. Дорог он, да и в деревенской лавке не всегда бывает. Хорошо керосинщик-татарин приезжает. У него, правда, еще дороже, но когда уж нужда припрет, приходится покупать. Потом поужинают, да и спать вся семья заваливается. Ох зима, зима, благодать для лентяев.
Со своими думами Иван и не заметил, как вкатился в деревню. Вот и домишка его. Старенький, еще дедушка, когда только что женился, дом поставил. Дедушки давно уж нет. А дом стоит. Отец у Ивана здесь вырос, потом Иван, а сейчас вот Романко растет. Тоже тут жить будет.
Иван снял с валенок лыжи, приставил их к стене, стряхнул снег полынным веником, зашел в избу.
- Дверь то закрывай скорей, чего расхлебянил. - подала голос Дарья из-за печки.
- Вот баба, откуда видит, как я зашел..
- Тятенька пришел! - Романко скатился с печки и подбежал к отцу. - Ты в лес ходил. А зайца там видел? А лису?
- Видел, видел. Лиса рыжая подходила. Вооот такой хвост пушистый. Про тебя спрашивала. Гостинчик вот тебе прислала. - Иван вытащил из кармана замерзший кусок хлеба, стряхнул с него налипшую махорку, протянул малышу.
- Ой, а чего холодный-то какой хлеб?
- Так лиса в снежной избушке живет. Откуда у нее горячему хлебу взяться. Иди, мать тебе его в печи нагреет.
Романко не унимался.
- А чего она про меня спрашивала?
- Романко, ты чего отца-то донимаешь. Устал он. Полушубок еще не скинул. Дай хоть ему вздохнуть-то.
Дарья откинула занавеску и вышла в горницу. Прядь рыжих волос выбилась из-под платка. Запон прикрывал ее большой живот. Дарья была на сносях. Ходила тяжело. Лицо ее изменилось и появились какие-то пятна на нем. Но все равно у Ивана сердце забилось чаще и улыбка расплылась по его лицу.
Вот уж седьмой год идет, как они обвенчаны. Отец сосватал Ивану Дарью сам, в другой деревне. Иван можно сказать и не видел ее до свадьбы. Принял выбор отца, как должное. И все эти годы он был благодарен отцу за такой выбор.
Дарья была из хорошей, трудолюбивой семьи и приданое за ней было большое. Но не за это благодарил он отца. Девушка оказалась кроткая и ласковая, веснушки, рассыпавшиеся по ее лицу, делали его веселым, даже когда она сердилась. В работе жена была мастерица, что косить, что снопы ставить, что со скотиной управляться. Все умеет и устали, кажется, не знает. Никогда не пожалуется, что тяжело ей, что устала. Только разогнется, утрет рукавом пот с лица, и пошла дальше.
Жили они легко да ладно. Как песню пели. Сынишке уже пять лет исполнится в этом году. Дарья хотела дочку еще, а Иван ждал сына. Куда этих девок. Кормишь ее, растишь, а она все одно отрезанный ломоть. Уведут на чужой двор, да еще и приданое за ней дай.
- Давай, разоболокайся. Проголодался, чай. Скотину я уж прибрала.
- Ты бы, Дарьюшка дождалась меня. Воды сколько натаскать надо, чтоб всех напоить.
- Так воду таскать разве не бабское дело. Просмеют меня бабы, если ты воду таскать будешь. Вот, скажут, барыня какая.
- А тятенька где?
- Скоро чай, придет. К Ефрему ушел. Давно, говорит, не видел.
Отец пришел, когда уже стемнело. Пришлось зажечь лампу.
- Ты чего, тятенька, засиделся в соседях? Они, чай уж спать ложатся.
- Ничего ты не знаешь, Иванко. Не я один там был. Нас мужиков-то много собралось. Рассуждали, что не дело в церкву в Улеш ходить. Как бабы по весне мучаются, по осени, когда ни воды, ни льда через Кокшагу нету. Вот и баяли, что надо прошение писать, да просить у нас в деревне церкву строить. Посчитали, приход-то большой будет. В округе-то сколь деревень. Грамотных людей собрать надо, сход провести. Наши-то мужики все согласные.
- Ой, батюшка, хорошо-то бы как. А то и помолиться другой раз не сходишь. Только по великим праздникам, да и то не всегда получается. - подала свой голос Дарья. - Так бы глядишь и ребятишек с малолетства в церкву ходить приваживали. Вон Романко уж большой, а сколь раз там бывал.
- Решили, что после Рождества сразу сход со всех деревень соберем и все обговорим. А пока они в своих деревнях тоже обсуждать будут. Что по мне, так все согласятся.
Они уже закончили ужинать, но все продолжали разговаривать. Никто даже и не вспомнил, что зря керосин жгут, можно бы и в темноте говорить. Романко уж давно забрался на печку и посапывал, прижавшись к горячим кирпичам. Дед вдруг опомнился.
- Чего сидим-то, керосину почитай целую лампу сожгли. Вот полоумные. Гаси, Иванко лампу.
- Ты тятенька на печку-то залезь. А то, не дай Бог, в теми свалишься с приступка-то. А я ужо потом ее погашу.
Дед забрался на печь. Дарья расстелила постель на сколоченном в углу топчане. Только тогда Иван задул лампу и все семейство улеглось спать. Только сон не шел.
Создание своего прихода и строительство церкви было смелым решением. Конечно, каждый крестьянин вложит в строительство, сколько сможет денег. Но это же мало будет. Все деревни располагались на казенных землях, в округе не было помещиков с богатыми, да даже и не очень богатыми усадьбами. Поэтому рассчитывать приходилось только на поддержку церкви.
На дворе стоял декабрь 1887 года. В эту ночь мысли о создании прихода в деревне Лиса Черемисская Вятской губернии, не давали крестьянам спать.