Мартовское весеннее солнышко пригревало землю. Марфа вышла на улицу со двора.
- Слава Богу, до весны дожили. - Марфа подставила лицо солнечным лучам и почувствовала их ласковое тепло на своих щеках. Она даже глаза закрыла от удовольствия. Постояла так немного, открыла глаза. Посмотрела на церковь, что на пригорке через реку. Кресты золотом сияют, аж глядеть на них больно. Хорошо то как.
Время то не молодит. Каждую зиму Марфа просила Бога, чтоб дал дожить до весны. Только от одной мысли, что в стужу ее повезут прикрытую саваном на погост, а там… Дальше она и думать не хотела, что будет дальше.
Как то Дарье про свои страхи рассказала, а та начала ругаться.
- Что ты мама выдумываешь. Горя видно у тибя нету, как про это только и думать. Не гневи Бога. Жива и Слава Богу. А он уж сам все устроит, как ему надо. И тибя не спросит.
А ведь и правду не спросит. И очереди там нету. Каждому свое. Не больно давно от дочерей весточку получила. Не от дочерей, а Федот написал, кум Дарьин. Сами то все девки у нее не грамотные. Так вот, Федот писал, что у младшей ее мужик зимой в лесу застудился. Похворал, похворал, да на тот свет отправился. Осталась она с детьми теперь одна . Свекровь со свекром и раньше то ее не больно любили, а теперь так и вовсе житья нету.
Дочь то теперь локоток кусает, что родительский дом продали и деньги с другой сестрой разделили. Так бы ушла она жить в свой дом, никто бы не попрекнул. Да поахидничали, денег захотели побольше. Дарье то с матерью ничего даже не сказали. Все шито крыто сделали.
Одна то бы жила, все какой-нибудь мужичок бы нашелся, взяла бы примака в дом. Одной то тяжело. А от мужниных то родителей уж никакой помощи. Так и придется ей весь век бобылкой маяться.
Марфа даже слезу с глаз вытерла. Дарья вышла за ворота. Увидела мать, утирающую слезы.
- Ты чё мама ревешь то. Ладно ли чё.
- Да сестер твоих вспомнила. Душа то ведь и о них болит. Как ей типерь с детями то тижело. И помощи ждать не откуда.
- Чё уж типерь говорить то. Ладно хоть угол есть свой. Пусть и со свекровью. Немного гонор свой поубавит, так и будет жить. Глядишь, где и другая сестра поможет.
У Дарьи сначала обида, как заноза, сидела, когда узнала, что сестры дом родительский продали. Правда, когда они забирали мать сюда в деревню, та так и сказала, что с домом и с наделом что хотите, то и делайте. Вот они и сделали. Даже пол слова не написали про это. А ведь уже не один год прошел. А сейчас вот пишут, да жалуются.
Сейчас обида ушла. Как бы там ни было, Дарья любила своих сестер и всегда желала им только добра. Поэтому и простила она им, что ей ни копейки от того дома не перепало. Да и мать ведь жива. Хоть бы ей чего дали.
- Пойдем, мама, домой. Чево на воле то стоять зря.
Женщины пошли в дом. После яркого мартовского солнышка в избе было совсем темно. Только спустя время, глаза привыкли. Прошка сидел на своем любимом месте за столом и читал нараспев букварь.
- Дитятко, ты хоть отдохни. Весь день сидишь читаешь. Глаза то, чай, как устали.
- Нет, мама, я не устал. Ты гляди как ладно буквы в слова складываются.
Из школы пришла Нюрка. Учиться ей уже надоело. Каждый день почти спрашивала, сколько еще осталось. Романко в таких случаях ее поддразнивал.
- Только ведь лето учиться то не будешь. А осенью снова в школу пойдешь.
Девочка искренне не понимала, зачем ей эта вся учеба. Вон и мама, и бабушка, ни читать, ни писать не умеют, но нисколько не горюют об этом. А ей то для чего она.
- Романко то скоро придет? - спросила Дарья. То ли полдничать собирать на стол, то ли подождать Романка. Иван то во дворе, к весне все припасает да осматривает. Его только покричать.
- Скоро. Их уж тоже отпустили. Да чё то в классе он ишо остался.
Скоро послышался топот в сенях. Это топали Роман и отец одновременно. Один таким образом стряхивал с себя опилки, а другой топал, чтобы стряхнуть с себя забившийся, куда только можно, снег.
- Где это тибя носило? - удивилась Дарья, увидев сына по пояс в снегу.
- Да мы в овраге снег меряли. А он взял да обрушился вместе с нами, так и провалились чуть ли не по шейку.
- А ну, как вода бы там?
- Нет, мама, воды еще нигде нету. Мы уж проверяли.
- Давай, проверяльщик, разоболокайся, да сушить все на печь закидывай.
Дарья ставила на стол еду, и разговаривала с Романком. Вот уж, совсем большой парнишка стал. Школу в этом году заканчивает. Она вспомнила, как была против всей этой учебы, а теперь радовалась, когда учитель, увидев ее, хвалил мальчика. Говорили все ей, что надо дальше его учиться отдавать. Тяга к знаниям у него большая. И толк от учебы будет. Но пока она об этом и думать не хотела. Ладно здесь в деревне ходит учится. А в город одного его как отпустишь. Разве, что когда постарше станет.
Ели молча. Но когда на столе зашумел самовар, начались разговоры.
- У нас сегодня Василий Николаевич в класс принес карту и глобус.
- Чё, чё принес, какой глобус? Чё ето такое? - в один голос спросили мальчика мать и бабушка.
- Глобус это земля наша. Она круглая, как мячик.
Марфа начала креститься.
- Чё ты городишь. Как ето земля может быть похожа на мячик.
- А вот так. Это же все в уменьшенном виде. А на земле этой все страны нарисованы. Каких только нету. И большие, и маленькие, всякие.
Про страны Марфу особо не заинтересовало. Но вот про мячик, она все никак не могла успокоиться. И как это люди по мячику то ходят. Снизу то бы упали все. А куда бы упали. Нет. Романко что то напутал. Такого не может быть.
А Романко и сам не очень то понимал, как это люди не падают. Ну ладно, шар этот большой и они ходят по земле. Ну а те то, которые снизу, вверх ногами получается ходят. Но он верил учителю. Раз тот говорит, значит так и есть. Василий Николаевич пообещал, что вот будет он учиться дальше и все узнает. В мире столько всего интересного. И от этих слов Роману еще больше захотелось учиться дальше.
А в это время другая мать слушала рассказ своего сына. Василий рассказывал, какое впечатление произвел на детей глобус. Большинство из них даже не поверили, что это земля. Но несколько лучших учеников пытались понять и разобраться, как это все устроено. Но, по его мнению, как не старались, все равно ничего не поняли.
- Василий, конечно это трудно понять ребенку. Особенно крестьянским детям. Ты же понимаешь, какое развитие они получают от родителей. - Матушка Серафима, хотя сама давно уже была знакома и с глобусом, и с тем, что земля это шар, до сих пор не могла понять до конца, как все это устроено. Но в чем твердо была уверена, так это в том, что все устроено с Божьей помощью и по воле Господа. И тут ее никто не мог бы разубедить.
В семье Серафимы многое изменилось. Почти на каждое воскресенье Василий и Василиса уезжали в город. Уже не было ни для кого секретом, что у Василисы с Виктором дело катится к свадебке. Как только будет подходящий случай, приедут сваты, договорятся о свадьбе.
Обе матери хотели, чтоб это свершилось скорее. Но сейчас шел Великий пост и ни о каком сватанье не могло быть и речи. Виктор с матушкой Ефимией несколько раз приезжали в гости, ходили на службу в храм. И ждали, чтоб скорее прошло время поста.
У Василия же все пока не очень то складывалось с невестами. Тут он сам был виноват. Встречался со многими, все его чего то не устраивало. Он и сам не понимал, чего ищет и что хочет. Да и слух по городу пошел, что парень ветренный, и серьезно рассчитывать на него нельзя. К слову сказать, Василия все пока устраивало. Жениться он не торопился. Работал в школе в свое удовольствие, а потом ездил в город и кутил на всю катушку.
Матушка даже беспокоилась порой. Привыкнет вот так болтаться, потом и жениться не заставишь. Несколько раз она пыталась поговорить с сыном, но тот только отмахивался да отшучивался. Отца Николая она тревожить не смела. На него и так столько всего навалилось.
С января этого года церковь в Лисе наконец то стала самостоятельной. Это значило, что все заботы по продолжению ее строительства легли на плечи батюшки. Он сидел вечерами и высчитывал, сколько надо кирпича закупить, леса заготовить, железа на крышу. И денег на все это сколько надо иметь. Хорошо хоть, что школа содержалась теперь за счет казны государственной. Государство же платило учителям, всем троим.
Но больше всего переживала матушка об Иване. Каникулы закончились и опять он уехал в далекую Казань. А про его женитьбу так и не поговорили они толком. Тут правда и отец Николай разговор заводил. Да сын только отмахнулся, сказал, что время еще есть, успеет. Дело это не хитрое.
Рассказал, что давно уж в академии заведено, что весной приходят девушки к заведению. И стоят там, день стоят, на другой приходят. Бывают и из высшего сословия, но очень редко да Иван этому и не верит. Чаще всего мещанки. И часто случаи бывают, что уж совсем не терпится и времени нет то браки совершаются между выпускниками и такими девицами.
Матушка Серафима в ужас пришла от такого рассказа.
- Иван, ты, чай, так не сделаешь. В городе вот был, неужели ни одна тебе не приглянулась.
Иван только плечами пожал. Как объяснить матери, что девицы все пустые ему попадались, не было такой, чтоб по душе пришлась.
- Ты не переживай, мама. Я ведь сперва сюда, к вам в Лису приеду. Да и время у меня будет, чтобы жениться.
Перед отъездом Иван как то поскучнел весь, задумчивый и грустный стал. Сперва матушка объясняла это тем, что уезжать ему от родителей не хочется. Но как то поймала она взгляд его, полный нежности. Нет, он не на нее был направлен, а на Федоску, которая усердно начищала закопченный чугунок золой. От усердия аж кончик языка высунула, да время от времени сдувала со лба выбившуюся прядку волос из косы. Руки то мокрые, да в золе с сажей вымазанные, не хотела волосы ими пачкать.
Тут то и стало ей все понятно. Приглянулась ее Ивану Федоска. А тот и сам то себе боится признаться, что люба ему эта девка деревенская. Вспомнила мать, как сын находил каждый раз повод, чтоб остаться на кухне да поговорить с девкой, выспрашивал ее обо всем. Да видно смущала его разница в положении, далеко не на одной ступеньке они стоят. Поэтому и матери ничего не говорит.
Серафима даже когда провожала сына, ничего не спросила, ничего не сказала. Решила на Бога положиться. Сам Иван тоже промолчал. С этим и уехал. Потом письма из Казани слал. Спрашивал обо всех, и как бы между прочим про Федоску в каждом письме, как, мол, там хор поет. Матушка же писала в ответ длинные письма, где старательно описывала про всю жизнь. Не забывала и Федоску упомянуть.
Сама то она решила, что если судьба, то все у них сложится. А что бедная крестьянка, так и это не страшно. Хватит им того, что имеется. А женой то девка хорошей будет. Сейчас вот только ей надо постараться, да девку эту манерам хорошим научить. Грамоте то выучить она ее, конечно, не успеет, но хоть элементарным навыкам культуры научит, так и то хорошо будет. Чтоб не стыдно было Ивану появляться с ней в обществе.