Городские гости осматривали храм. Вместе с ними были вся семья отца Николая, тут же и отец Алексей находился. Хозяева ревностно следили за каждым замечанием. Порой до боли было обидно, когда кто то из гостей начинал критиковать, вот, мол, тут надо бы не так, да тут иконы старые и прочие замечания.
Конечно этот ново возведенный храм в деревне не шел ни в какое сравнение с городскими, богатыми, уже столько лет стоящими церквями. Вот и было обидно отцу Николаю, как можно сравнивать несравнимое.
- А мы несказанно рады, тому что имеем. Храм то этот всего то три месяца, как освятили. А строили его на крестьянские деньги. Не один богатый меценат сюда не вложился. И иконы прихожане сюда свои принесли, от своего сердца оторвали. А вы хаете.
Гости поумерили свой пыл. Даже как то неловко им стало. Действительно, в гости приехали, а все раскритиковали.
- Да пойдем же в дом, гости дорогие наши. Разговеемся, чем Бог послал.
Матушка Серафима дипломатично замяла неловкость, приглашая гостей в свой дом. На улице, привязанными, оставались только две лошади запряженные в саночки и заботливо укрытые попонами.
- А лошадки то пусть тут стоят. Я сейчас Демьяну сторожу скажу, чтобы присмотрел за ними.
Гости огляделись. Церковь стояла на высоком месте, дальше река, спящая под снегом, а еще дальше, опять же на возвышении, деревенька темнела своими избами. Здесь же, рядышком, в березовой роще стояло два дома да школа. Должно быть хорошо тут летом, как все зазеленеет кругом, заблестит вода на солнышке, загалдят птицы.
В доме было тепло. Пахло щами из печи, и еще чем то мясным, душистым. Ну и само собой аромат пирогов утренних не успел выветриться. Уж что-что, гости а знали, какова мастерица матушка пироги печь, да и в стряпне с ней редкая повариха могла поспорить.
Пока гости раздевались да осматривались, матушка застелила стол в зале белой скатертью, расставила приборы. Василиса помогала матери. Вдвоем у них все ловко получалось. Уже красовались на столе пироги, нарезанные большими кусками. На середину стола водворили блюдо с поросенком. Перед каждым поставили тарелки со щами, в которых плавало по приличному куску мяса. Пар, поднимавшийся от тарелок щекотал ноздри успевших усесться за стол гостей. С двух сторон возвышались бутылки с красным вином и казенной водкой.
Перед началом трапезы все поднялись на молитву, которую в этот раз прочел Иван. Потом все с аппетитом принялись поедать угощение, приготовленное матушкой. Первое время даже все разговоры стихли. Люди были заняты едой. После того, как тарелки со щами опустели, матушка разрезала и сняла с поросенка подденок, положила тут же рядышком на тарелку его кусочки, пропитанные жиром и запахом приправ и специй.
Утолившие голод, гости дальше уже не торопились, завязался разговор о том, о сем и ни о чем. Гости рассказывали последние городские сплетни. Матушке приятно было вспоминать общих знакомых, узнавать, что нового случилось в городе за это время. Она с удивлением для себя заметила, что за время, которое живет здесь, ее как то и не интересовало особо, что там происходит. Да и чего там греха таить, она даже и не думала об этом. Все ее мысли были о доме, о церкви и о детях.
- Ох матушка, мастерица же ты стряпать. У кого не бывала, у тебя всегда всех вкуснее наготовлено.
Похвала была приятна Серафиме. Не зря она старалась.
- Кушайте, кушайте. Пироги вот сегодня утром пекла.
Гостей и уговаривать не надо было. Ели так, что за ушами трещало.
- Отец Николай, а откуда ты певчих то выписал. Одна уж больно хорошо пела. В городе ни в одном храме такое не слышала. Иван из Казани что ли привез.
Батюшка улыбнулся. Хоть что то заносчивым матушкиным гостям понравилось в храме.
- Нет, это все деревенские, крестьяне. Тут нет ни одной, чтоб музыке или пению обучена была. А вот та, которая выделялась из всех, действительно самородок. Ведь девчонка еще совсем, а поет как ангел на небесах.
Гости шумно начали обсуждать это. Потом сошлись к одному мнению, что будут рекомендовать в городе всем своим знакомым съездить к отцу Николаю на службу.
Гости еще посидели, поговорили обо всем. Выспрошали Ивана, как там жизнь идет в большом городе. Только вот он мало, что мог рассказать. Студенты жили в общежитии, как солдаты в казармах. Только по праздникам да воскресеньям можно было выйти в город. Руководство боялось студенческих волнений, в городе часто случались бунты. Поэтому и держали в узде всех приезжих. Городские свободнее жили. После занятий шли домой, а уж что они там делали, никого не касалось. Оттого и не было дружбы. Поскольку большинство были приезжими, они завидовали городским, при случае даже поколачивали. Особенно когда те начинали хвалиться, как встречаются вечерами с девушками.
На улице уже начинало сереть. Гости спохватились, что им еще ехать. Начали быстро собираться. При расставании, на пороге, они долго благодарили хозяев за гостеприимство, приглашали к себе с ответным визитом. Отец Алексей вызвался проводить их до лошадей. Вместе с ними и Иван пошел с Василием. После такого сытного обеда хотелось прогуляться на улице, размять ноги, затекшие от долгого сидения.
На обратном пути, когда проводили гостей, Иван спросил брата.
- Что то мне странным показалось, что ты про Федосью промолчал, не сказал, что это девушка, да еще и такая красивая, да еще и певунья. У тебя что, виды какие то на нее имеются.
Василий задумался. Как бы ему тут ответить.
- Не знаю, что и сказать. Был однажды момент, что мне показалось, что я влюблен в нее. Потом я долго думал и понял, что влечение у меня к ней чисто физическое. Может даже и любовь такая бывает. Не знаю, не испытывал раньше. Я видел, что и она ждала от меня каких то действий и даже злилась на меня, что я их не предпринимаю. Кажется мне, что она была готова на все, если бы я ей предложил. Поэтому я дал себе время остыть, осознать. Я даже в мыслях не могу представить, что она станет матерью моих детей. У нас слишком разное воспитание, разные взгляды на жизнь. Не готов я соединить свою жизнь с неграмотной крестьянкой, как бы это жестоко не звучало.
Но и поступить с ней дурно я не мог. Поэтому постарался отдалиться. Представлял ее только как прислугу моей матушки, порой даже груб с ней бывал. Хотел, чтобы и она это поняла и отдалилась без всяких на то объяснений. Признаюсь, что у меня и сейчас стучит кровь в висках, когда я вижу ее. В таких случаях молча ухожу или говорю что то резкое, отталкивающие, хотя сам себе в этот момент бываю противен. Видеть слезы, скапливающиеся в уголках ее глаз это просто невыносимо. А матушка смотрит на меня непонимающе, пытается понять, что такое со мной творится. Хотя может быть она и понимает, и догадывается. Ты же знаешь нашу матушку.
Что я мог тебе сказать. Ты начал этот разговор. Я честно тебе ответил. Сам решай, кто я после этого.
- Василий, мне кажется, что ты стал взрослым, все правильно рассудил. И я очень рад, что ты не воспользовался ее наивностью, ее любовью к тебе. Это было бы низко по отношению к девушке. В этой ситуации ты повел себя достойно. Только вот грубишь ты ей зря. Мне кажется, что лучше просто уйти и не провоцировать ее. Со временем она разберется в своих чувствах.
Братья даже не замечали, что они уже три раза подходили к воротам, потом возвращались обратно к церкви и вновь шли к дому. Иван удивлялся, куда делся прежний взбалмошный мальчишка. Действительно, он сильно повзрослел за это время, что они не виделись.
На обратном пути они даже не заметили, как в ворота проскользнула маленькая фигурка Федоски. Она бежала к своим животным, которые ее уже заждались. А потом, подумала девушка, что матушка заставит ее помочь прибраться после ухода гостей. Она уже бегала туда и обратно с ведрами, чистила в хлеву, а братья все еще прогуливались по улице. В деревне слышались какие то крики, смех, лаяли собаки.
- Так это славят ходят по деревне. Пошли, брат, домой. Скоро, чай, и к нам толпами повалят.
Братья зашли в дом, разделись, пошли на кухню, где мать гремела тарелками. Зашли и оба остановились. Вместе с матерью с посудой управлялась Федоска. Она мыла тарелки в тазу с водой и передавала матери. Та же досуха вытирала их полотенцем и складывала в стопочку, чтоб потом отнести в буфет. Посуда была праздничная, доставали ее только когда в доме бывали гости. В обиходе повседневном этой посудой не пользовались.
- Тарелок то, тарелок, куда их столько, - удивлялась девушка. Даже у Дарьи таких тарелок никогда не бывало, не говоря уж о Федоске. Работая у матушки, она уже привыкла, что каждый здесь ел из отдельной тарелки, а не из общего блюда, как было принято у всех крестьян. А тут она обнаружила, что для приема гостей на стол была поставлена совсем другая посуда. Красивые белоснежные тарелки с золотой каемочкой и бахромчатыми краями, такие же чашки с чайными блюдцами. Из них не то что есть, в руки то брать страшно. Посмотришь на свет, так просвечивают даже.
Матушка еще перед тем, как начать мыть, объяснила девушке, что посуда это фарфоровая и стоит очень дорого. Поэтому мыть ее надо осторожно, чтобы не разбить. Поэтому и брала каждую посудинку девушка с великой осторожностью.
- О, да тут у мамы помощница.
Услышав мужской голос, Федоска чуть не выронила тарелку из рук от неожиданности. Хорошо, что успела подхватить ее другой рукой и тарелка уцелела. Девушка даже вытащила руки из таза, чтобы что-нибудь нечаянно не разбить.
- Долго вы гуляли. Холодно ведь на улице то.
- Да мы и не заметили. А Василиса где?
- У нее мигрень. Голова разболелась. Пошла к себе и легла. Батюшка тоже лег отдохнуть. Устал сегодня. Да и переживал сильно, как все пройдет. Ведь первая большая праздничная служба в новом храме.
- Все, Слава Богу, замечательно было. И людей столько много собралось. - Оценил Иван службу и перекрестился на иконы.
Пока разговаривали, Василий тихонечко вышел из кухни.
- Ты, Иван, тоже ступай, да отдохни. Мы сейчас приберем здесь, да самовар поставим, чаю попьем. Я вас позову.
Иван тоже вышел. Женщины продолжили свою работу. Вскоре вся посуда сияла чистотой. Небольшими стопками они относили тарелки в зал, в буфет, потом той же дорогой пошли чашки с блюдцами. Федоска сходила на улицу, выплеснула грязную воду из ведер. Ну вот, теперь и чистота, можно самовар ставить.
Не успел самовар закипеть, за дверью послышался топот ног. В избу ввалилась целая толпа славельщиков. Тут были и совсем маленькие ребятишки, и почти взрослые парни да девки. Серафима одарила всех припасенными гостинцами, пряниками, да баранками, да конфетками.
Серафима посмотрела на Федоску.
- Еще кто будет? Или все деревенские были?
Девушка кивнула головой. Среди этих детей она не увидела Дарьиных. Ей очень хотелось, чтобы пришел Прошка. Не зря же она с ним учила молитву к празднику.
Они даже пели ее вместе с ним и мальчик выговаривал все слова и молитву знал наизусть. Да и Романко с Нюрашкой тоже ее пели. Как уж они по деревне ходили, неизвестно, но здесь Федоска обязательно заставит их спеть.