Прямо с вокзала Сергиеву Лавру не увидишь, она застроена домами от глаз приезжих, но находиться недалеко.
Через полгода работы в Институте Гидротехники я попал в командировку, и не куда-нибудь в тайгу или горы, я попал в бывший город Загорск.
Самому революционеру Загорскому город больше не принадлежит, но от него остался памятник, стоящий в центре города и старое название
А ныне и раньше, и всегда, это Сергиев Посад.
В России осталось всего две лавры: Александро-Невская в Петербурге и Троице-Сергиева под Москвой. На протяжении двух лет я их чередовал, часть года проводя в командировках.
В свой первый приезд я проехал мимо на автобусе, вывернув голову в сторону куполов. Второй командировочный, бывший со мной руководящим, спешил на объект, на просевшую из-за нерадивости плотину.
Только через неделю неделю я смог вернуться к монастырю.
Больше я так не делал никогда. Всегда, приезжая, прямо с вокзала, шёл к мощам Сергия Радонежского. Клонился им и стоя там подолгу, уходил от себя в Бога под проступающими ликами Рублёва.
Впервые, когда я смог туда попасть, я обошёл весь монастырь вдоль пыльных автотрасс по кругу. И только после, я решился подойти к воротам белокаменной стены. И долго не отваживался в них войти. Вошёл со страхом, и поверьте, мне есть "за что" бояться.
Пройдя по всем иконам и храмам внутреннего двора, я сел на солнышке на площади, что у подножия колокольни. С крыльца её скоро сошёл улыбчивый мирянин и стал набирать себе в помощь из прохожих всех, кто мог бы ему помочь. Он звал раскачать колокол, самый большой колокол в России.
Самый большой действующий колокол. Настоящий Царь-колокол, а не тот, обломанный в Москве. Тот не считается, он хоть и больше, но больше не звонит. Просто лежит себе хвастливо на постаменте, колотый.
Среди многих званных вызвался бить в колокол и я. Мы поднялись по лестнице на самый верх. Как мне казалось, что под самым небом раскачивали язык колокола за толстый канат, не ощущая тяжести 72 тонн над собой, сменяя в определённый такт друг друга.
От звона и вибрации, вокруг и внутри себя, я перестал ощущать реальность и растворился, раскрошился в этом звоне.
Для меня, для моих глаз, существовало только безграничное небо, разносящееся на части звоном вокруг, прямо от моих плеч, с высоты колокольни и дальше в даль.
И больше не было ничего, всё перестало существовать там для меня, остался только этот бой, мой бой, бой колокола.
Колокол пел, отдаваясь звоном во мне и по всей округе, везде, до куда хватало глаз.
Этот звон пришёлся на редкий церковный праздник, но другой , не Пасхальный.
Хотя, однажды на Пасху вышел со мной однажды случай, тоже со звоном!
Я был тогда уже крещён, что изменило многое во мне, но не меняло вечно происходящее со мной.
Отец Даниил крестил меня уже взрослым человеком и по знакомству, нас с познакомил общий друг. Крестился я в Софийском соборе Царского Села.
В тот день о. Даниил дежурил там по своему служебному графику ( обязательные дни службы в других храмах, порядок такой). День, выбранный мной для крещения, совпал с днём моего рождения, примерно с двадцать третьим. Год точно не помню, зато с числом и месяцем не ошибаюсь.
Незадолго перед этим о. Даниил получил приход в соседнем Павловске, в разрушенном, от вибраций фабричных станков, придворном храме Марии Магдалины, являющимися одно время фабрикой детских игрушек.
Когда я вошёл в него впервые, меня там встретили растресканные стены, расшатанные, вываливающиеся кладки кирпичей, доски, брошенные взамен полов. В одной из стен сохранились мрамором надгробные памятники.
— Здесь стоял стол директора фабрики, — указал на мрамор о. Даниил.
С годами он восстановил этот храм, вернув его к прообразу Кваренги, я стал одним из прихожан, и храм, стараниями Даниила, не без Божьей помощи, стал выпрямляться прямо у меня на глазах.
На Пасху, по окончанию службы, нас с Леной о. Даниил всегда приглашал праздновать Воскрешение к себе, в трапезную, среди других: хора, представителей администрации города.
Я, почему-то то чувствовал себя там неловко, и при случае мы с Леной всегда старались незаметно улизнуть пораньше.
Так было и в тот раз, мы поднялись из-за стола и, стараясь остаться незамеченными, пошли.
Я потянул Лену к прикрытой двери в храм, чтоб пройти через него на улицу.
Как только мы открыли дверь и чуть дошли до середины, под куполом раздалась звук чудовищной сирены, сработала сигнализация!!! Все, бывшие за столом, примчались тут же к нам, и уйти незамеченными в тот раз не удалось.
Стараясь как-то сгладить неловкость, я сказал, что всем дозволено звонить на Пасху, в моём же случае сработала, на опережение, сигнализация.
***
В день своего крещения я мог бы ехать в Пушкин вместе с Даниилом, на дежурство, но мы с ним тогда только познакомились, и я, из-за тактичности, добирался сам на электричке.
Это был один из дней моего рождения, и я, ещё накануне, пригласил не менее полутора десятков своих друзей. Позвал их в Собор на своё крещение и после отмечать.
Не пришёл никто, ни один человек, вообще никого не было.
Мистика какая-то! Даже мой лучший друг, который и должен был меня отвезти туда, он накануне решил искупаться и повредил ногу об торчащую со дна железку, лежал с температурой и прийти не мог.
Так мне сказала по телефону его мать. На следующий день он позвонил мне сам и сказал, что всё прошло.
А я вышел в Пушкине с электрички и в отсутствии навигаторов, тогда несуществующих, стал спрашивать дорогу до Собора у прохожих. Каждый из них указывал в разные стороны, а половина предлагала мне немедля выпить. Но я устоял и смог найти свою дорогу к храму.
И в этот же день я отказался, среди прочего, от сатаны. Но, как мне кажется, он далеко то отходить не стал.
Вон, и сейчас, сидит и смотрит. Ждёт равнодушно, чем бы поживиться.
"Господи, избави меня от лукавого!
И не введи во искушение!"
В моей жизни их и так полно, в командировках больше, а ещё больше в них тоски.
И я спасался в Сергиевой Лавре. Подолгу. И даже однажды принят был там за семинариста, ну наверное. Мне в трапезной обед со скидкой продали, в полцены, как своему.
Так часто и незаслуженно меня бывает, что принимают за служителя храма. Что-то спрашивают часто возле церквей и кладбищ, обращаясь как к батюшке. Случается, что просят благословения.
Однажды, при целовании креста, батюшка спросил, в каком из храмов я служу.
***
Как-то раз я возвращался с ночной службы в Сергиевой лавре. Ушёл чуть раньше, и стоя на пустом проспекте вызвал такси. Немолодой, уставший армянин, водитель, признал во мне священника ещё издалека, как он сказал, когда я сел к нему в машину.
Я не успел его переубедить, водитель просто рассказал мне свою жизнь, и я уже не смог ни в чём ему признаться.
Мы ехали, я слушал. Когда мы добрались до места, он стал отказываться от денег, но я настоял и вышел.
А он так не уезжал, стоял, освещая мне путь до двери фарами, пока я не скрылся за дверью. Провожал.
Продолжение по ссылке
Предыдущая глава
Оглавление.