Владивосток, он невероятно далеко и там другое время, я так и не смог привыкнуть к этому.
И когда я выходил в нём вечером с работы, у нас в Петере начиналось утро этого же дня.
Мои Лена с Вовкой только просыпались в сырости и холоде Санкт-Петербурга, а я звонил им по дороге с проходной и ехал в океан на пляж.
Мы вылетели втроём в командировку в дождь из Пулково в 8 утра, и уже через 9 часов, в 10 того же утра, были на месте. Багаж немного задержался и пришёл не весь, из трёх наших чемоданов на троих отдали только мой.
А остальные двое ждали пару дней.
А нас троих ждали на объекте, как специалистов из института. Ждали обследовать промышленное здание, работающее на пару и углях с конца 70-х и без остановок.
Здание было моим ровесником и производило впечатление своей убитостью.
— Это всё надо снести нах..., — так говорил каждый, кто видел его впервые.
Мы приехали дать этому официальное подтверждение.
— Работать будем сначала без выходных, а потом посмотрим, насколько успеваем, — сказал Ваня, он был главным инженером.
— Это ты так решил или руководство?! — спросил Гоша, он учился на инженера и работал в институте.
Я ничего не решал, я был самым старшим по возрасту и самым младшим по должности настолько, что даже не знал, зачем мы здесь то.
Вернее, я знал, я хотел увидеть Владивосток и океан.
И мы купались в нём после работы каждый день вдоль всего побережья, от Шаморы до мыса Вятлина.
А в свободное от пляжа время, с утра до вечера, облазили все, все этажи ветхого строения, от верхних, где, стоя в клубах раскалённого пара, склоняешься над своим блокнотом для записей, и все страницы размывает каплями со лба и хочется всё время пить и отжимать одежду. И до подвальной темноты с провалами по плечи в затопленную чёрную жижу с чудом спасшимся налобным фонарём
А вечерами пляж. Таким вот городом контрастов выдался Владивосток для нас. То небо, сливающееся в горизонте с океаном, то земля , в виде хлюпающей жижы в темноте подвала.
Работа была тяжёлая, нет, лучше так, работа была изнуряющей! Отдых не менее!
— Нет, ну почему ты решил, что у нас не будет выходных?! — спрашивал Гоша спустя две недели, сидя в баре напротив Вани.
— Да потому что вижу объём работы, — привычно отвечал нам Ваня.
Мы все вымотались уже к этому времени, но пока держались на плаву. Пока погода позволяла, хотелось поскорей закончить обследование здания.
Мне хотелось сделать это до его обрушения, всем так хотелось. И в помощь нам прислали из института ещё троих специалистов, стало быстрее, ещё веселее, но портилась погода.
Когда нас стало больше, появились выходные, и можно было целый день купаться в океане. Я все такие дни проспал, проспал почти не поднимаясь.
В один из дней пришёл тайфун, он был как моросящий дождь, внезапно, пятнами, брызжущий и тут же перестающий.
Потом по новостям показывали ужасы последствий, размывы, сходы воды потоками вперемешку с мостами и домами, я видел это только в новостях. В самом Владивостоке прошёл дождь. И облачно, но с прояснениями было.
А потом, почти сразу, по новостям началась мобилизация, мы уже месяц как были в командировке во Владивостоке.
Днём тяжело работали, по вечерам лежали в океане или совсем рядом от него, на берегу.
Сентябрь там выпал жарким, целый месяц.
Владивосток, он удивительный на океанском побережье и разный, с бухтами с морской капустой по колено в воде, с заброшенными пляжами. Он переполнен рыбой, выпрыгивающей прямо из воды, и совсем другим небом, открыточно-насыщенным до бирюзово-алых переливов в закатах над водой.
Вода солёная, купаешься в ней среди морепродуктов и можешь сколько хочешь наловить их или насобирать. Вот прямо под ногами у себя набрать пригоршни гребешков и есть, макая в соус, сидя на берегу.
В то утро, после объявления воинской повинности для всех, я встал пораньше, курил и думал с видом на океан и остров Русский.
Там, прямо за мостом на остров, построен университет, дорога новая к нему, за ним она заканчивается, почти везде, и дальше очень сложно проехать на машине. Пешком же слишком далеко. А это только один остров, остров Русский.
Вторым проснулся Ваня и сквозь дым, и тихо, чтоб не будить всех дальше, мне сказал:
— Ты знаешь, вчера к Димке повестка пришла, прямо домой пришла, с двумя автоматчиками. Родители сказали, что он в командировке. Назначили прийти в военкомат, когда вернётся.
— У нас же бронь от института есть?
— Есть, у директора.
- Я думал, что ему за 60.
- За 60 и есть и есть бронь.
Потом обречённо спокойным проснулся Димка, специалист по карбюраторам, как записали на военной кафедре, где он учился на совсем другое.
Днём нам позвонили и сказали, что командировки всем продлили.
Работы оставалось много, но портилась погода, похолодало, и я вдруг захотел домой. Вечером, когда нас стало всё больше накрывать волнами всепоглощающих новостей, мы говорили о себе и Родине, и было без неё никак. И по Ахматовой мне вспоминалось.
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,
Я был тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Многие разлетались из Петербурга по Турциям и Грузиям. Я улетел в Петербург. Повестки в моём почтовом ящике не оказалось, через полгода дали бронь всем в институте. А через месяц я отказался от неё, а заодно от института.
Уволился в начале лета. И провёл его с сыном и женой на даче. Мне отчего-то думалось, что это лето может стать для меня последним.
Продолжение по ссылке
Предыдущая глава
Оглавление.