Тамара Василеевна встала рано по утру. Ей не спалось уже которую ночь. Мысли, думы не давали покоя. Вспоминалась молодость, сестра Фотинья, муж Пашка. Хоть и не по любви Томча выходила замуж, но с мужем ей повезло. Пашка попался ей душевный, заботливый, жалостливый. Зазря ее не обижал, прижаливал, да и хозяином оказался хорошим. Вот только детей у них с мужем не было. Это и печалило иногда Томчу. А Пашка наоборот радовался этому.
-- Ты Тамара не обижайся, но меня дети во как достали, -- Пашка чертил себе по горлу большим пальцем.
-- Матушка почитай каждый год рожала, не хочу детей, еще в родительском доме наелся. Теперь детский плач совсем не выношу. Тамара слушала эти речи мужа и печалилась. Он часто уходил в лес на промысел, а она оставалась одна.
-- Был бы ребеночек, хлядишь не так одиноко было бы.
Однажды Томка все-таки решилась сходить к ведьме Секлетинье, собрала нехитрые подарки и отправилась в лес. Надо ей было, чтобы ведьма посмотрела на нее и сказала в чем беда. Почему Господь деток не дает? Избушку ведьмину нашла не сразу, пришлось поплутать. Секлетинья встретила Томчу с радостью, тепло.
-- Что же тебя девонька привело ко мне? Или захворала?
-- Нет, не захворала, все хорошо у меня.
-- А коли хорошо, зачем тогда пришла? -- Секлетинья пытливо посмотрела на девушку.
-- Да все у меня хорошо и жизнью я своей довольна, и муж у меня хороший, любящий, только вот деток у нас нет. Может, посмотрите, что со мной не так? -- Попросила Томча. Секлетинья пристально на нее посмотрела, а потом сказала:
-- Отчего не посмотреть, посмотрю, садись вот сюда на стул и закрой глаза, да не открывай, пока не скажу.
-- Хорошо,-- ответила вдруг оробевшая Тамара. Ей почему-то так страшно стало, что она на минуту пожалела что пришла.
-- Да ты девка не робей, чего так испугалась, сейчас загляну в твою судьбу, -- успокоила ее ведьма. Она ходила вокруг Томчи, что-то шептала, окуривала еë какими-то травами и девушка постепенно стала успокаиваться. А вот ведьма наоборот стала задумчивая и неразговорчивая. То, что увидела она в судьбе Тамары, ее не обрадовало...
Фотька каждый день приходила на заимку отца. Когда-то здесь был ее кров, а теперь она смотрела на ставшие вдруг чужие стены, и злоба зарождалась в ней. Марфа щеголяла по подворью в обновках.
-- Вон, как приодел свою зазнобу, -- зло шипела Фотька.
-- Ну ничего, недолго вам осталось, скоро все для вас закончится, -- шептала девушка.
А Василей зажил припеваючи, на подворье привел коровку, коня вороного прикупил.
-- Ну-ну, обживайся, недолго уж... Шипела Фотька. Но отец этого не слышал. Марфа иногда ловила чужие взгляды на себе, но Василей ее успокаивал:
-- Ты такая пугливая, Марфа, стала, раньше я этого за тобой не замечал. А теперь тебе мерещится, что кто-то следит за тобой. Выбрось эти глупости из головы, некому здесь, понимаешь некому. Одни мы здесь.
-- Вот, то-то и оно, что одни мы здесь, а были бы люди рядом, совсем другой разговор был бы. Не так страшно, да и за людьми я соскучилась. Все в этой глухомани одни, да одни.
-- А, кого ж это, тебе моя милая Марфуша, захотелось, за кем так соскучилась? А может хахаль в деревне остался? -- Закипал Василей. Марфа с усмешкой смотрела на него:
-- Ты Василей поохолонь маленько, а то ишь расходился, как холодный самовар. Нет, хахаля не завела, а вот за людьми соскучилась. Я вот что решила, схожу в деревню, проведаю своих соседок, наговорюсь с ними всласть. Да новости какие узнаю. А ты хозяйничай здесь пока один.
-- Ты, что это удумала Марфа, небось бросить меня решила? Василей с испугом смотрел на Марфу.
-- А может и удумала, и что ты мне сделаешь, силой привяжешь к лавке? Марфа в открытую насмехалась над Василеем.
-- Задушу, -- прохрипел он, -- как кутька задушу.. Марфа поняла что, перегнула палку, вдруг сорвалась с места и выскочила на двор. Василей за ней.
-- Придушу заразу, -- хрипел он, а Марфа совсем не испугавшись его, схватила подле сарая вилы и наставила на Василея.
-- Подойди только ко мне, так и проткну насквозь как кабана, -- посмеиваясь предупредила она. Что Василею в Марфе нравилось, так это еë несгибаемый дух. Такой стержень крепкий в ней был, что ее никакими страхами не согнешь.
-- Ну будя, хватит Марфутка, опусти вилы, погорячился я -- миролюбиво сказал он. -- Все это от любви к тебе, вот и становлюсь дураком. Фотька наблюдавшая в частокол всю эту картину, сначала обрадовалась:
-- Давай, врежь ему этими вилами промеж глаз. -- Твердила она в упор глядя на Марфу. Марфа как во сне, против своей воли замахнулась вилами и опустила их со всей силы на Василея. Если бы он промедлил малость, то вилы опустились бы ему на голову, а так он быстро отскочил и вилы проехались по его плечу.
-- Что же ты творишь, дура окаянная?! -- Заорал Василей хватаясь за плечо. А Марфа в недоумении стояла и смотрела, то на свои руки, то на вилы.
-- Вот так вам подлюшным и надо. Что б вы поубивали друг друга, -- уже веселее пожелала Фотинья. Она отлипла от частокола собираясь идти домой, и нос к носу столкнулась с ведьмой Секлетиньей.
-- Все развлекаешься? -- Спросила строго старуха. -- Сестру давно проведывала? Сходи к ней, ей скоро твоя поддержка понадобится.
-- С чего это? Она замужем, я ей там не нужна. Ее муж поддержит если что. -- С печалью в голосе сказала Фотинья.
-- А я говорю, проведай сестру, да травок побольше возьми успокоительных, -- настаивала старуха.
Секлетинья смотрела на Тамару и ей было жаль еë.
-- Только девке улыбнулось солнышко и вот опять черный день наступает. То, что ей бездетной всю жизнь придется прожить она ей не стала говорить.
-- Иди Томча домой, да мужа в лес не пускай, сгинет он если пойдет. А теперь иди, и помни, что я сказала.
Томча пришла домой сильно встревоженная. Муж на завтра собирался в лес.
-- Ты куда собираешься? -- Спросила она Пашку.
-- Тамар, ну, что за мода у тебя закудыкивать мне дорогу? В лес завтра пойду, силки надо посмотреть, -- ответил ей Пашка.
-- Нет, не пойдешь, -- вскрикнула Томча.
-- Это еще почему?
-- Не пойдешь и все, у ведьмы сегодня была.. Пашка не дал Томче договорить.
-- Зачем ты к ней ходила? Она тебе что хочешь нагородит, ты только слушай ее. Я, что, из-за ведьмы буду дома теперь сидеть под твоей юбкой? -- С насмешкой спросил Пашка. Тамара ничего ему больше не сказала и пошла кормить хозяйство. Вечер прошел тоскливо, у нее из головы не выходили слова Секлетиньи. То, что старуха сказала правду, Томка даже не сомневалась. Уже засыпая и прижимаясь к теплому боку мужа у нее промелькнула в голове мысль:
-- А ведь этого больше не будет, последний раз мы так лежим.. Да что я такое думаю, -- ругала себя Томча. -- Все будет хорошо, я завтра с утра на пороге костьми лягу, а его никуда не пущу.
Тамара открыла глаза, утро давно наступило. Она в испуге подскочила и посмотрела туда, где должен был спать Пашка. Было пусто, она провела по подушке рукой, место уже остыло.
-- Опоздала, -- обреченно подумала она и горько разрыдалась.
Пашка не вернулся к вечеру. И на следующий день он тоже не вернулся. Томка не находила себе места, она побежала к соседям, позвала мужиков, плача и рассказывая, что Пашка не вернулся из лесу. Долго его искали мужики. Прочесали лес, но парень будто в воду канул. Тамара знала теперь, что Пашки больше нет. Секлетинья ей правду сказала. Бедная женщина корила себя:
-- Ну почему я так крепко спала? Почему не проснулась? Если бы я проснулась, то не пустила бы его в лес.
Фотинья пришла к сестре, когда та совсем слегла от горя. Та трое суток не ела, лежала в нетопленной хате, хозяйство стояло голодное и ревело на все голоса. Фотька быстро накормила голодных животинок, те сытые затихли. Зашла в избу, посмотрела на сестру, та лежала отвернувшись к стенке.
-- Ну, ты как Томча? -- Спросила Фотька. Томка ничего не ответила ей. Тогда Фотинья растопила печь, поставила на плиту чайник с водой и стала ждать, когда закипит вода, а сама потихоньку стала читать заговор от тоски:
Встану я, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей дверьми, из ворот воротами, выйду в чистое поле, в чистом поле стоит избушка, в этой новой избушке есть новая доска. Сломись, новая доска, отстань прочь, тоска.... -- Читала Фотинья и поглаживала плечи сестры.
-- Ты поплачь, тебе легче будет -- посоветовала Фотька. Она не отходила от сестры всю неделю, поила ее травами, читала над ней заговор от тоски. Тамара лежала без эмоций, а к концу недели, толи травы помогли, толи заговор, только прорвало тогда Тамару на слезы. Бедная женщина рыдала весь вечер. Фотинья дала выплакаться сестре, а потом сказала:
-- Хватит Томча печаль разводить, думай о муже как о живом, будто он уехал в дальние края и там теперь живет.
-- Да как же? -- Спросила Тамара.
-- А вот так и думай. Может он где и вправду живой, а ты его оплакиваешь как покойника. Может, где заблудился твой Пашка и не может выход найти из лесу.
Вот с тех пор Тамара Петровна так и думала, чтобы успокоить свое тоскующее сердце. Замуж она больше так и не вышла.
Марфа все-таки решилась ехать в свою деревню, очень она скучала по своим подворьем и соседями. Василей снарядил ей бричку, хотел было сам отвезти, да она заупрямилась.
-- Не надо, Василей, я что сама дороги не знаю? Доеду, не пропаду, не переживай.. Провожая Марфу со двора сердце у Василея было не на месте.
-- У, ну, как лошадь, чего испугается? Понесет. А если заплутаешь и волки выйдут? -- Не унимался он.
-- Будто первый раз езжу, как же я тридцать пять лет одна без тебя жила, и волки не сожрали? Хватит Василей, жди меня, приеду новость может быть тебе хорошую привезу, -- пообещала она ему. Марфа последнее время стало плохо себя чувствовать по утрам.
-- Чи понесла я? Думала она оглаживая свой живот.
-- Вот в деревню приеду, схожу к повитухе пусть посмотрит и скажет. Марфа как-то выпустила из памяти, когда же у нее были эти ее женские дни. Вот хоть убей она не могла вспомнить. А по утрам тошнило так что душу выворачивало, только и спасали квашеные грибочки. Вспомнив о них Марфа облизнулась. Знатно солил Василей грибочки. Лошадь выехала за ворота и легкой рысью потрусила по наезженной колее. Василей смотрел в след Марфе, и сердце заходилось от тоски и еще чего нехорошего....