Лошадь выехала за ворота и легкой рысью потрусила по наезженной колеи. Василей смотрел в след Марфе, и сердце заходилось от тоски и еще чего-то нехорошего. Он долго стоял и провожал тревожным взглядом, пока бричка не скрылась в лесу. Во дворе вдруг опустело, он обвел его глазами.
-- Эх, если бы наша вера позволяла выпивку, то сейчас напился бы вусмерть, -- подумал он и пошел в избу.
Там на сундуке стояла большая четверть с молодым квасом. Он взял плошку и набулькал до краев. Выпил одним махом, прошелся по избе -- пусто.
-- Пусто и одиноко, -- ловил себя на мысли Василей.
Не разуваясь упал на кровать и уставился в потолок.
Марфа, размышляя, потихоньку катила свою телегу по лесной дороге.
-- А вдруг понесла? Как Василей воспримет новость? Вон, о девках своих вообще не вспоминает, а если и вспомнит когда, то окромя скверны изо рта ничего хорошего в их адрес не летит. А вдруг и моего ребеночка так? Нет, я своего ребенка в обиду не дам, горло быстро перегрызу, не побоюсь, будь то Василей или еще кто...
Так Марфа потихоньку ехала и размышляла. По сторонам дороги разросся малинник. Еще с брички она увидела крупные ягоды.
-- Ох ты, какая крупная да спелая. Тпрруу, -- остановила она лошадку потянув вожжи на себя.
Та послушно остановилась, Марфа ловко соскочила с брички и направилась к малиннику. Ягоды источали аромат, были крупные и сладкие. Женщина собрала их и отправила в рот.
-- Так, а во что собрать?
Она порылась в бричке и нашла деревянную небольшую кадку, из которой Василей поил лошадей. В нее она стала собирать малинку. Две в рот, одну в кадку, и опять, две в рот, и одну в кадку. Лошадь потихоньку тащила телегу переходя от кустика травы к следующему. Вдруг животное насторожилась и навострило уши. Марфа, ничего не замечая, собирала малинку. Лошадь почувствовала опасность, громко заржала и встав на дыбки попятилась на телегу. Женщина обернулась на лошадь и не заметила, как из малинника вышел медведь.
Лошадка, громко храпя и ломая дышло, пыталась освободиться от телеги. Когда Марфа заметила медведя, было уже поздно. Она завопила, что есть мочи, напугав животное, очень разозлила его. Может, он бы и не тронул ее, замри она, но ее дикий крик разозлил медведя. Он ударил ее лапой по левой части лица, и снес почти всю кожу острыми когтями. Марфа не замечая боли и обильно текущей крови побежала к бричке. Лошадь ржала от страха, вставала на дыбы и еще больше запутывалась в постромках. Медведь догнал Марфу...
Секлетинья вышла до зорьки собрать утренней росы и еще травок. Она обошла все лопухи, в которых собиралась целебная жидкость. Аккуратно слила росу в склянку и направилась в сторону наезженной колеи. Вдруг до нее донеслось громкое лошадиное ржание, и дикий нечеловеческий крик разрезал утро. Старуха быстро, не создавая шума, пошла в ту сторону, откуда донесся крик. Выйдя ближе к дороге, перед ней открылась жуткая картина. Лошадь поодаль билась от страха, а медведь, крупный, мохнатый, заламывал женщину. Она уже не кричала, а безвольной куклой телепалась в его лапах. Ведьма ближе подошла к дикому зверю и выставив руки вперед произнесла:
-- Отдай мне и уходи, тебе здесь не место. Иди вглубь леса, давай... Секлетинья вся напряглась, говорила тихо, но медведь ее услышал. Он бросил окровавленную Марфу и не оглядываясь стал удаляться в глухую чащу леса. Старуха подождала, пока он отойдет подальше, перевела дух. Успокоив лошадь, подвезла телегу к окровавленной женщине. Секлетинья подумала, что Марфа умерла, но та шевельнулась.
-- Ах ты, господи, живая? Эко ты, голубка, за жизнь-то хватаешься. Ну ладно, коли так Господь меня к тебе вывел, помогу я тебе.
Она затащила полуживую искалеченную Марфу на бричку и повезла ее к своей избушке в чащу леса.
-- Ты кого привезла? -- Спросила Фотька.
-- Человека, который попал в беду, -- тихо сказала ведьма обмывая особым отваром страшные увечья на теле и лице Марфы. Потом стала зашивать большой цыганской иглой рваные раны, из которых не переставая текла кровь.
-- Ты привезла эту... сюда? -- Фотинья не находила слов, как обозвать Марфу.
-- Да, я привезла ее сюда к нам, ей нужна наша помощь. А ты не стой столбом, а лучше помоги мне, четыре руки все же лучше, чем две, -- сказала старуха.
-- Даже и не подумаю,-- отчеканила девушка. -- Еще чего, буду я лечить отцовскую с..., -- с гневом произнесла Фотинья.
-- Знаешь, отчего слаб человек бывает? -- Спросила ее ведьма, ловко орудуя над глубокими ранами.
-- От чего?
-- От злобы своей, человек, умеющий прощать и сострадать, высоко поднимается в делах своих, а ты, если не хочешь помогать мне, то лучше уходи.
-- Куда же я пойду? -- Опешила Фотька.
-- А куда хочешь, туда и иди. Ты становишься на скользкий путь, темнеешь, а я белая ведьма. Я знахарка прежде всего, врачеватель. Мое предназначение -- помочь попавшему в беду, да и твое это тоже было, пока ты в душу зло не впустила. Иди, Фотинья, тебе здесь не место, -- сказала печально старуха.
Фотька вышла из избы во двор и хотела уйти, но потом остановилась.
-- Куда же мне идти? К Томче не пойду, там меня не примет народ, я ведь ведьма. Значит, судьба моя такая -- помогать, лечить врага своего.
Она присела на поваленное дерево подле избушки и дала волю слезам. Долго Фотинья плакала, а потом вытерев слезы увидела подле себя старушку. Та протягивала ей ковшик с чистой ключевой водой.
-- На, детка, умойся, попей и вымой этой водицей всю злобу из сердца.
Девушка взяла из рук ведьмы ковш воды и умылась, а потом прильнула к краю губами, долго пила холодную ключевую воду до ломоты в зубах.
Василей, проспавший до утра, так и не раздевшись, соскочил с кровати. Что-то было не так, а что, он не мог понять. Его беспокоило какое-то предчувствие. Он вышел во двор и обомлел, лошадка на которой уехала Марфа стояла привязанная к дереву. Бричка рядом. Глянув в бричку, он не поверил глазам своим, подстилка прикрывавшая солому, вся была в крови.
-- Господи, что произошло? -- Вскричал Василей падая на колени. -- Где моя Марфа, -- кричал он предчувствуя самое плохое.
Он поднялся с колен и быстро оседлал лошадь, подумал, что Марфа где-то лежит израненная. -- Волки, точно волки напали на нее.
-- Вот дурак, -- корил он себя. -- Давеча накаркал ей на пути волков, пустая моя голова.
Василей охаживал лошадку, мчался по дороге выискивая свою Марфу. Подле малинника он увидел место борьбы, и на земле была видна запекшаяся кровь. Василей соскочил с лошади и стал высматривать следы. Он приглядывался к траве, как она примята, искал хоть какой-то малейший след. Вдруг в траве что-то блеснуло, Василей наклонился и увидел серьгу с изумрудом, которую Марфа попросила вместе с перстеньком.
-- Марфа, где ты? -- Закричал он от отчаяния. Лес ответил ему убегающим эхом: ты, ты, ты...
Долго сидел Василей на земле, он вдруг увидел свою никчемную жизнь, во злобе, в ненависти, перед его глазами предстала его первая жена Прасковья.
-- Прости Прасковья, прости, ради Христа, -- кричал он молотя кулаками по траве. Женщина постояла, посмотрела на него печально и, махнув рукой, поплыла в чащу лесную. Василей, выпучив глаза, задыхаясь, бежал за ней. Доведя его до ведьминой избушки, Прасковья вдруг рассеялась туманной дымкой.
-- Спасибо тебе, Прасковья, -- прошептал он.
Со страхом подходил Василей к избушке ведьмы. Тихо постучал в двери.
-- Заходи, -- крикнул старушечий голос.
Он толкнул дверь и пригнувшись вошел в избу. В комнате было светло от горевшей керосиновой лампы. Старуха сидела подле кровати и перевязывала раны. Василей заглянул ей через плечо на человека, которому ведьма оказывала помощь. Он вскрикнул и зажал себе рот рукой.
-- Марфа, как же так? -- Только и смог проговорить он.
Фотинья, подававшая чистые тряпицы ведьме, на отца старалась не смотреть. Ей стоило большой силы воли не высказать ему ничего. Секлетинья поглядывала на девушку и ласковым взглядом подбадривала ее.
-- Медведь задрал бедную,-- тихо молвила ведьма.
Василей подполз на коленях к кровати и, взяв замотанную руку Марфы, навзрыд зарыдал.
-- Пойдем на улицу, -- позвала ведьма девушку. Та молча вышла.
-- Ну как ты? Терзаешь еще свое сердце? Давай еще полечу, -- предложила Секлетинья.
Она подошла к ручью, где недалеко от избушки появился родниковый ключ. Он выбивал из-под земли холодную хрустальную воду, испив которой, душа очищалась от всякого зла.
Ведьма подошла к ручью и взмахнула руками, тут же прозрачные искрящиеся капли окатили Фотинью. Девушка вздрогнула и улыбнулась. Старая ведьма брызгала на нее водой, отчего над ручьем появилась радуга.
-- Ну вот, видишь, даже природа возрадовалась, ведьма молодая очистила свою душу. Не опускайся, детка, до черноты. Надо стойко принимать все невзгоды на жизненном пути. А теперь иди и позови мне сюда отца своего. Мне с ним поговорить надо.
Фотька молча пошла.
Василей, оставшись в избушке у кровати Марфы, долго всматривался в любимую. Левой стороны было невидно из-за трав и бинтов. Руки, изодранные до костей, спокойно лежали сверху одеяла.
-- Ей повезло, медведь не тронул живот, а то выпотрошил бы ее. Секлетинья спасла, вовремя на крик пришла, -- сказала Фотька.
-- Идите, она вас зовет, а я с ней побуду, -- девушка кивнула в сторону кровати.
Василей тяжело поднялся и вышел из избы. Старуха сидела на поваленном дереве.
-- Как ты нашел нас? -- Спросила она.
-- Прасковья привела, -- ответил Василей.
-- Значит, простила она тебя, бедная. А ты ведь и не знаешь, сколько она раз тебе жизнь спасала, я ведь на тебя волков наслать хотела за деяния твои. Да Прасковья не дала. Беспутная душа у тебя, злая. При таких родителях хороших, ты зверем вырос, отчего так? -- Как бы саму себя спрашивала Секлетинья. Василей сидел низко опустив голову.
-- Да, Марфа твоя ребеночка ждет, вовремя я подоспела, не дала двум жизням погибнуть. Конечно, ей с божьей помощью много сил потребуется, чтобы подняться. Но ничего, жить будет, страшное уже позади. Как прежде она уже не станет. Так что, либо привыкай, либо уходи прямо сейчас с глаз долой, пока она тебя еще не видела. Как в себя придет, я ей все расскажу. Ну, что решишь? -- Спросила ведьма.
-- Куда я без Марфы, она - вся жизнь моя.
-- Если так любил ее, зачем на другой женился, жизнь ей сломал, на тот свет отправил? Зачем? Почему девочек не любил, твою кровь и плоть, детство у них украл? Почему? Фотинья хоть успокоилась маленько, большое зло она на тебя имела. А я вот не успокоюсь, и за все свои деяния ты понесешь наказание. . .
Продолжение следует...
