Повесть из казачьей старины
Куда бы ни шел о. Апполинарий — на требы ли или просто гуляя, — он непременно останавливался перед огромной кучей камней, сложенных у самой развалившейся церковной оградой, — как раз позади алтаря, — стоял в глубоком раздумье минуту - другую, горестно качал головой и только после этого, недоуменно пожимая плечами, продолжал свой путь.
Эта куча камней тяжелым укором лежала на его совести. Выросла она в результате больших личных его, о. Апполинария, усилий, но получила совсем не то назначение, на какое он рассчитывал.
Год тому назад отремонтировали станичную церковь. Необходимый капитал начали собирать задолго до ремонта. Соседние губернии и своя собственная епархия, кружечными сборами, по копейкам, собрали десятки тысяч рублей. Сам его преосвященство — владыка от благочестивого купечества прислал целых семь тысяч. Денежная сторона ремонта не очень тогда волновала о. Апполинария. Верил он, что православный народ не допустит запустения храмов Божиих, где бы они ни находились. Он даже крепко рассчитывал на остатки от ремонтного капитала, заодно, починить и церковную ограду.
Но вышло все не так, как думал о. Апполинарий.
Подрядчик попался какой-то особенно ловкий. Будто знал, сколько было собрано на ремонт. Когда начался торг и он назначил «последнюю цену», все несказанно удивились — рубль в рубль цена его сходилась с собранным капиталом.
Торговаться с подрядчиком, однако, не стали. В душе все были даже рады, что денег хватало. Заломи подрядчик на две-три тысячи больше — что тогда получилось бы? И этот с трудом согласился ехать в глухую станицу. Далеко, говорит, живете от железной дороги, подъезду к вам нету, у меня, говорит, в Царицыне сколько угодно подрядов...
Поскорей согласились.
Один о. Апполинарий был почти в отчаянии. Полуразвалившейся, облупленной, с облезлыми кирпичами, с огромными во многих местах дырами, церковной ограде, видимо, суждено было остаться непочиненной.
По окончании ремонта о. Апполинарий робко справился у подрядчика, во что могла бы обойтись починка ограды?
Не сказав ни слова, подрядчик быстро обежал вокруг церкви, что-то подсчитал на листке записной книжки и объявил:
— Вкруглую, батя, шестьсот целковых, если ограда простая, каменная.
Шестьсот рублей! Да где же их взять, такие деньги? У бедного о. Апполинария перехватило от волнения дух.
— Это, батя, еще божеская цена, — сказал подрядчик, выпуская из обеих ноздрей широкие струи дыма и жуя губами конец тонкой папироски — «колибри», — он ее то загонял в угол рта, от чего пресмешно щурил попеременно глаза, в зависимости от того, под каким из них находилась папироска, то вдруг каким-то способом приклеивал ее к верхней губе и папироска свисала книзу. — тогда рыжая борода подрядчика дымилась, вот-вот загорится.
— Первое — камень! — отсчитывал подрядчик на пальцах. — Возов сто понадобится. Да каких! А камень ломать надо. А чтоб его ломать — купить надо.
— Второе — материал. Вы как. батя, на цементе, иль на извести?
— Да мне... видите, добрый человек... — растерянно бормотал о. Апполинарий. — Оно, понятно... Чтоб получше... Вам видней. Только, ведь, это ужасно как дорого!
— Ничего не дорого, — спокойно и уверенно сказал подрядчик и вдруг мгновенно весь преобразился. Тучная фигура его вся пришла в движение: он затоптался на месте. — точь в точь. как ретивый конь, готовый пусти вскачь. — короткое туловище его быстро задергалось в обе стороны — точно он исполнял на сцене танец живота, — руки то расходились в широком жесте, то взлетали кверху, чтоб потом сразу, со сжатыми кулаками, опуститься вниз, — прямо дирижер какой-то!
Подрядчик кричал на всю площадь:
— А харч! А квартеры! Вы, может, думаете, батяша, рабочий человек мне даром работает? Ха!
— Одни богомазы чего мне стоили! Художники, так иху...
— И на церкве я доплатил? Из свово кармана доплатил... во! — подрядчик оттопыривал карманы чесучового пиджака.
На этом тогда дело и покончилось.
Уезжая, подрядчик скостил сто целковых. Но и на пятьсот о. Апполинарий не пошел — денег у него не было.
И стало через эту полуразвалившуюся церковную ограду невозможно жить о. Ап-полинарию Что бы ни делал он — ограда не выходила у него из головы. Соблазн то какой... Церковка стоит, как новенькая. Каменные стены выбелены, крыша перекрыта новым железом и покрашена в яркую зеленую краску, кресты позолочены и так славно сияют, особенно на восходе солнца — это когда первый луч-то упадет на них... И рядом... Ах, эта ограда! Вот, наказание-то!
Надо было что-то предпринимать — жить так далее стало невозможно. И решил о. Апполинарий сам починить церковную ограду, каких бы трудов это ему ни стоило.
Потрудился немало он и во время ремонта церкви. Надо было за всем доглядеть, во все вникнуть. Ответственность за обновление церкви он возлагал не на подрядчика, а на самого себя. Что подрядчик! Уехал — и только его и видали… Отцу же Апполинарию уезжать было некуда. И не удайся ремонт. всю жизнь винил бы он себя за недосмотр. Ибо это по его отчаянно - настойчи-вым хлопотах высшее духовное начальство соблаговолило разрешить капитальный ремонт. Сколько раз пришлось ему ездить в консисторию, самому владыке два раза докучал. Необходимо поэтому было, чтоб обновление церкви удалось на славу и на радость всем верующим людям.
Хлопотно было отцу Апполинарию с рабочими. И не то, чтобы из-за работы — работа шла правильно. И каменщики, и штукатуры. и кровельщики делали свое дело умело, живо и весело. Иногда даже через- чур весело. Про наружных рабочих ничего нельзя было сказать. Люди, как-никак, вне храма, на свежем, так сказать, воздухе. И крепкое словцо, и шутка соблазнительная и веселый смех — все это во вне, подул ветерок и унес все с собой. Со внутренними же рабочими, что в самом храме работали, отцу Апполинарию приходилось часто и сильно пререкаться. Прежде всего — шапки. Все в картузах, — как один! — и все с цигарками. Ах, ты. Господи Боже мой! Да как же вы можете курить в храме Божьем? А маляры смеются. «Нам, батюшка, можно» ... Ну, хоть шапки бы сняли. «Мы, говорят, так привыкли» ... И опять смех.
А раз с отцом Апполинарием чуть дурно не сделалось. Один из иконописцев — как хорошо писал он лики святых! — отделывал тик Бога Саваофа, что в куполе, на десятисаженной высоте. Сидит этот иконописец в люльке, подвешенной к потолку, мурлычит песенку и малюет кисточкой. А изо рта у него табачный дым из цыгарки. как из трубы валит. Временами весь лик Бога Отца этим самым табачным дымом, как облаком, заволакивался. О. Апполинарий, поднявшийся на леса, от волнения едва не упал. Кое-как спустился вниз и поскорей разыскал подрядчика.
— Этот... Этот..., — показывал он пальцем на иконописца.
— Что такое? В чем дело? — недоумевал подрядчик.
— Курит!
— О-о! — отмахнулся было подрядчик, но, заметив особое волнение о. Апполинария, крикнул иконописцу:
— Эй, ты. богомаз! Поменьше дыми там! Бога застишь?
Иконописец глянул вниз, засмеялся, пожал плечами, но цигарку все же притушил
Но зато потом, когда все эти рабочие поди ушли, а дела их остались, было на что посмотреть. Воистину произошло полное обновление. Как по волшебству ожили все святые. Один архангел Гавриил чего стоил. А картина страшного суда! А «Тайная вечеря!» И все блестит — иконостас золотом, а стены — нежной голубой масляной краской, сводчатый же потолок — белой... Благолепие, другого слова не найти... И простил о. Апполинарий все грехи рабочему люду, умевшему надолго оставлять после себя вещественную, такую хорошую память.
И все было бы прекрасно, если бы не церковная ограда. С чего начать? Писать в консисторию? Об этом нечего было и думать. Замашут консисторские руками — мы же, скажут, устроили вам ремонт церкви! Как же вы, скажут, не смогли и ограду заодно починить? К владыке тоже неудобно обращаться. Пятьсот рублей для его преосвященства, конечно, небольшая сумма. Но чтоб ее достать, надо опять обращаться к купцам... Купцы же отвалили недавно семь тысяч. Нет, надо искать другого пути...
После зрелого размышления о. Апполинарий приступил к делу. Испросив благословения отца благочинного на кружечный сбор в церкви, он принялся за составление проповеди к своей пастве- Эту проповедь он и произнес в одно из воскресений. Как говорил тогда о. Апполинарий! Казалось, всю душу вложил он в свое слово и пронял-таки прихожан. Что больше всего поразило последних — это полнейшее безкорыстие батюшки. Ведь, если бы для себя просил, понятно было бы его волнение. А просить так убедительно и так горячо, со слезой, чтобы построить только ограду для церкви — это удивляло и трогало. И посыпались медяки в свеже запечатанную красным сургучем кружку...
Но, как известно, туговата казачья трудовая копейка. Сыпаться-то она сыпалась в кружку, да только толку-то от этого получалось мало. Сколько времени нужно было ждать, чтобы по копейкам набрать пятьсот рублей? О. Апполинарий написал о. Симеону и Федору на большие хутора, составлявшие отдельные от станицы приходы, прося их организовать кружечные сборы. Послал на безцерковные хутора, дальние и близкие, воззвание «порадеть о благоустройстве станичного храма». С безцерковных хуторов довольно быстро поступило: с Венцовского — три рубля двадцать две копейки, с Канаичева — один рубль семьдесят пять, с Базновского, самого большого — четыре сорок.
Вот и строй с этим ограду. Допустим, что эти сборы можно будет повторить — не раз и не два. О. Апполинарий был даже убежден, что в конце концов, все эти трудовые копейки составят нужный ему капитал. Собрали же — и тоже по копейкам, — несколько десятков тысяч рублей на церковный ремонт. Так будет и теперь. Надо только набраться терпенья и спокойно ждать.
(Продолжение следует)
П. Аврамов.
