10.
Эльза уснула, под колыбельные Веры. Слова которых приходили к ней сами по себе. Она уже думала, что никогда не вспомнит слова тех, песен, что склонившись над её колыбелью пела бабушка, но благодаря Эльзе вспомнила и текст, и слова, и даже тихий мелодичный голос бабушки. От нахлынувших воспоминаний Вера тяжело вздохнула посмотрела на спящую маленькую девочку, осторожно погладила её по волосам, повесила кулон на шню и вышла из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
— И, как мне быть дальше? — тихо прошептала она, спускаясь по лестница со второго этажа дома. — Оставить девочку одну в таком большом доме, — она провела глазами по большому холу, — я не имею права. — А где родители? Ума не приложу.
Она прошлась по холлу, посмотрела в каждое окно на ночную до боли знакомую деревню.
— Да, время изменяет не только людей, жизнь, но и даже природу и дома. Что-то в лучшую сторону, а что-то в худшую. Вот и деревня изменилась: домами новыми богатыми обросла, деревья молодые выросли, а многих старых уже и нет... как людей, бабы Клавы, например... Машины почти у каждого дома стоят, а раньше? В диковинку было.... — Вера зажала правой рукой кулон, от которого, как ей казалось исходило невероятное тепло.
За размышлениями она не заметила, как в дом ввалился изрядно выпивший хозяин. Она вздрогнула от неожиданности, только когда он вскрикнул:
— Кристина, Кристинка-а-а, Кристии, — подошёл к мини бару, открыл, достал бутылку коньяка, подошёл к барной стойке, откупорил бутылку и снова позвал жену.
Вера стояла у окна, смотрела на него, боялась пошевелиться.
— Ну, хоть ты подойди, что ль, составь бедному мужику компанию! — он достал два фужера, наполнил их коричневатой жидкостью. До Веры донесся противный запах спиртного, ей стало не по себе.
— Ну, что стоишь!? Иди говорю, выпей! — тон голоса был приказной, суровый, как тогда на последнем допросе, Вера побоялась ослушаться, исполнила его волю, подошла. Он брезгливо толкнул ей стакан, она его поймала, взяла, руки от страха затряслись.
— Что смотришь!? Пей!!! — взревел он воем дикого зверя.
Она пригубила третью часть глотка и опустила фужер.
— До дна! Я сказал до дна!!! — снова вскричал он. Она снова пригубила чуть-чуть.
Он наморщил лоб, посмотрел на Веру страшными стеклянными глазами, выкатившимися из орбит, взял руку Веры с фужером и практически влил ей всё содержимое в рот, что-то стекало мимо, что-то попало в рот. Он опьянела, голова закружилась и она шатаясь отошла и прилегла на диван.
В страшном звере заговорил инстинкт размножения , он подошёл к ней, сел на колени, начал сперва распределять волосы по прядям, затем провёл рукой по щекам, шее, декольте, остановился, посмотрел на нее, поморщился, потом широко улыбнулся и произнёс:
— Ну, что вот и мой час пробил, Верочка.... Пришла пора довести начатое до конца.... Б-ррр, — он встряхнул головой, сбросил надвигающуюся дремоту и продолжил, — всё бы у нас ещё тогда, после твоего выпускного вечера получилось, если бы не твой, этот.... Сергей, или как там его! — от этих воспоминаний его переполнила злость, он стукнул кулаком о спинку дивана, вторая рука согнутая в локте съехала и он всей тяжестью своего тела плюхнулся на Веру.
Девушку словно окатило холодным душем, она очнулась и сама того не понимая откуда в ней взялось вдруг столько силы — скинула его с себя, он упал на пол, она вскочила и выбежала на крыльцо.
Но не смотря на его состояние, каким-чудом, он настиг её у самой калитки, дёрнул за плечо, затем за шею затащил её обратно во двор дома и закрыл дверь. Она снова вырвалась. Стас дёрнул нё сперва за ворот кофты, потом за кулон, висевший на шее с такой силой, что кулон оборвался и со звоном упал да дорожку, выложенную серо-белой брусчаткой. Если бы кулон не порвался, страшно подумать что могло произойти с Верой...
— Откуда у тебя это? — он посмотрел на раскрывшийся кулон, потом перевёл взгляд на Веру, снова на кулон. Опустился на колени и зарыдал, горькими горючими слезами, причитая:
— Что же ты, моя диконькая, не сказала, даже словом не обмолвилась за всю жизнь, что родила дочь.... Гордыня помешала. Я чувствовал, я догадывался, что не зря ты меня тогда ни того, ни с чего бросила, но не думал, что Вера.... Дочь! Моя дочь! — он стукнул себя в грудь. — Не будь она моей ты бы ей ни за что не повесила этот чёртовый кулон на шею, — он брезгливо сморщился и пнул кулон, он со звоном отлетел в сторону, потом подполз к нему на четвереньках, взял в руки, начал гладить по фотографии и приговаривать:
— Ну, что дочь, иди хоть обними своего непутёвого отца. Который пять минут назад... чуть....чуть... — он сплюнул, — со своей родной дочерью, родной чуть не... слышишь!? Ты Слышишь!??— последние его слова подхватило эхо и разнесло по всей округе.
Он встал и побежал из калитки прочь в сторону реки, ненавидя себя за всё то, что за свою жизнь он причинил, как оказалось родной дочери: повесил на нее чужое дело, отправил за решётку, а сейчас и вовсе был в шаге, секунде от самого непоправимого греха....
Вера сделала два шага назад и опустилась на качель не веря тому, что только сейчас услышала. Всё расходилось со словами Стаса и её отечество, фамилия, и короткие фразы. брошенные вскользь матерью об её отце....