На утро, не зажигая лампу, Дарья выглянула в окошко. Еще темно было. Только месяц, словно золотой серп, висел над деревней. Хоть и был он совсем узенький, но немного освещал деревенскую улицу и снег искрился мягкий да пушистый. У Парасковьи напротив из печной трубы валил дым. Он стоял столбом, поднимался высоко вверх и терялся где то в вышине.
- Опять Парасковья раньше нас печь затопила, - подумала Дарья. Она то уж давно не спала и тоже бы затопила печку. Но было одно препятствие для нее. Печь всегда топила Марфа. Так они решили, когда привезли мать к себе. Дарье не хотелось, чтобы мать себя приживалкой чувствовала в доме у зятя с дочерью. Поэтому сразу тогда и разделили дела. Марфа топит печь, а Дарья обихаживает скотину и в избе прибирается.
Нынешней зимой Марфа что то тяжелее на подъем стала. Просыпалась позднее. Да и торопиться то ей ни к чему было, а вот Дарью каждый раз, словно серпом по руке, досада брала, что соседка ее опередила. К скотине то еще вроде рано идти. Зимой коровы дольше нежатся, не поднимаются. Скотина ведь тоже понимает, что спешить ей некуда. Все равно весь день в хлеву стоять. По осени хоть их Дарья выпускала во двор, чтобы ноги размяли, да на белый свет поглядели. А зимой холодно, нечего им морозится. Вот и стоят весь день в темном хлеву.
Вот сейчас бы и затопила Дарья печь, да не хочет, чтобы мать обиделась. Ведь скажет, что вот, и без меня обходятся, мешаюсь я им только. Дарья села на лавку и стала глядеть в окошко. А что там увидишь. Спят еще все. И ей бы спать да спать, а вот поди ж ты, не спится.
Глядит, по дороге человек идет, издалека и не поймешь, то ли мужик, то ли баба. Фигура поближе к избе подошла. Федоска. Вот тоже девке не спится. Вишь, какую рань поскакала. Попадья то еще поди и глаза не продрала.
И опять думы закрутились в голове у Дарьи. Хоть бы не забыла девка, что она вчера ей говорила. Не было бы беды. Но тут же отгоняла от себя такую думу. Василий, чай, у богобоязных родителей вырос. Не должен над бедной девушкой посмеяться.
Федоска шла, даже не шла, а подпрыгивала, чтоб не так зябко ей было этим морозным утром. Вон как вызвездило. И ветриночки не дунет. Тихо и морозно. Когда уж из дому выскочила, поглядела, еще все почти спят. Окошки у всех темные.
- Чё то я нонче рано больно пошла, - подумала Федоска. - Но не ворочаться же домой обратно. Только бы в доме проснулись, да ворота открыли.
Федоска подошла к дому. В окнах ни огонька. Правда кухонные окна с улицы были не видны, но похоже, что и там темно. Все спят. На всякий случай толкнула ворота. Закрыты. Не стучать же, чтобы открыли. Всех перебудишь да и матушка рассердится.
Постояла, подумала. Немного попрыгала, чтобы согреться. Может сторож не спит. Так у него бы хоть в сторожке посидела, подождала, пока хозяева проснутся. Девушка потихоньку пошла по тропинке к церкви. В окошко было видно, что хозяин проснулся. Тусклый свет в окне говорил об этом. Федоска немного подумала, как заходить к мужику, но потом решила, что тут Демьян не мужик, а сторож. Для того и приставлен, чтобы люди заходили в эту сторожку, когда нужда случится. А у нее она случилась. Холод уже везде забрался и руки в стареньких варежках заледенели. Она решительно постучала в дверь.
- Кого там Бог привел. Не заперто. Заходи.
Федоска вошла в полутемную сторожку. Демьян видно только недавно проснулся и собирался растапливать свою печурку. Увидев девушку, он удивился.
- Откуда ты взялася тут ночью то?
- Дядинька Демьян, ты чё, али не узнал. Федрска я. В поповском доме работаю. Да в хоре в церкве пою. Да и уж не ночь вовсе. У батюшки то ворота на заперти ищо. Я не посмела стучать. Вот и пришла к тибе. Холодно на воле то.
- Вон оно чё. Ну проходи, грейся садись. Сичас печку растоплю.
Девушка села на лавку напротив печки. Демьян поднес спичку к смолевой лучине, огонек побежал по ней, даже светлее в избушке от него стало. Сторож захлопнул печную дверцу и вновь полумрак окутал избу.
- А че у тибя темно то так?
- Да керосин кончается. Вишь как фитиль дымит, остатки выгорают. И стекло все закоптело. Седни к батюшке пойду просить, штобы налил бутылку. Пустая уж который день стоит.
В печке затрещали еловые дрова. Федоска начала отогреваться. Вроде и недолго на воле то была, а замерзла. Видно мороз то сильный сегодня. За окошком светать еще и не думало. Серп месяца опустился ниже и спрятался за лесом. Вроде еще темнее стало.
Демьян был рад новым ушам. Хоть поговорить можно. Зимой редко кто бывал у него. Только вот какой случайный путник заходил погреться. Он расспрашивал Федоску, чья она будет. Услышав в ответ, кто ее родители, покачал головой.
- Ну ты видно не в мать, не в отца уродилася. Слышал я, как батюшка хвалил тибя за расторопность.
Федоске приятно стало, что батюшка с кем то, совсем не важно с кем, разговаривал про нее и хвалил. А ведь он ее почти и не видит. В дому редко они встречаются.
- А как поешь то ты, так я и сам слышал. Вроде как соловей в церкву прилетел. Слушаешь не наслушаешься. И тут тибя отец Николай хвалил. Сказывал, што люди чаще стали в церкву ходить, штобы певчих послушать.
Девушка аж покраснела от такой похвалы. Но ничего не сказала в ответ. Она поднялась.
- Ладно, Проснулися чай. Пойду.
- Ну ты бывает заходи сюда. Покалякаем. А то скушно мине тут.
Федоска побыстрее вышла в дверь, чтобы Демьяну холоду не напустить. Вроде еще холоднее стало. Быстренько побежала к дому. Еще с дороги увидела желтый свет в окошке. Значит проснулись. И ворота сразу открылись перед ней. Девушка решила, что не будет смущать матушку, не скажет, что ей под воротами пришлось плясать, а потом бежать греться в сторожку.
Она зашла в дом за фонарем. На кухне матушка собиралась растапливать печь.
- Ну что, замерзла, пока дошла, спросила она девушку.
- Да нет, я бегом. А на воле то холод седни.
Как всегда Федоска сперва в хлев пошла. Корова, услышав шаги, грузно поднялась с пола. Девушка почистила в хлеву, Раскрыла дверь, выбросила навоз на волю. Мороз только и ждал, чтобы дверь открыли. Клубами повалил внутрь хлева. Да Федоска не дала ему разгуляться. Вилы так и мелькали в ее руках, и все, захлопнула дверь перед морозищем. Потом к лошади перешла. Тоже все вычистила. И пока мороз не успел навоз льдом сковать, быстрее на салазки в короб все это добро, да на огород, в кучу.
Как салазки взяла, так опять заныло ее сердечко. Снова тот снежный день перед ее глазами. Ну что за напасть такая. Забыть уж все надо, а она не может. Ведь даже слова он тогда не сказал. Видно сама она все придумала. А теперь каждый раз травит свою душу.
Ну вот, почти все сделали. Теперь только напоить осталось. Пошла в дом, чтобы теплой воды налить. Хвать отец Николай навстречу с ведрами полными идет.
- Батюшка, да ладно ли это. Я разве сама не принесу.
Она забрала одно ведро, пошла поить корову, а батюшка - к лошади. В холод корова не больно то и хотела пить. Она фыркала и совал морду вглубь ведра, где осела мука, которой матушка каждый раз сдабривала пойло. Было видно, что пить она совсем не хочет, но этот мучной осадок на дне так и заставил ее все выпить, да еще и вылизать дно своим языком.
Федоска погладила корову.
- Ну вот и ладно. Морду то всю замочила. Больше не принесу тибе. Не хочешь.
После к лошади зашла. Отца Николая там уже не было. Видно напоил быстрее.
- Наверно ей еще надо воды то вынести, - подумала Федоска. Она пошла в дом, спросила батюшку, все ли лошадь выпила. Налила еще одно ведро и отнесла.
Все утренние дела были приделаны. Теперь надо мыть в доме. Вот уж поедят все, уйдут, тогда они с матушкой и приступят. Федоска зашла в дом, села на табуретку у входа, чтобы дождаться, как все уйдут. Семейство как раз собиралось завтракать. Отец Николай вдруг повернулся в сторону девушки и позвал ее.
- Федоска, ты, наверное, утром то ничего не ела. Садись с нами завтракать.
Девушка растерялась. Еще ни разу не было, чтобы ее приглашали за стол вместе с хозяевами. Обычно матушка Серафима кормила ее, когда все уходили. Иногда сама с ней садилась. Отказываться было неловко. Федоска поднялась и прошла на кухню.
Перед едой всегда отец читал молитву. Все привычно встали, обернулись к иконам и ждали, когда Отец Николай начнет читать молитву, чтобы последовать за ним. Но он посмотрел на Федоску.
- Давай, пожалуй, ты.
Она сперва немного смутилась а потом начала нараспев читать строки из 144 Псалма “Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении…” Это было так необычно, так завораживающе звучало из уст крестьянки, что все заслушались. Матушка Серафима с гордостью взглянула на батюшку. Ее уроки не пропали даром. Он даже не ожидал, что Федоска знает такое наизусть, без всякой подсказки, да еще и распевает при чтении.
Чтение закончилось. Все молча сели на свои места. Так же молча поели и опять молитву читала Федоска. Даже Василию, который всегда торопился выскочить из за стола, сегодня не хотелось уходить Но дела зовут вперед. Все разошлись. Остались в доме только Федоска с матушкой.
- Ты удивительная девушка. - Похвалила Федоску Серафима. - И всему так быстро учишься. Сегодня ты и за столом ела вполне прилично, не чавкала и не фыркала. И ложку правильно держала. Вилкой вот только ты есть не умеешь, но все поправимо, научишься. Ну а теперь пора и за работу приниматься.
Работу начали с чистки икон. Латунные и медные оклады заметно потемневшие, так и просили, чтобы их почистили в первую очередь. Федоска спросила у матушки сухой кирпичик, но на новом месте та не позаботилась о такой, кажется, мелочи. Поэтому пришлось девушке выгрести золы из печки и золой натирать все металлические украшения. В начищенных до блеска окладах, лики святых казалось становились светлее.
Икон в доме было много, работа была кропотливой. Но Федоска не торопилась. Старательно начищала каждый оклад. Убирая в комнате Василисы, Федоска заметила на столе деньги, свернутые в трубочку бумажные и рассыпанную мелочь. Пришлось аккуратно перекладывать их с места на место, пока она протирала стол от пыли. Не дай Бог уронит или потеряет чего. Она тщательно протирала всякие девчачьи безделушки, которых в жизни не видывала.
И невдомек было Федоске, что матушка специально положила деньги, предварительно пересчитав их, чтобы проверить ее честность. Вдруг да позарится девчонка. Вдруг хоть сколько-нибудь да возьмет. Ведь это так соблазнительно для бедной девушки, когда вот они, деньги, лежат перед тобой.
После того, как в комнате Василисы было убрано, матушка сказала, что на сегодня уборки достаточно. Завтра доделает остальное.
- Ты уж не приходи сегодня вечером то. Мы сами покормим скотину. Умаялась сегодня. Отдыхай. Завтра уж с утра опять придешь.
Как хозяйка сказала, так Федоска и сделала. Вот и хорошо. Сегодня у нее попрясть времени будет больше. Пойдет сразу к Дарье. Когда Федоска уходила, матушка протянула ей половину каравая хлеба.
- На вот, возьми. Дома поедите.
Федоска поблагодарила и поспешила домой. Как только за ней ворота закрылись, матушка прошла в комнату Василисы и первым делом пересчитала все деньги, вздохнула с облегчением. Все было на месте, до последней копеечки. Испытание на честность Федоска прошла блестяще.