Глава 23.
Если посмотреть повнимательнее на фотографию моей сестрёнки, заметишь, какие не по детски серьезные у нее глаза. Это же надо быть такой! Ни одна ее шалость на ум не приходит. Она была ответственной, аккуратной девочкой. Все ее вещи и одежда всегда были в полном порядке. Нам купили одинаковые голубые портфельчики, и однажды мы с ней перепутали их. Я открыла портфель, а мой сосед Слава, о котором я писала вчера, глядя через плечо, сказал:
- Это не твой портфель?
- А с чего ты это взял? - удивилась я.
- Не сыплются карандаши, - констатировал Слава.
Стук в дверь. - Это сердитая сестрёнка прискакала с третьего этажа меняться портфелями.
Долго Танюша не воспринимала меня всерьёз. У нее всегда были подружки, за которых она готова была и в огонь, и воду! Дружила она фанатично. А я, помню, сидела за калиткой, копаясь в песке и в пыли и дожидалась, когда она наговорится с подругой. Я жаловалась маме, и за это считалась ябедой. Но это было не так часто.
Таня с детства была подвержена сильным чувствам. Дружила, влюблялась без памяти. Четыре года была влюблена в одноклассника Сашу, невысокого симпатичного паренька, который не подозревал, какую бурю чувств вызывал в моей сестре. Она даже с какой-то вредной девчонкой подружилась, соседкой этого Саши, чтобы в гости к ней ходить и наблюдать за своим кумиром. А дома у нас все знали про ее любовь и иногда слегка подшучивали.
Но вот, в последнее лето нашей жизни в Сенгилее Танюша изменила своей любви. Ее одноклассник, тоже Сашка, давно и безнадежно влюбленный в Таню, привел к нам с собой своего двоюродного брата Валю, приехавшего в гости из Подмосковья. Сашка учился со мной в музыкальной школе. Только я ее бросила, а он доучился до конца. Он был талантливым. Аккордеон в его руках ревел, пел на все голоса. А сам Сашка был нескладным очкариком. У его родителей была корова, мы брали у них молоко, поэтому он был вхож в наш дом.
Познакомив кузена с объектом своих воздыханий, он, наверное, хотел похвалиться своим родственником, хоть чем-то заинтересовать Таню. Но, вскоре Валя стал прекрасно обходиться без него, бывая у нас каждый день. Мама была в санатории, папа, наверное, на работе. Влюбленным никто не мешал, кроме меня, конечно. Они сидели, взявшись за руки и глядя друг на друга, до темна. Времени на эту любовь отведено было совсем немного. Кончался август. Валя должен был уезжать. От безысходности, предчувствуя конец коротенькой романтической истории, они плакали. На прощание Валя, порывшись в карманах и не найдя ничего лучшего, протянул Тане трехкопеечную монетку, которую она ухитрилась повесить на шею и носила больше года. Безутешные влюбленные договорились писать друг другу, но Танюшка так ни одного письма не получила. Может быть, он ее забыл. А, может быть, родители перехватывали. История об этом умалчивает.
Как в нее было не влюбиться? Как Танечка танцевала! Так легко, так изящно и красиво! Равных ей не было! Какая у нее была точеная фигурка!
Танцы были ее страстью. С дошкольных лет и до десятого класса Таня была солисткой в танцевальном кружке у мамы. Помню, как ночью в Тушне она подошла к кровати родителей и спросила:
- Мам, какой танец будем разучивать?
Мама проснулась, включила свет, смотрит, а дочка-то с закрытыми глазами стоит, прижимая к себе толстенную книгу "Танцы народов мира", составленную Игорем Моисеевым. Танюша спала и все это проделала во сне. Мама вынула тихонечко книгу из ее рук, а проснувшийся папа отнес танцорку на кровать в нашу комнату.
Часами мама муштровала дочку. Только и было слышно:
- Выше головку, раз-два-три! Тяни носочек! Расправь плечи! Легче! Легче! Раз-два-три! Раз-два-три!
Танечка безропотно повторяла все па. На кружке все движения показывала она.
Мама и в ее классе преподавала русский язык и литературу. Она перешла из второй школы в первую, когда мы учились - я в пятом, а Танюша в седьмом. В Танюшином классе учились настоящие вредители. Троица, которая изводила учителей - Бажедомов, Смыслов и Денисюк. Денисюк к тому же соизволил влюбиться в нашу Таню. Свою любовь проявлял очень оригинально, царапал ей руки, дергал за косы так больно, что она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. А однажды ночью мы услышали стук в окно. Папа выглянул - никого. Через пару минут - опять стучат. Опять - никого. Папа даже выходил из дома. Никого не нашел. Зато утром, обойдя дом вокруг, он принес и положил на стол картофелину с привязанной к ней длинной бечёвкой. Фокус был простой - картошку подвешивали к оконной раме, протягивали бечевку через палисадник и забор и дергали за нее. Картошка стучала. Да, самое главное: к картошке была прикреплена сложенная вчетверо бумажка, а на ней коряво написано: "Таня, давай дружЫть! Вова." Вот такая любовь с уведомлением. Этот Вова потом прислал ей открытку на Новый год. На ней был изображён Дед Мороз, удивительно похожий на Вову: нос картошкой (похожей на ту, которой стучал в окно), на щеках веснушки. В открытке было написано: "Помнить будИшь спасибА, забудИшь не диво. ВжЫзни встречаИтЦА все!" Грамотей, ничего не скажешь!