Поле, покрытое ковром белых ромашек. Он, на старом велике догонял Любушку и никак не мог догнать.
Педали прокручивались, он соскальзывал с сидушки, и больно ударялся о раму. Боль пробирала до самого сердца.
Люба в голубом летнем платье в «горошек», убегала и смеялась, а Валерка во всё горло кричал: - Любаняяяя!!! Не оставляй меня, я тебя люблюууу!!! В отчаянии он отбросил велосипед, и посмотрел вдаль. Любани не было. Как будто бы кто- то накрыл её белым покрывалом, и она растворилась среди ромашек. Он поднял голову. Высоко над ним простиралось бездонное, голубое небо. Он снова посмотрел вдаль и снова увидел быстро идущую к нему Любу. Она шла к нему, как будто окутанная прозрачной туманной кисеёй. Подойдя вплотную, вперила в него холодный, нечеловеческий взгляд, и замогильным голосом произнесла: - Не ходи за мной! Я тебя не люблю! Повернулась, и плавно поплыла по воздуху над самой землей, удаляясь всё дальше и дальше. - Любааа! Постой! Не оставляй меня одного!
Она обернулась и… вместо Любы на него, хохоча беззубым, клыкастым ртом ощерилась Костогрызиха, и наманикюренным когтем, торчащим из безобразного, узловатого пальца, поманила его к себе. Валерий покрылся липким холодным потом. Ноги его намертво приросли к земле. А Костогрызиха приблизилась, прыгнула, и повисла у него на шее, пытаясь клыками прокусить ему шею. Одуревший от ужаса Валера дико заорал: - Нет!!! Я не хочу!! Узыди, тварь!!! Он рванулся, пытаясь освободиться из страшных объятий, и… больно приложился головой о кроватную спинку.
- Валера, Валера, что с тобой? Тебе плохо?- взволнованным голосом Любушки проговорила Костогрызиха, тряся его за плечо. – Валерка! Ты меня пугаешь!
То ли от собственного крика, то ли от столкновения со спинкой, Валерий резко поднял голову. Ему действительно, было плохо. Не просто плохо, а очень плохо. Он открыл глаза, сердце из груди выскакивало.
- Люба..., ты не ушла?
- Валера, куда? Я никуда не собиралась.
- Не знаю, но ты, куда- то уходила, и сказала, что больше меня не любишь .
- Валерик, а ты, бы больше не пил, а? Ещё не то померещится. Тебя же вчера на твоей «канарейке», коллеги чуть теплого привезли. Ты пока угомонился, почему-то Костогрызовой кости перемалывал. В этом была острая необходимость?
Валерка передернул плечами, глубоко вздохнул: - Любанька, ну, прости! Не мог я иначе, у шефа юбилей. Как не потрафить хорошему человеку своим присутствием? Любаня, внутри пожар вселенский. Пить хочу.
- Вставай и пей. Кофе сварила.
В глубине сознания копошилась мыслишка: «Сон-то, какой дурацкий! Кабы «не в руку».
Валерий, кряхтя и охая поднялся с измятой, мокрой от холодного пота постели. Через темные шторы пробивались весёлые лучики утренней зорьки. Электронное табло часов показывало пять утра.
«Придется кляузой Костогрызовой заняться, иначе снова примерещится, чертова сквалыжная баба. Не даст спокойно помереть. Не успеешь с одной челобитной по нужде сбегать, она, тут как тут. Приносит две. Так и быть, сегодня займусь.
Черт! горит все внутри! Не иначе шеф скипидаром напоил с явным перебором. Выходной бы, да куда там!»
Ближе к вечеру Валерий Васильевич Скоморохов решился «на подвиг». Утихомирив хандру и собравшись с духом, решился нанести визит вежливости «госпоже» Костогрызовой, ибо допускать эту каргу в кабинет – смерти подобно. Это он хорошо прочувствовал ночью. Надо бы пугнуть её малость, аппаратик конфисковать, так через час мужики с кольями прибегут. Как пояснить бабе, что недосуг власти заниматься, её эпистолярным жанром? Но, как-то надо».
Резко открытая дверь едва не слетела с петель, встретив на траектории что-то упругое, но, монументальное.
Первое, что он услышал: - Куды ты, прёшь, ирод! Поубиваешь людёв! Глазоньки-то, разуй! – раздался разгневанный голос перешедшей на русский народный, Эмилии Федотовны Заяц, местной акулы пера, пишущей исключительно для вящего удовольствия мусорной корзины. Из -за её спины робко выглядывала Роза Борисовна Прялкина –ветеринарша, по местному – коновалиха, теперь уже бывшая, доведшая до истерики не одну сельскую бурёнку, приодетые, как масленичное чучело.
«Экая досада!» - с тоской подумал участковый Скоморохов. - «Отфутболить», или вежливо «отшить?» - Чем обязан, подруги непримиримые? – тоскливым голосом спросил Валерий Васильевич. -Что опять не поделили?
Он хорошо помнил, что в недалеком прошлом, визитерши уживались как тореадор с быком, а ныне, став степенными, благочестивыми пенсионерами, остепенились, и заключили договор о ненападении. - И куда вырядились в будний - то день?- спросил у подруг участковый.
- А тебе какая печаль, куда вырядились? – априори настроенная на агрессию, огрызнулась Эмилия Федотовна.- К тебе идем, соколик ты наш ненаглядный. Куда ж нам ещё наряжаться? То-то! Некуда. А наряды-то проветриваем от моли. Шубку-то мою, в труху сожрала, стерва.
- Да, занят я! Есть у меня дело! На вашу, кстати, дочку Костогрызова жалобу накатала! Что вы там всё терки устраиваете? Чего вам не живется мирно-спокойно? Хоть вы там не собачьтесь! Знаю я вас, днем космы рвете друг дружке, а вечером отоваритесь у Костогрызихи, и – не разлей вода подруги.
- А ты нос не суй, куды не просят! Твое дело – бумажки перекладывать! Бюрократ ты, Василич. Твое дело порядки блюсти, а ты штаны казенные на стуле протираешь! На задницу-то заплатки кожаные пришей, а то штанов на тебя государство не напасется!
«Господи! Ну, когда же я обрету покой?!», – с отчаянием подумал Валерий Васильевич. – «Одна радость – мужики у меня тихие. Заняты они. Скопом у Костогрызихи пробавляются. А у неё конвеер в три смены работает. На дворе кризис, а он работает! Прям, экономическое чудо в отдельно взятой деревне».
-Хватит, давай пройдем к тебе в кабинет, разговор есть!-командным тоном произнесла Эмилия Федотовна
- Хватит лясы точить! Пускай в кабинет! Разговоры разговаривать будем!- не выдержав молчания возмущённо крикнула Роза Борисовна
- Да поймите вы, бабоньки! Нет у меня времени на разговоры! Вот у меня заявление! Читайте! Гражданка Костогрызова жалуется на гражданку Заяц, то бишь на дочь вашу, уважаемая Эмилия Федотовна, что та, якобы, позаимствовала две тысячи рублей, и не отдает. И грозится спалить индивидуальное предприятие гражданки Костогрызовой, к чертовой матери. Так и написано – к чертовой матери. И я, как представитель исполнительной власти, обязан реагировать!
- Какие мы тебе бабоньки?! - не выдержала Прялкина. – Поди с ентой предпринимательшей разберись! Всех мужиков споила! А ты, будто ослеп! Небось, и сам к ей заныриваешь?
- Гражданка Прялкина, язык попридержите. А насчет того, что не вижу - это вы зря. Вижу! Но, блюду общественное спокойствие!
-Блюдит он! Блюдун! А мой Ванька на опохмелку весь рассол вылакал! Огурцы на каменья посохли!
-Сами- то, небось, шмурдяком приторговываете?- глядя на Прялкину произнёс участковый.
- А ты докажи! А не хош разбираться, так мы сами с усами! Дрыны возьмем, и погромим твое обчественное спокойствие!- мстительно резюмировала Заяц. - Зенки-то разуй? Грачик с Костогрызихой бизнесы тут развели! Припер он ей два мешка зелени, а мужики сидят, и пучки за бутылку им вяжут. А домой доползут и лыка не вяжут. А ты на Маню мою бочку катишь! Подумаешь, две тыщи! А Маня моя паликмахерша! Красоту бабам наводит! Маникюру красит! А знаешь, скоко маникюра нынче стоит?- на крик сорвалась Эмилия Федотовна.
- Сколько стоит её «маникюра», не знаю, и знать не хочу. Ничего не имею против вашей красоты, но на жалобу мне придется реагировать.
- Не, ну, ты посмотри, Миля, ему говорить, что об стенку горохом. Он своё, - возмутилась Роза Борисовна .
- Ладно, спорить с вами, пуд соли съесть, – нервно постукивая ручкой по столу произнёс Скоморохов. -Закругляем дискуссию. А то у нас – стоит кол, на колу мочало… Идите, уже по домам. Завтра расскажете, что у вас там подгорело. Ехать мне пора.
Уважаемые читатели!
И этот рассказ написан для Вас. Возможно Вы его не читали. Читаем и оцениваем)