Все имена и фамилии в рассказе изменены, любые совпадения случайны
В кои-то веки Платону, наконец, «обломились» как кусок пирога с барского стола, казавшиеся недосягаемыми, вожделенные выходные дни. «Ура! Начинается новая эра! Эра приобщения к общечеловеческим ценностям! Долой затхлую рутину рабочих будней! Да здравствуют непознанные горизонты мировой культуры! С сегодняшнего дня каждый бесценный выходной должны быть насыщен и ярок», - решил Платон.
Усталость от полицейских будней брала своё. Каждый день являл собой вязкую, тягучую жвачку. Лето выдалось дождливым и душным, и кабинет, по температурным параметрам соответствовал стандартам финской сауны, безжалостно калечащей нервную систему Платона. Окна постоянно закрыты по категорическому требованию хондрозников и вечно хлюпающих сопливыми носами коллег. В спёртом воздухе густо замешанном на табачном дыме, как миражи дрожали окружающие предметы. Ядрёно пахли переполненные «бычками» пепельницы, соревнуясь с пропитанными едким потом футболками загнанных оперов. Сюда органично вписывался микс перегара в купе с мятной жвачкой, появившихся на службе, после бурных возлияний коллег. Неподражаемый конгломерат запахов, венчало восхитительное амбре носков старшего опера Палыча, блаженно шевелящего под столом пальцами ног. Палыч млел от удовольствия. Платону казалось, что и сами носки, освободившись от ненавистных кроссовок, и поддавшись настроению хозяина, весело и мелодично похрустывают корочкой. А в обед гамма обонятельных раздражающих факторов, пополнялась запахом чесночной колбасы и густо удобренной всевозможными «Е», китайской химической вермишели, которую заваривали, как Платону казалось, все.
- Как можно ЭТО есть? - удивлялся он. – Здравствуй, Ваше Величество Гастрит вместе с изжогой и запором. Во истину, не ведают, что творят, пожирая шедевры пищевой промышленности Поднебесной, вместе с собственным здоровьем.
Платон за своим физическим состоянием следил тщательно. Не курил, не пил всякого рода кипятящие кровь горячительные напитки. Внешность имел стандартную, среднестатистическую. Изыски моды - для подиума. А он мент. Павлиньи перья ему ни к чему. Весь его гардероб приобретен на ближайшем вещевом рынке, и обязательно с торгом. Прическа – «а ля глобус» с короткой порослью на верхнем полюсе, с четкими границами. Свой Ай Кью поддерживал чтением фантастики, мусоля книгу месяцами, разбавляя её классикой, в лице, незабвенного Антона Павловича Чехова. Особо умиляла «Палата№6». Телевизор у него служил эффективным средством борьбы с тишиной. Он его не смотрел, а слушал, иногда, поглядывая на ведущих, и никак не мог постичь весь этот бред, в упаковочной мишуре, под непривычным русскому уху названием – ШОУ. Почему их ведущие, в экстазе, показывают всему миру наличие миндалин в горле, сквозь двойную изгородь голливудских зубов? Лично Платону, смотреть на эти ужимки не приносило удовольствия , и он переключался на другой канал, где шли бравурные детективные сериалы, ничего общего с действительностью не имеющие. И он с досадой выключал электронную доску для глажки мозгов. Криминала он досыта наелся на работе.
-Платошик, ты друг, но истина дороже. Твоё кредо – здоровье, и ничего, кроме здоровья! Скукотища какая! «Папа», и тот сказал, что за тобой нимб просматривается. Вливайся в дружный, здоровый коллектив, и будь как все. Зачем откладывать в долгий ящик то, что можно сделать сейчас, как у нас говорят, «не вынося сейфа из избы», - произнес монолог Аркадий Петрович.
- Вельми понеже, зелен ты еще, отрок. Паки годков пять на ниве поимок татей и прочего лихого люда не оттрубишь на службе государевой, не уразумеешь, что другой жизни здесь быть не должно, - назидательно, и витиевато изрек местную полицейскую мудрость Палыч, пошевелив пальцами ног под столом.
Платон поморщил нос, и продолжал с невозмутимым спокойствием слушать колкости коллег в свой адрес, и многозначительно помалкивал, убирая пепельницы и протирая их спиртовыми салфетками, а потом глубокомысленно изрек: - Надо срочно разбавлять коллектив женщинами, только тогда в этом кильдиме будет корабельный порядок.
- Платох, ты не то, и не тем дезинфицируешь. Горло спиртягой промочи, пользы больше, и запахи вместе с дыхалкой враз отшибет, - умильно глядя на граненый стакан, подал выстраданную мысль Санёк.
- Снова накурили, забулдыги закадычные, дышать нечем, - бурчал Платон. Встал, молча открыл окна, врубил вентилятор, молчавший со времен царя Гороха. Пошел свежий воздух, от которого стало легче дышать. По радио объявили полдень.
Сейчас начнется беготня в соседний лабаз за китайскими «деликатесами», и холодным пивасиком из экстракта. Откуда у бедного опера деньги на обед в «крутом» кабаке, и бутылку пива «Тутанхамон»?
- Так, уважаемые мистеры холмсы, и прочие комиссары каттани – гроза мирового криминала! Завтра у меня большая радость. Целых два выходных. Будете упражняться в краснобайстве, возьму отгулы. Если, конечно, шеф подпишет. И будете, высунув языки, бегать сами. И наступит для вас мрак беспросветный. Да ещё навезут вам со дна общества бомжей, гопников и пьяниц-дебоширов, девочек и прочего подстатейного элемента, слезно помянете тогда несчастного, заклёванного вами Платона!
Часы показывали десять утра. Дома сидеть не хотелось. Янку тоже не хотелось видеть. Слишком уж её много, везде и во всём. «Куда пойти?» - размышлял он, просматривая местную газету с объявлениями, которую купил вчера по пути домой. «Начну культурную программу выходного дня с выставки живописи, фотографии. Тема, правда, не очень. Абстрактные пейзажи. Да еще и Китай. Этот вездесущий Китай! Сродни Янке. Также, присутствует везде и во всём. Не люблю, но все – таки, раз решил, надо исполнять. Хотя, в другом зале идет показ женских украшений начала двадцатого века. Можно, к пользе общего развития, заглянуть и туда».
В выставочном зале проходил помпезный вернисаж. Платон подошел к группе людей, где экскурсовод манерным голосом и с уплывающими под веки глазами, разглагольствовал о талантах китайских мастеров. В пол-уха он прислушался к плавной витиеватой речи то ли мастера фото, то ли любителя китайского искусства. - Обратите внимание, какие тонкие и необычные переходы света и тени. И именно они создают неповторимый мир таинственности и изысканности. Перед нами потрясающая красота, захватывающая дух, запечатленная фотографом Бэнь Сюнь .
Группа отошла к противоположному стенду, и Платон подошел поближе, рассмотреть, что же захватывающего и потрясающего увидел, и чем так неподдельно восхищался экскурсовод. На черно-белых фотографиях были запечатлены захватывающие и потрясающие своей непонятностью изображения, с еще более потрясающими и неповторимыми иероглифами, ничего, кроме тоски и раздражения не вызывающие. «Подумать только, как можно так познавательно рассказывать о том, чего человеку со здоровой психикой увидеть совершенно невозможно?» - удивлялся Платон.
Он сам когда-то увлекался фотографией. Увлекался по- настоящему. А потом как то сразу все забросил по неведомой ему самому причине. Но, он, Платон любил, чтобы на его фото была живая, одушевлённая красота, мастерски запечатленная в бумаге.
Аня пришла на выставку по приглашению своего бывшего воздыхателя и экс-кандидата в мужья, Жана, с которым они расстались вполне по - современному, мирно, без словесной канонады и взаимных обстрелов кухонной утварью, оставшись хорошими приятелями. Иногда они перезванивались. Жан был категорически против разрыва дипломатических отношений. Худой мир всегда предпочтительнее хорошей войны. - Я ценю нашу дружбу, - высокопарно вещал он, и если ты вдруг останешься без средств к существованию, или потеряешь работу, я всегда к твоим услугам, - льстил ей Жан.
- Сердечное «мерси» тебе, Ванечка, но без работы я никогда не останусь. Если ты ещё не забыл, я - фельдшер на скорой помощи, - с гордостью ответила Аня.
Аня специально назвала Жана Ванечкой, чтобы оценить его реакцию на имя, которым окрестили родители. Вспылит или нет? Промолчал. Странно. Раньше бы претерпела водопад язвительных нравоучений.
В подростковом возрасте, будущий экзальтированный маэстро, начитался великого пролетарского поэта. Глубокой занозой застряло в его трепетном сердце стихотворение «Электротехник Жан». Буйная фантазия нарисовала в его воображении Эйфелеву башню, Елисейские поля, и прочие символы сказочной Франции. – Боже! Как пошло звучит - Иван! И как бальзам на сердце, благородное имя – ЖАН! Новоиспеченный Жан пожалел только о том, что он не электромонтер. «Маэстро Жан», тоже звучит неплохо. Но так его почему-то никто не называл. Ладно, пусть пока просто «Жан». Будет и на нашей улице праздник. С тех пор на имя «Ваня», было наложено жесткое табу. Анна, за неосторожно произнесённое «Ваня», тут же прослушивала назидательно-познавательную лекцию о её непроходимой дремучести и невежестве, о её душевной лености, и нежелании инсталлироваться в богемную среду. Ванька там, где челядь, а он - Жан. Он – высокодуховный и легкоранимый художник! Маэстро Жан!
- А как же знаменитые люди носившие имя Иван? - робко возражала Анна. - Они не стыдились своего имени, а наоборот, гордились им!
И вот тут начиналось такое, хоть святых выноси. Так что, пусть будет хоть Жан, да хоть аятолла Хомейни, только прав был бард Высоцкий: «… и ты бы, Ваня, у них был «Ванья»…», и твой «Жан», что на корове – жабо. И отношения с ним Аня потихоньку сводила на - нет.
Благодаря родителям, Анне было не чуждо чувство прекрасного. Её родители, искусствоведы, но, ни разу их жизненные пути с искусством не пересекались. В пресловутую перестройку, они исправно помогали Китайским бракоделам наполнять нищую Россию ширпотребовским хламом. Но они люди высококультурные, и потому сведущие в делах богемных, отдавали должное происходящему в мире искусства. Но, обстоятельства были сильнее.
- А может быть, кусок хорошо прожаренного мяса, сильнее желания созерцать прекрасное, на сердито урчащий, голодный желудок, потому вы и открыли салон нижнего белья и одежды, а не картин, - не раз спрашивала их Анна.
-Аня! Как ты можешь такое говорить?! Все что мы имеем, это благодаря нашему чувству прекрасного! Мы брали на реализацию те вещи, в которых видели вложенную в них душу мастера. И товар у нас шел на «ура»
- Хм, - хмыкала Аня. – Оригинальная трактовка прекрасного! – Душа мастера в ажурных трусах, спрятанных под манто из соболя! Узнав такое, все маэстро мира разом впали бы в глубокую кому.
Когда Аня представила пред светлы очи родителей будущего гения кисти Жана, они дуэтом запели: «Какой замечательный молодой человек! Ах, какой он умный, интеллигентный и общительный юноша! Не чета мужу старшей дочери. Пошлый, грубый лавочник. Купчик. Да ещё и разгильдяй.
Подтекст слаженного дуэта Анна поняла хорошо. Если бы она вышла замуж за этого молодца, то в их семье воцарились бы мир и согласие. И дочь была бы пристроена под надёжную защиту властелина кисти и палитры.
Вчера ей позвонил Ванька, и умолял прийти её на выставку, где он будет презентовать работы китайских мастеров.
– Я открыл в себе талант продюсера, и наконец - то смог вписать имя непризнанного, но великолепного китайского художника в золотую плеяду великих мастеров! Выставка произведет настоящий фурор, и моё имя войдет в круг людей высшего общества. Приходи и морально поддержи меня!
- Даа! «вихри враждебные» у него в голове зашкаливают! – подумала Аня – Но, идти придется. Друзьям отказывать нехорошо.
Продолжение здесь.
Канал "Стэфановна" существует только благодаря Вам и предлагает Вашему вниманию рассказы :