Опубликовано: Милиция Беларуси, 2024 г., № 1 (109). – С. 34-39.
Военное кладбище в Минске справедливо называют Музеем под открытым небом. Один из старейших городских некрополей, ведущих свою историю от первых солдатских могил пациентов городского лазарета 40-х годов XIX века. Здесь похоронены герои битвы под Плевной, участники всех масштабных военных конфликтов века, руководители БССР, академики, известные писатели, поэты, актеры. Военачальники разных эпох. Партизаны. Герои Советского Союза – их здесь 11. Можно пройти по аллеям, вглядеться в лица, прочесть имена. Оживить и наполнить живыми судьбами факты и вехи истории нашей страны.
На разных памятниках встречаются одни и те же фамилии: есть семейные захоронения. На небольшом общем памятнике 1946 года среди прочих имен читаем «Рабцевич Л.А. – 20 лет». Не очень далеко – гранитная стела, обрамленная каменной оградой, с двумя такими же фамилиями: «Герой Советского Союза Рабцевич Александр Маркович», «Рабцевич Виктор Александрович».
Александр Рабцевич был легендарной личностью, историю жизни которого непросто написать. Его подвиги были отмечены самыми высокими наградами – и известными лишь узкому кругу лиц. Как и его товарищи по профессии и жизни – Кирилл Орловский, Василий Корж, Станислав Ваупшасов. Они вошли в историю в первую очередь как руководители партизанского движения в Беларуси в годы Великой Отечественной войны. Однако эта война – главная – стала финальной точкой их многолетней, если уместно так сказать, практики, которую им довелось проходить в одних и тех же местах и странах, порой буквально бок об бок. В родной Беларуси, в ее западных районах, оказавшихся в составе Польши по итогам Рижского мира в 1921 году. В Испании. В Китае. Прошедший множество «грозовых перевалов» века полковник Рабцевич самую страшную свою трагедию – гибель дочери – пережил уже после войны, когда самые страшные испытания были, казалось, уже позади. В мирной жизни он реализоваться до конца не успел – подвело подорванное в боях здоровье. Однако до последнего дня общался с пионерами и трудовыми коллективами, делился тем, о чем можно было рассказать. Умел слушать, не имея привычки перебивать других. О нем говорили, что увидеть его улыбающимся сложнее, чем найти летом в Беларуси снег. Помнил все. Может, сердце и не выдержало в том числе и этих воспоминаний.
Крестьянский сын Саша Рабцевич родился на Могилевщине, в деревне Лозовая Буда, в марте 1897 года. Штрихи его биография знаковы для крестьянских детей эпохи: начальное образование, с детства батрачил, помогая отцу прокормить семью. Солдат 6-го гренадерского полка Русской императорской армии, проявивший в боях с противником доблесть и дослужившийся до унтер-офицерского звания, Георгиевский кавалер. Участник революционного движения, братавшийся в окопах с противником. Интересно, жалел ли он об этом братании много лет спустя, когда ему снова пришлось воевать против немецких оккупантов? Ответа мы, конечно, не получим.
Свою партизанскую карьеру Рабцевич начал в 1918-м в родных местах – вступил в отряд, организованный Кириллом Орловским против корпуса генерала Юзефа Довбор-Мусницкого, фактически перешедшего на сторону противника русской армии и выполнявших на территории Беларуси функции оккупационных войск. Вместе с братом Михаилом он вступил в отряд. Тогда же пережил и личную трагедию: с целью оказания давления на братьев люди Довбор-Мусницкого схватили их отца Марка Евстафьевича, заключили в тюрьму в Бобруйске, пытали. Он держался мужественно, сыновей не выдал даже под пытками. Вскоре после освобождения из тюрьмы он умер.
Одна война сменила другую: недолгое время пробыв в составе волостного революционного комитета в Кочеричах (сейчас – Кировск) качестве заведующего земельным отделом, он добровольцем вступил в Красную Армию. В начале 1919 года был направлен на курсы командного состава в Москву – будущий «Выстрел». Типичная судьба молодого краскома описана в книге Аркадия Гайдара «В дни поражений и побед»: учеба превращалась в практику, и курсантов отправляли на фронт, с которого не все возвращались к учебе. Курсанты Александр Рабцевич и Кирилл Орловский участвовали в боях с армией генерала Юденича при обороне Петрограда. Окончив курсы, Рабцевич был назначен начальником полковой команды пеших разведчиков 29-го стрелкового полка Красной Армии.
В белорусском Полесье
Писатель Владимир Киселев в своей повести «За гранью возможного» писал: «В один из январских дней 1921 года Рабцевича вызвал член Реввоенсовета Западного фронта товарищ Жан и предложил отправиться в длительную командировку в Западную Белоруссию».
Восстановим хронологию событий. Польско-советская война фактически окончилась: демаркационная линия была зафиксирована, шли последние приготовления к официальному заключению мира в Риге. Текст договора предполагал отказ от «всякого рода интервенций либо их поддержки», «создания и поддержки организаций, имеющих целью вооруженную борьбу с другой стороной», еще декларировал предоставление польской властью представителям всех национальностей, проживавших на ее территории, «все права, обеспечивающие развитие культуры, языка и выполнение религиозных обрядов». И многое другое. Однако перспективы готовились совсем иные. На долгие годы Польша была обозначена как основной противник Советского Союза, а советская разведка несла именно «польский крест». Польские власти взяли курс на ассимиляцию населения «кресов всходних». А Советский Союз с самого начала не собирался мириться с вхождением в состав Польши Западной Беларуси и Украины, и системно подкреплял и поддерживал протесты тамошнего населения. Особенно в начале 1920-х годов, когда еще оставались надежды на организацию там вооруженного восстания.
Будущий товарищ Рабцевича и Герой Советского Союза, а в 1921 году – солдат 7-го артиллерийского полка 3-й батареи польской армии Василий Корж вспоминал: «Я был сильным, исправным служакой… Но как посмотрю, что на мне польский мундир, что польские офицеры-помещики из меня хотят выковать врага советской власти, врага русского народа, так и думаю: «Нет, панове, из меня вы этого не сделаете. А ваши издевательства, ваша ненависть к белорусам и украинцам видна каждому здравомыслящему человеку». Корж в итоге дезертировал из польской армии – и примкнул к отряду советских партизан-диверсантов, которым командовал некто «Аршинов». Точнее …Кирилл Орловский, ближайшим помощником которого был Рабцевич. Такие отряды направлялись «за кордон» по линии «активной разведки» 2-го отдела Разведывательного управления Штаба РККА с целью организации масштабного партизанского движения. Можно даже невесело пошутить про «обмен бандами»: ведь на территории БССР в первой половине 1920-х годов активно действовало при польской и через Польшу – английской – поддержке антисоветское подполье, особенно в Игуменском, Борисовском, Бобруйском и Оршанском уезде.
Партизанские отряды второго периода оккупации (т.е. после Рижского мира) насчитывали 30-50 человек кадровых партизан, которые в силу разных обстоятельств не моги находиться на легальном положении, и из местных жителей, которые днем пахали, сеяли, а ночью, при надобности, доставали спрятанное в надежных местах оружие и становились вспомогательной боевой силой.
Не получая никакой помощи извне, мы воевали и жили за счет противника. Белая Польша в ту пору своего оружия не производила, и вооружены были и полиция, и армия оружием из других стран. Потому и наше вооружение было пестрым, но грозным. Немецкие, австрийские, французские и японские карабины, английские легкие пулемёты «Шош», английские гранаты, немецкие револьверы «Парабеллум» и «Маузер»…
Из воспоминаний В.З. Коржа
Партизаны вели активные действия на территории Западной Беларуси в течение более чем трех лет – однако бесперспективность этого на данном этапе становилась очевидной. 18 февраля 1925 года, согласно постановлению ЦК ВКП(б), ОГПУ и Разведупра РККА было решено «активную разведку в настоящем ее виде (организация связи, снабжения и руководство диверсионными отрядами на территории Польши) ликвидировать: ни в одной стране не должно быть наших активных боевых групп, производящих боевые акты и получающих от нас непосредственные средства, указания и руководство». Вместо них предполагалось создавать специальные профессиональные резидентуры, которые должны были в мирное время изучать военные объекты, завязывать связи, а во время войны вести активные партизанские и диверсионные действия – как на территории иностранных государств, так и на советской территории на случай временной оккупации ее врагом. Именно поэтому сухая строчка в биографии Рабцевича – как и Коржа, и Орловского, и Ваупшасова – «поступил на службу в органы государственной безопасности» датирована 1925-м годом. Они перестали быть партизанами и стали профессиональными разведчиками.
На посту председателя
Еще одна сходная черта в судьбе Александра Рабцевича и его товарищей по оружию и судьбе: каждому из них довелось несколько лет поработать председателем колхоза. После официальной демобилизации в 1930 году он был отправлен на родину, в Кировский район… Точнее, в Кочеричскую волость – так тогда назывался будущий Кировский район. Колхоз удалось организовать небольшой: пять хуторов и родная Лозовая Буда. В условиях борьбы с т.н. «подкулачниками» и другими противниками коллективизации (в терминологии того времени) и отсутствия у хуторян навыков работы на сельскохозяйственной технике приходилось налаживать работу, буквально самому учить сельчан осваивать конную жатку. Как вспоминал сам Рабцевич, без личного оружия опасно было выходить из дома, да и спать приходилось с пистолетом под подушкой.
Параллельно с ненормированным рабочим днем председателя приходилось выполнять и другие обязанности – готовить партизанские резервы. В 1932 году Рабцевич принимал участие в специальных маневрах: подмосковные Бронницы встречали среди участников дивизию особого назначения войск НКВД, Высшую пограничную школу и партизан-парашютистов под командованием Станислава Ваупшасова. Старые товарищи – Рабцевич, Корж, Орловский, другие – демонстрировали успешность применения организованных партизанских сил в тылу противника. Когда в 1935 году был образован Кировский район, Александр возглавил районный Осоавиахим.
Знания и умения скоро снова пришлось применять на практике. В боевых условиях.
Испанская грусть
Великий американский писатель Эрнест Хэмингуэй на вопросы о своем собственном участии в гражданской войне в Испании отвечал с болью: «Да, тогда МЫ проиграли». "Мы" для него были антифашисты. Официально другие страны не могли оказывать военную помощь ни одной из противоборствующих сторон. Не официально, на стороне фашистских мятежников под командованием генерала Франко выступили Германия и Италия – военная техника возрождавшейся германской мощи проходила испытания (и «Герника» тому напоминание), а военнослужащие – практику, благодаря которой они потом и смогли в считанные месяцы завоевать всю Европу. Вот чего стоили закрытые на испанскую трагедию «политические глаза» – ничто, к сожалению, не меняется. А испанское правительство Народного Фронта как мог, поддерживал Советский Союз, направляя туда военную технику и своих добровольцев.
В книге белорусского историка Ирины Воронковой «Беларусь и война в Испании. 1936 – 1939» названы имена многих представителей нашей республики, принимавших участие в боях с франкистами в самом разном качестве. Есть среди них и имя Александра Рабцевича – «товарища Виктора», командира разведотряда 18-й бригады республиканской армии. Есть имена Орловского, Коржа, Ваупшасова. Приходилось им встречаться и там, и не на вечеринках, а в боях, выручать друг друга из беды, выносить из боя.
На Пиренейский полуостров Рабцевич отправился весной 1937 года. Из Испании он спустя год привез тяжелое ранение и орден Красной Звезды – лично взял в плен полковника франкистов (начальника транспорта воинской части), его шофера и адъютанта.
Вспомнилась ночь на 17 июля 1937 года. Командование республиканской армии готовило наступление. Во что бы то ни стало требовался «язык». Добыть его поручили Рабцевичу. На задание Александр Маркович отправился с адъютантом — 22-летним рабочим Леоном и ещё несколькими бойцами. Линию фронта преодолели легко. Еще днем Рабцевич тщательно изучил местность по карте, побывал на наблюдательном пункте. Все благоприятствовало походу. Дневная изнурительная жара сменилась приятной, убаюкивающей прохладой. Незаметно подкралась безлунная ночь, но высокое небо густо усеяли звезды, их света вполне хватало, чтобы разглядеть каждую тропку, каждый кустик.
Рабцевич с трудом сохранял спокойствие — нервы натянулись в струну. Это было первое задание, которое ему предстояло выполнить с такими юными бойцами. И от того, насколько это окажется удачным, зависело будущее группы. «Языка» они решили добыть на шоссе.
…Рабцевич рассчитывал, что до рассвета они успеют не только дойти к шоссе и вернуться обратно, но и, если потребуется, пробыть в засаде не меньше четырех часов. Притаились метрах в пятидесяти от шоссе, в колючем кустарнике. Кругом все спало. Спали горы, зубцами вершин упершись в черное искристое небо, спало шоссе, источавшее накопленное за день тепло. И надо всем этим стояла какая-то хрустальная тишина. В горах прозвучал выстрел — и затих вдали эхом слабеющей очереди.
Шум нарастал. В небо уперлись два расходящихся кверху светлых столба. Прошло мгновение, и вот из-за горы, как призрак с горящими глазами, выехала легковая автомашина. Рабцевич подождал, пока она подъедет ближе, вскочил на ноги и почти в упор швырнул бутылку с горючей смесью. Глухо звякнуло разбитое стекло, машина превратилась в яркий костер, из неё выскочило три франкиста. Увидев офицера республиканской армии, молча нацелившего на них карабин, все как по команде подняли руки. Подбежавшие бойцы помогли Рабцевичу связать пленных, отвести в сторону от дороги. Рабцевич снова залег в кювет, рассчитывая, пока темно, ещё попытать счастья. Пролежал пластом около двух часов, однако никто больше не появился.
Все складывалось как нельзя лучше. На темном фоне спящей земли закурчавились силуэты деревьев. Теперь надо было взять несколько левее и пройти садом, чтобы франкистские окопы оказались справа. Остаток пути по вражескому тылу предстояло пройти так, чтобы ничем не потревожить часовых. Когда шли туда, с этим легко справились. Теперь с ними были пленные. Почувствовав близость линии фронта, они стали упираться. Пришлось каждого взять за руку.
За деревьями мелькнул долгожданный просвет звездного неба. Скоро должна быть лощина, а там в нейтральной зоне можно и отдохнуть. Все шли мелким чутким шагом, поддерживая друг друга. И тут их окликнули:
— Стой, кто идет?!
Словно выполняя эту команду, остановились. Наступила короткая, но похожая на вечность пауза. На размышление не было времени. Да этого и не требовалось — Рабцевич ещё на наблюдательном пункте продумал возможные варианты перехода линии фронта.
…Темнота, совсем недавно мешающая идти, теперь была на руку.
— Леон, — сказал Рабцевич, — уходите влево, тут недалеко.
И, сделав несколько прыжков вправо, швырнул гранату в сторону, откуда послышался окрик. Рабцевич бежал, падал, вставал, стрелял — отвлекал внимание франкистов. А мысли его были с группой, с «детьми». «Как они там, ушли?..»
Ожила вражеская сторона. Франкисты стреляли трассирующими пулями. Они словно решили высветить ночь. И пули летели справа от Рабцевича, слева, сверху. Из этого пекла, раненный, он выбрался лишь на рассвете. Группа была уже в штабе. Среди бойцов не было только Леона. Шальная пуля настигла его…»
После госпиталей и относительной реабилитации Александр Рабцевич вернулся в Кировский район, где возглавил отдел здравоохранения. Он избежал нередкой, к сожалению, для своих товарищей участи – ареста по обвинению в работе на иностранную разведку. На вполне штатской должности разведчик пробыл менее года. Сентябрь 1939 года – а с ним и руководство – отдали другой приказ. В середине ноября Рабцевич приехал в Брест, где также возглавил отдел здравоохранения и был включен в состав Временного управления города. Снова, как 20 лет назад, только уже не юношей – членом Кочеричского ревкома – а умудренным опытом чекистом, ему необходимо было руководить национализацией медицинских учреждений, аптек, заниматься проверкой лояльности медицинского персонала, участвовать в конфискации медикаментов у частных предпринимателей. Работа продолжалась до середины июня 1941 года. В школе начались каникулы, жена с младшими детьми уехали на лето в Кировск. С Александром Марковичем остался только сын Виктор. Вместе они и уходили под бомбами из города 22 июня…
«Игорь» - командир «Храбрецов»
«Прошу дать мне возможность защищать Родину. Я должен отправиться в тыл врага и громить его тыл», - написал Рабцевич в рапорте руководству НКГБ. Ему удалось добраться до Москвы, отправить семью в Куйбышев. В качестве командира роты ОМСБОНа – легендарной отдельной мотострелковой бригады особого назначения на Волоколамском направлении, не позволяя немецким танкам прорваться к Москве. Подразделение было организовано начальником 4-го управления НКГБ СССР комиссаром Павлом Судоплатовым, и формировалось из профессиональных разведчиков, военнослужащий, политических иммигрантов из самых разных стран – Австрии, Германии, Испании – а также профессиональных спортсменов. Позднее сформированные из личного состава бригады спецотряды и спецгруппы – «Ходоки», «Храбрецы», «Победители», «Соколы», «Неуловимые», действовавшие в тылу врага в самых разных регионах страны.
Спецгруппа «Храбрецы» НКВД БССР была подготовлена к заброске в немецкий тыл к началу в июне 1942 года. Обратимся к тексту план-задания и поймем, какие задачи ставило перед отрядом командование – в т.ч. Лаврентий Цанава, на тот момент – начальник Особого отдела Западного фронта:
Кировский и Бобруйский районы Могилевской области являются по своему расположению сплетением стратегических шоссейных и железных дорог, по которым осуществляются массовые переброски войск и техники противника на Западное и Юго-Западное направления фронта.
Для агентурно-разведывательной работы и разрушения железнодорожных и шоссейных магистралей Бобруйск – Могилев, Бобруйск – Жлобин, Бобруйск – Слуцк, Бобруйск – Глуск, Бобруйск – Рогачев, Бобруйск – Пуховичи, Бобруйск – Осиповичи – Минск, Бобруйск – Гомель и Бобруйск – Ротмировичи, а также для нарушения нормальной деятельности других коммуникаций, используемых противником, направляется оперативная группа «Храбрецы» в количестве 14 человек.
Командиром группы «Храбрецы» назначить тов. Рабцевича A.M., комиссаром – тов. Линке К.К., начальником разведки – тов. Змушко С.В., радистом – тов. Синкевича М.В.
Группе «Храбрецы» поручить следующие задачи:
1. Вести военно-политическую разведку.
Выявлять местонахождение войск и техники противника, изучать морально-политическое состояние немецкой армии, наличие резервов, строительство оборонительных рубежей и узлов сопротивления, подготовку противника к ведению химической войны, места расположения аэродромов, материальных и продовольственных баз.
Изучать политико-экономическое положение во временно оккупированной противником территории Бобруйского и Кировского районов Могилевской области.
Организовывать диверсии на коммуникациях противника в районе своей деятельности, используя подрывников своей группы и привлеченных для этой цели местных проверенных людей.
Систематически разрушать линии связи, используемые противником.
В процессе своей работы по мере выявления уничтожать изменников Родины, полицейских, агентов гестапо, представителей военной и гражданской администрации немецких оккупантов.
Группа должна развернуть активную работу с агентурой, используя для этой цели членов опергруппы, хорошо знающих Кировский, Бобруйский районы и районы Минской области.
1. Предварительно провести тщательную проверку и связаться с оставшейся агентурой в Кировском и Бобруйском районах, использовать ее для ведения разведывательной работы.
2. Вербовать агентов из числа населения, находящегося на оккупированной территории, проверяя предварительно их на боевых заданиях и путем опроса лиц из их окружения.
3. Организовать надежные конспиративные квартиры и тайники в Бобруйском и Кировском районах и подготовить условия для легализации нашей агентуры, могущей быть переброшенной в тыл противника.
4. Внедрять завербованную агентуру в аппарат противника с целью получения необходимой нам информации, организации саботажа и облегчения действий наших партизанских отрядов, а также для выявления агентуры, насаждаемой противником на временно оккупированной территории.
5. Готовить специальную агентуру, которая по своим данным может быть направлена в глубокий тыл противника сразу же после окончания подготовки, а также с отступающим противником. Эту агентуру ориентировать на оседание в глубоком тылу врага…
На оперативные расходы группе выдается: 5000 рублей сов. знаками, 2000 марок немецкими оккупационными марками. Сумма ежемесячного пособия составит 3525 рублей.
Переброску группы предполагается осуществить самолетом.
Опытный разведчик снова вступил в бой.
Сначала все пошло не по плану. Приземлились парашютисты не под Кировском, а на Брянщине, причем в перелеске среди немецких и полицейских гарнизонов. Рация вышла из строя, доложить в Центр было невозможно. До места продвигались ночами около двух месяцев, через проселочные дороги и сожженные деревни, через болота и большие реки – Ипуть, Беседь, Сож, Днепр, Березина, искали брод, валили лес, стараясь не привлекать внимание, чтобы вязать плоты и перебираться на другой берег.
Добравшись до Кировского района, «Храбрецы» встретили дозор отряда имени Кирова в районе деревни Столпище. Оказалось, что «пароль не нужен», потому что комиссаром этого отряда был местный житель Герасим Комар, с которым Рабцевич партизанил здесь еще в 1920-м. Двухнедельное пребывание в районе было результативным. Группа сразу перешла к активным действиям: разгром небольшого немецкого гарнизона в соседней деревне Михалево, подрыв состава со скотом на станции Ящицы, взрыв маслозавода в деревне Поболово… Диверсию на маслозаводе помогли осуществить работавшие там военнопленные. Трое из них присоединились к «Храбрецам». Позже к ним добавились еще несколько местных комсомольцев.
Когда «Игорь» объявил о необходимости уходить из района, это вызвало недоумение. Однако причины для этого были более чем вескими. Основная задача группы - «малыми силами держать под контролем большую оккупированную территорию и коммуникации фашистов, выполнять основные задачи – разведку и диверсии на шоссе и железной дороге» - была нереализуема в партизанском краю, где, с одной стороны, было хорошо организовано сопротивление врагу, с другой – требовалось противодействовать карательным операциям. Группа не могла ни создать себе постоянную базу, ни поддерживать дисциплину (бойцы из местных постоянно отлучались к семьям по уважительным причинам).
Первую самостоятельную базу «Храбрецы» обустроили в урочище Волчий Дуб между деревнями Плесовичи и Гармовичи Жлобинского района. Позднее пришлось перебраться в деревню Рожанов в междуречье Орессы и Птичи. Для поддержания и укрепления дисциплины все вместе принесли «присягу бойцов спецподразделения», текст которой написали лично Рабцевич и комиссар Карл Линке. Старый товарищ Станислав Ваупшасов – «Градов», командир группы «Местные», в которой воевал сын комиссара – Гейнц Линке – помог со связью: выделил одного из своих радистов с необходимой аппаратурой.
Визитной карточкой неуловимых «Храбрецов» стали тщательное планирование боевых операций и уникальные навыки добычи информации. Бойцы Рабцевича воевали в 14 районах Беларуси. Группа брала под наблюдение железные и шоссейные дороги в окрестностях Бобруйска, Жлобина и Осиповичей, собирала информацию обо всех составах и автомашинах – чтобы хорошо изучить врага и бить его наверняка. Примером успешной диверсии стал подрыв немецкого эшелона с продовольствием и техникой 8 сентября 1942 года: в бобруйской оккупационной газете «Новый путь» написали, что «бандиты из леса» подорвали «санитарный поезд».
В Осиповичах разведчики «Храбрецов» вышли на учителя Константина Берсенева из деревни Корытное, а через него по цепочке – на электромонтера Федора Крыловича, организатора городской подпольной комсомольской организации, участника советско-финской войны.
Мы не будем подробно описывать подготовку и реализацию супердиверсии на станции Осиповичи, когда десять часов подряд горели составы с топливом, в вагонах рвались боеприпасы, счастливо не доехавшие до Курской дуги 31 июля 1943 года. Мины Крыловичу передали разведчики «Храбрецов». Целью был транзитный состав, который должен быть взорваться во время перегона… однако его загнали на запасной путь. Согласно радиограмме «Храбрецов» в Центр, «…в результате пожара сгорели 4 эшелона, в том числе 5 паровозов, 67 вагонов снарядов и авиабомб, 5 танков типа «тигр», 10 бронемашин, 28 цистерн с бензином и авиамаслом, 12 вагонов продовольствия, угольный склад, станционные сооружения. Погибло около 50 фашистских солдат». Отважный электромонтер смог после этого заминировать еще один транзитный состав с горючим, который взорвался в пути. После этого ему пришлось вместе с семьей уходить отряд в 1-ю Бобруйскую партизанскую бригаду.
Группа поддерживала связь с подпольными обкомами, на территории действия которых она вела работу – Минским и Полесским. Секретарь Полесского подпольного обкома Федор Языкович после встречи с комиссаром «Храбрецов» Карлом Линке собирался лично посетить базу в Рожанове… не успел, погиб. В марте 1943-го отряд принял первое серьезное пополнение с Большой Земли: на парашютах спустились две боевые группы общей численностью 22 человека. Тогда же наладилась постоянная связь, отряд начал получать регулярно свежие газеты, журналы, почту. Очень ценны были письма от родных… С первой такой посылкой «Игорь» получил сразу десяток писем: пять от жены, три от дочери, два – от старшего сына Виктора: им наконец-то дали возможность ему написать.
Александр Маркович лично вникал и в бытовые проблемы. Всегда требовал подготовки бани для вернувшихся с задания бойцов. Заботился об организации полноценного питания. Это был непростой вопрос. С Большой Земли могли прислать сахар, соль, табак, галеты. Кое-чем – мукой, картошкой – могли помочь жители деревень, но сколько их осталось в Рожанове и Бубновке, которые были закреплены за «Храбрецами»? А в другие деревни, закрепленные за другими отрядами, приходить было нельзя. Рабцевич организовал ремонт инвентаря в партизанской кузнице, и бойцы по-очереди отправились на сельскохозяйственные работы, помогать сельчанам проводить весеннюю посевную кампанию. Командир лично прошел за плугом первые 50 метров.
Химическое оружие.
Тогда же, весной 1943-го года, Рабцевич обнаружил в полученном с Большой Земли номере «Правды» информацию британского агентства «Рейтер» о намерении Германии применить на Восточном фронте химическое оружие. А спустя недолгое время из Центра пришла радиограмма: машины, в которых могли перевозить отравляющие вещества, нацисты маркировали определенными опознавательными знаками – эмблемами в форме подков или горшков. Перевозки содержались в строжайшей секретности, вагоны и автомашины, в которых содержались эти вещества, охранялись в усиленном режиме. Задача была такова: перехватить и отправить образцы веществ в Москву для исследований и подготовки противодействия. «Храбрецы» усилили наблюдение на железных дорогах – и вскоре связные из Жлобина, Калинковичей, Мозыря сообщили одинаковые сведения: нацисты тщательно контролируют составы с отравляющими веществами. Выбор лучшего места для диверсии подсказал связной Григорий Науменко: перегон между станциями Красный Берег и Малевичи, где на, с одной стороны, открытом безлесом участке (сложность!), не было никакой охраны, кроме обычных малочисленных патрулей (удача!). 6 июля диверсанты залегли в придорожных кустах. Заминировать полотно удалось не с первого раза, более того: патрульная собака учуяла взрывчатку, немцы едва не дошли до кустов, в которых укрылись партизаны. Однако – не дошли, что бойцов и спасло. А партизанский связной Григорий Науменко, работавший электромонтером на станции Красный Берег, когда его вызвало немецкое начальство на место крушения, смог с риском для жизни собрать во время работы образцы отравляющих веществ, которые позднее смогли передать в Москву.
В начале ноября 1943 года «Храбрецы» получили приказ перебазироваться под Пинск. Рабцевич отправил туда группу под командованием Линке, передав заодно письмо старому товарищу «Комарову» - Василию Коржу. Уже активно шло освобождение территории Беларуси – Гомельской и части Могилевской областей, Полесской. Партизаны в районе Жлобина открыли своеобразные «Жлобинские ворота»: участок от Паричей до Озаричей, соприкасающийся с линией фронта и позволявший контактировать и координировать действия с действующей Красной Армией.
10 декабря 1943 года Рабцевич лично сел за руль трофейного санитарного фургона, который партизаны сумели захватить в исправном состоянии, и направился на передовую. Оказавшись в расположении 69-й Севской стрелковой дивизии, где смог получить у командования для своих бойцов оружие и боезапас, взрывчатку, обмундирование, даже соль, гвозди и подметки для обуви! А уже собираясь возвращаться, увидел противотанковое ружье – и загорелся получить такое для «Храбрецов». Ведь партизанам с помощью ПТР проще вывести из строя вражеский эшелон: не нужно закладывать взрывчатку – проще бронебойной пулей пробить паровозный котел! Командир полка пошел навстречу и выдал «Игорю» несколько ружей и ящиков с патронами к ним.
Преимущества ПТР были оценены по достоинству в первом же диверсионном выходе, когда партизаны смогли подбить паровоз и на шесть часов парализовать железнодорожное движение, не выходя из леса.
«Жлобинский коридор» просуществовал совсем недолго. К фронту активно стягивались немецкие войска, которые буквально наводнили ближайшие райцентры Октябрьский, Копаткевичи. Мирное население захватывали в плен, бросали на строительство укреплений, заключали в концентрационные лагеря поблизости от линии фронта, огораживая и минируя территорию без права разводить костры, оставляя живых рядом с мертвыми, здоровых рядом с больными, используя людей как биологическое оружие… Озаричский лагерь смерти унес жизни не менее 20 тысяч человек за первые месяцы 1944 года. Похожие лагеря были созданы в Копцевичх, Рудне, Петрикове.
«Храбрецы» в состоянии боевой готовности ждали наступления оккупантов. А дождались приказа перебазироваться из Рожанова в западное Полесье: ожидалось наступление Красной Армии. 6 января 1944-го Рабцевич лично обратился к сельчанам, благодаря за помощь в быту и в бою, за по-настоящему семейное тепло и поддержку бойцов. А потом 20-санный обоз выдвинулся в путь.
Встреча старых товарищей по оружию и судьбе состоялась в районе деревни Бунос (сейчас это Солигорский район), где располагался штаб Пинского партизанского соединения. Сразу наметили план действий, скоординировали будущие операции. Базу «Храбрецам» устроили в деревне Чучевичи, боевые группы сразу оседлали железную дорогу Барановичи – Лунинец. Доклады в Центр полетели один за другим:
25 января: на перегоне Ганцевичи – Люсино взорван эшелон противника с военной техникой, уничтожены паровоз и два вагона. 31 января: на перегоне Люсино – Малковичи взорван эшелон с живой силой противника, уничтожены паровоз и 4 вагона. 1 февраля: на перегоне Люсино – Ганцевичи при подрыве мины убито 11 солдат противника, 6 контужено, несколько ранено.
В начале февраля, по дороге на новую базу, в отряде появился тиф. К счастью, эпидемии удалось не допустить. Сразу организовали максимально удобную базу: срубили избушки (землянки рыть было нельзя в этой болотистой местности), организовали самостоятельное приготовление питания. Даже научились печь хлеб.
20 апреля “Храбрецы” решили “поздравить” оккупантов с днем рождения Гитлера. По карикатурам из газет нарисовали его портрет и укрепили на больших шестах и поставили на придорожном поле неподалеку от деревни Люсино около шоссе Лунинец – Ганцевичи, а пространство под шестами заминировали… И в течение дня наблюдали несколько попыток немецких солдат сорвать этот портрет: в него бросали камни, расстреливали из автомата, а те, кто пытались подойти ближе, подорвались на минах.
Одним из крупных достижений отряда Рабцевич стала перевербовка в мае 1944 года крупного конного подразделения словаков на свою сторону: словацкие кавалеристы перебили командование в деревне Любель, ушли с оружием в лес, где влились в состав отряда “За Родину”. Этому предшествовала долгая работа заместителя “Игоря” по разведке Николая Бабаевского и связной Дарьи Малашицкой.
Тогда же, в мае, бойцы Рабцевича с помощью связных взорвали гебитскомиссариат в Пинске: исполнителем стал переводчик Александр Пекун. Эшелоны противника летели под откос: 31 мая, 1 июня, 5, 7, 8 июня… Одновременно с этим рвали связь противника. Близилось начало наступления Красной Армии, и партизаны старались со своей стороны обеспечить его максимальный успех. А против них готовилась карательная операция, для чего в Логишин стягивались немецкие войска с привлечением танков и артиллерии – чему партизаны могли противопоставить только легкие пушки, ПТР и отличное знание местности.
16 июня немцы начали наступление на партизанскую базу и расположение отряда со стороны деревни Доброславка, которую незадолго до этого сожгли вместе с частью жителей… Бой длился 15 часов, после чего оккупанты отступили. Обошлось без потерь.
4 июля “Храбрецы” вместе с бойцами “Комарова” захватили станцию Малковичи. Перебив немецкий гарнизон, партизаны удерживали ее до соединения с частями Красной Армии 12 июля.
В итоговом донесении Рабцевич сообщал, что за семьсот сорок один день боевых действий в тылу врага отряд совершил более 200 диверсий, подорвал бронепоезд и 91 эшелон, 24 танка, в том числе 5 «тигров», 26 бронемашин, 102 автомашины, 2 катера, вывел из строя 5 шоссейных мостов и многое другое. Кроме того, в Центр регулярно поступали сведения разведывательного характера о замыслах и действиях оккупационных властей, передвижении фашистов, их численности и размещении. Советская авиация, используя данные отряда, неоднократно бомбила скопления фашистских войск и техники в Осиповичах, Бобруйске, Жлобине, Калинковичах и окрестностях. За все время боевых действий погиб 21 человек.
«Храбрецам» поступил приказ направляться в Слуцк. Оттуда часть бойцов сразу была направлена в действующую армию. Часть приняла участие в партизанском параде 16 июля, и позже также направлена в войска. Некоторых откомандировали в распоряжение республиканских органов государственной безопасности. Как и сам командир. 6 ноября 1944 года полковник Александр Маркович Рабцевич был удостоен звания Героя Советского Союза. Вскоре в Минск к нему приехала и семья из Куйбышева– жена и трое детей.
Горе
Трагедия первой мирной городской новогодней елки в Минске, когда праздник, организованный специально для того, чтобы отвлечь ребят – отличников и активистов – от совсем недавней горечи войны и оккупации обернулась гибелью нескольких десятков человек, до сих пор вызывает вопросы у исследователей и очевидцев.
Подробнее прочесть об этом можно здесь: https://www.sb.by/articles/ad-na-balu.html, и здесь https://kulturologia.ru/blogs/231219/44988/, или здесь https://dzen.ru/a/Y6b67mIaShVTEE43
Праздник был запланирован в Клубе НКГБ БССР на Площади Свободы. В период оккупации в его здании располагалось СД (Служба безопасности – Sicherheitsdienst), архив которого почти полностью уцелел и достался советским чекистам. Тут же, в подвале, располагались камеры, где содержались под усиленным конвоем пленные немцы. Таким образом, часть здания была изолирована и находилась под усиленной охраной. Это тоже сыграло свою роковую роль. Полковник Рабцевич служил комендантом этого клуба.
Елку установили в конце декабря, а сам праздник из-за перебоев с электричеством праздник назначили на 3 января. Билеты распределял горком комсомола, а часть предоставили в распоряжение семей сотрудников и чиновников. Рабцевич взял два билета – для своей дочери Людмилы и ее подруги Лили Чижик. По слухам, поздравить молодежь собиралось едва ли руководство республики при участии оркестра Белорусского военного округа. Ценная мишень…
В то же время, меры противопожарной безопасности в здании не соблюдались. Украшения на елке были из бумаги и ваты, ватой была набита фигура Деда Мороза, маскарадные костюмы на многих были тоже либо из цветного картона, либо из покрашенной марли… По воспоминаниям уцелевших, когда на елке вспыхнула гирлянда, многие не сразу осознали опасность и продолжали танцевать, а когда огонь охватил все вокруг за минуты, было поздно. Кто-то смог добраться до «черного хода», кто-то – выбраться на крышу и спуститься по водосточной трубе. Другие выбивали окна и прыгали вниз, и не всем повезло выжить. Лида Чижик, прыгнув, не разбилась. Люся Рабцевич сгорела… позже Александр Маркович нашел на пепелище ее браслет.
Трагедию квалифицировали как «ЧП, имеющее политический характер». Секретарю ЦК ЛКСМБ М.В. Зимянину объявили выговор. Секретаря горкома КП(б)Б по пропаганде А.Д. Молочко сняли с должности. Директор клуба была арестован и осужден на 6 лет тюрьмы. Семьям погибших выплатили единовременное пособие. Пострадавшие получили ткань и обувь на восстановление гардероба.
Горе очень сильно подкосило Александра Марковича. Здоровье его ухудшалось, работать становилось все сложнее. Уход со службы в 1952 году он воспринял тяжело. Помогли старые товарищи – те самые, с которыми тридцать лет назад он начал свой боевой путь. Каждый из них искал себя: Орловский и Корж возглавили колхозы в родных деревнях, Ваупшасов писал книги. Они вытащили товарища на первую встречу с пионерами: «Что значит «не готовился»? Да ты к этой встрече всю жизнь готовился!» Рабцевич воспрял духом, общественная деятельность стала его спасением. Ездил по республике, выступал с лекциями перед школьниками и студентами, коллективами заводов, встречался с писателями и учеными. Беседовал о партизанском движении, о героях, отдавших жизнь за Победу. О своей судьбе – тех ее событиях, о которых можно было рассказать. Можно сказать, что вот такое ощущение собственной нужности продлило ему жизнь на несколько лет… однако 11 апреля 1961 года его сердце перестало биться.
Комментарии, лайки и репосты приветствуются. Благодарю всех, кто дочитал до конца.
