Зима заметала деревню снегом. Таких суметов надуло, что окошек не видно было. Иван вышел на улицу, расчистил лопатой снег до дороги. Да и дорогу то почти не видно. Один санный след, да и тот уже передуло. Хороший хозяин в такую непогодь побережет лошаденку.
Потом подошел к окошкам. Хоть от них снег откинуть. А то и днем в избе темно стало. Дарья вышла поглядеть, что он делает.
- Ты только тихонько, стекла то не разбей. Начнешь махать лопатой, не удержишь тибя. Не торопися.
- Ну вот, а то бы я не знал. Вышла учить. - пробурчал незлобно Иван. Ему даже приятно было, что жена рядышком стоит, да командует, будто он не знает, как надо делать. Иван откидал снег от избы подальше, потом варежкой счистил снег со стекол.
Пока откидывал снег, со двора вышли Романко с Нюрашкой.
- Вы чё. Дороги то нету. Куды пошли.
- Дойдем, чай. Дорогу то знам. Не заблудимся.
- Следов то нету. Ищо никто видно не проходил.
И вправду, вместо дороги впереди была снежная целина с одиноким, почти заметенным санным следом. Вскоре показались фигурки людей, пробирающиеся в сугробах. Это были самые смелые школяры, которые не побоялись снега. Хорошо хоть под утро метель то перестала лютовать, да и ветер стих.
Среди детей Иван заметил Федоску, которой давно уже надо бы быть на работе.
- Ты чё это, Федоска, припозднилася седни. Уж чай поповская корова изревелася, тибя дожидаючи.
Федоска только рукой махнула.
- Не бай, Иван. Окошки то все задуло. Погляжу, все ночь да ночь. Слезла с полатей, гляжу, небо то сереть уж начало. Утро уж давно.
- Ну беги, беги.
Девушка смело шагала вперед, поднимая высоко ноги в лаптях. Снег забивался под юбку, бессовестно студил ее голые, выше колен, ноги. Ну что за напасть. Хоть бы кто проехал, да дорогу укатал. А деваться некуда, надо идти. За Федоской гуськом потянулись дети. Иван подумал, чай из деревень то не попрутся. Ведь в поле и свернуть с дороги не долго.
Федоска добралась до дома в саду, чуть открыла ворота. Видно было, что из дома никто еще не выходил. Только одинокий след до ворот и обратно. Видно кто то из домочадцев вышел, да засов на воротах отодвинул.
Федоска долго стряхивала полынным веником с себя снег, только потом зашла в избу. Матушка даже удивилась, когда увидела девушку.
- Как ты пробралась то. Снегу невидимо намело. Учителя то у меня спят еще, говорят, не придет видно сегодня никто.
- Да как не придет. Сичас со мной шли сколь то человек.
Матушка Серафима всплеснула руками, побежала будить да торопить своих детей. Вот ведь беззаботные. Ребятишки пришли, а они валяются в кроватях. И школа, чай закрыта. Ладно если дьякон пришел.
В доме поднялась суета. Василий и Василиса с заспанными глазами пришли на кухню, спросили Федоску, сколько детей пришло. А она разве считала их, шли да шли.
- Вот ведь какие ответственные. Все равно сегодня занятия придется отменять. Из деревень вряд ли кто придет. Даже жалко детей. Зря шли.
Василий посмотрел на сестру, на ее, не уложенные в привычную прическу, волосы.
- Ты, Василиса, дома оставайся. Я и один схожу. Немного позанимаюсь, пока согреются, да домой распущу.
- А вдруг и мои пришли.
- Не переживай. Романа попрошу, чтобы прочитал им рассказ. Он сможет твоих маленьких занять.
Василий даже есть ничего не стал. Собрался и ушел. Василиса села на стул, сон уж все равно ушел. Сидела, смотрела, как мать управляется на кухне. Вскоре пришла Федоска. Она цедила молоко, а сама уговаривалась.
- Молока то совсем мало. Может омманули с коровой то. Может уж запускать корову то надо. А мы все тянем иё. Да уж и до Рождества то не больно много осталося.
Матушка Серафима в этом ничего абсолютно не смыслила. Поэтому и сказать в ответ ничего не могла.
- Ты уж сама, Федоска, смотри. Делай как надо. Я ведь не знаю об этом ничего.
- А лошадь то где у вас. Зашла чистить в конюшню, а лошади то нету.
- Батюшка в город вчера уехал. Дела там у него. И ночевать там остался. Хотел сегодня приехать, да погода то вон чего вытворяет. Может и не решится.
Матушка собирала завтрак на стол. Федоска уж уходить думала, но она позвала.
- Садись с нами, позавтракай. Чай, не ела дома.
Федоску уговаривать не надо. Она с удовольствием осталась. И даже не из за того, чтобы поесть. Ей нравилось находиться в этом доме, слушать, как разговаривает матушка с детьми, да и с ней она разговаривала не как деревенские.
На столе стояло большое блюдо с гороховым густым киселем, нарезанным на квадратики и посыпанным рубленым луком. Самовар сердито пыхтел и шумел. На конфорке сверху стоял фарфоровый чайник с заваренным чаем. В вазочке на высокой ножке лежали малюсенькие кусочки наколотого сахара.
Шел пост. И все в семье его держали. Молоко матушка разливала в жестяные блюдца и выносила на мороз. Потом эти молочные кружки вываливала и убирала в деревянный ящик, закрывала его крышкой, чтобы никакая живность ненароком не попала внутрь.
За чаем Василиса начала расспрашивать Федоску, много ли в деревне парней и девок, как они проводят свободное время. Девушку интересовал быт местных крестьян. Федоска с увлечением рассказывала Что сейчас как раз вечерки с супрядками в деревне, там и гуляют, и дела делают. Почти все прядут, кто шерсть, кто лен. Ну а парни приходят, себе суженых подсматривают. Бывает и из других деревень приходят. Только свои то не больно чужаков любят. Другой раз такие драки устраивают, что страх глядеть. Встревать между дерущимися никак нельзя. Ненароком и сама под раздачу попадешь. Там уж и не глядят, кто попадется.
- Так это дикость такая. Как можно так драться. - Удивилась Василиса.
Но для Федоски все это было обычным явлением , она не понимала, почему это дикость. Так же всегда было заведено. Да и дерутся они до первой крови, а потом мирятся.
- А у тебя парень есть?
Федоску смутил этот вопрос.
- Нет, у миня нету. Да кому я люба без приданого то. Но я сама его коплю. Мать не скопила, так я сама. Я уж и полотно который год тку, и деньги все складываю. Никому не баю, сколь накопила. А деньги то будут, я сибе любое приданое куплю.
За разговорами женщины и не заметили, как время прошло. Василий неожиданно для них вернулся из школы.
- Как и думал, только из Лисы и пришли, да и то не все. Позанимался с ними, чтобы согрелись да и домой потом отпустил. Совсем немного пришло детей.
Серафима вновь засуетилась. Как же, сын некормленый явился. Скорее надо накормить его. Федоска поднялась, чтобы выйти из за стола. Но Василий остановил ее.
- Ты чего подскочила. Вы же так хорошо разговаривали. Я спугнул вашу беседу. Я не помешаю. Продолжайте.
Но Федоске уже совсем расхотелось при Василии разговаривать про женихов. Да и вообще она чувствовала себя рядом с ним неловко.
Разговор сошел на нет. Федоска все таки поднялась, сказала, что пойдет снег на дворе почистит. Она нашла лопату, стала откидывать снег от крылечка, Потом расчистила дорожку до ворот. Их тоже надо было освободить от снега. Батюшка приедет из города, а лошадь то как домой попадет. Ворота не откроются.
Снега было много. Федоска уже порядком упарилась, когда на подмогу ей вышел Василий. Вдвоем у них дело пошло быстрее. Федоска смотрела, как ловко управляется Василий со снегом, Кидает его со всего размаху подальше. Да еще и подсмеивается над Федоской, что она отстает от него.
Ну уж нет, вот еще, что она от учителя отстанет. Да никогда. Лопата в руках Федоски замелькала еще быстрее. Вот уже одну створку ворот можно распахнуть. Да двор то весь снегом завален. Федоска пошла за салазками, на которых вывозила навоз на огород. На них был установлен высокий ящик. Что же и снег надо со двора вывезти. на волю. Они теперь уже не перекидывали снег с места на место, а загружали в короб и впрягшись вдвоем в салазки, вывозили их на волю. А там как раз под горку есть местечко. Только вываливай.
Федоска сперва хотела вываливать снег одна. Салазки то из под навоза, испачкает Василий Николаевич свою одежду. Но тот только рассмеялся, что все отстирается. Федоске каждый раз, когда они впрягались и вдвоем, совсем рядышком, касаясь друг друга, тянули сани, казалось, что совсем немного и сердце ее выскочит из груди. Так оно начинало колотиться.
В очередной раз, когда вываливали из саней снег, Федоска поскользнулась, повалилась за снегом, увлекая за собой и Василия. Они барахтались в снегу, пытаясь выбраться из этого плена и смеялись. Неожиданно их глаза встретились и оба замерли, словно два испугавшихся зверька. Они смотрели друг другу в глаза и словно в омуте тонули в их глубине. Что в это время думал каждый из них, одному Богу известно. Потому что Федоска, сколько потом не пыталась вспомнить этот момент и то что она думала, так и не могла ничего вспомнить.
- Я пропал, - опомнился первым Василий и вскочил на ноги. Он помог подняться Федоске и молча потянул салазки во двор.
- Хватит на сегодня. Батюшка проедет. А завтра доделаем.
Василий молча отряхнулся от снега и вошел в дом. Федоска, словно она была виновата во всем случившемся, зашла попозже, сказалась матушке, что потом снег дочистит. Что сейчас пошла домой.
Матушка даже удивилась. Какая то не такая была девушка. Что это с ней. Но особого внимания не придала. Устала видно. Снегу то вон сколько, целая прорва. Намаялась. Федоска закрыла оставленными распахнутыми створки ворот, вышла на улицу. Сердце ее стучало, еще сильнее стучало в голове, словно жадная до тепла мать, скутала печку с угаром и Федоска угорела.
Тук, тук, тук, стучало в голове. Тук, тук, тук, вторило сердце. Ей отчего то стало страшно. Так не должно быть. Кто он и кто она. Даже думать нельзя. И как ей теперь быть, что делать. Ведь спокойно жить, как раньше она теперь не сможет.
Василий так же молча прошел в свою комнату, разделся, скинул с себя мокрую от пота рубаху и надел другую, заботливо выстиранную матушкиными руками и выглаженную утюгом. Лег прямо поверх покрывала на кровать, закинул нога на ногу и задумался.
Что это сейчас было. Неужели так бывает в жизни. Ему и раньше нравились девушки. Когда жили в городе, к Василисе часто приходили подруги, каждая была интересна по своему, каждая казалась ему красавицей.
Но сейчас, сейчас он вдруг понял, что не сможет жить без этих глаз, не видеть их будет для него мУкой. Но ведь так не должно быть. Это же простая крестьянка. Ее манеры, ее разговор, все это было совсем другим, не принятым в семье. Люди другого круга. Правильно говорила мать, что это полудикие люди. И живут они совсем другой жизнью. И эта Федоска такая же. И не стоит больше о ней думать.
Но чем больше уговаривал Василий себя в этом, тем настойчивее вырисовывалось перед ним смеющееся лицо и глаза, утаскивающие его в омут.