Вся история, описанная в первой части моего повествования, происходила в очень тяжёлое для нас время – ушёл на Радугу наш любимый Квиня, он же Слон, он же Хоботов, а по документам – Квин Дарк Лидж, русский чёрный терьер из питомника «Красная звезда». Он несколько лет боролся с саркомой, его дважды оперировали, после чего родители забрали его к себе, окружив заботой и вниманием
Но однажды наступил тот день, когда он просто не смог встать, отказали лапы. Я, как всегда, была на ликвидации какой-то коммунальной аварии и приехала только попрощаться. Помню, как он лежал на своей любимой подстилке и виновато вздыхал, не в силах даже приподнять свою большую лохматую голову. Рядом с ним полулежал Саша. На него лучше было не смотреть. Мама плакала, папа сжимал зубы. И тут приехала Юлечка Александровна…
Собственно, это и были те обстоятельства, по которым мы даже не могли подумать о том, чтобы взять себе какое-то другое животное. Мы все, но не Саша. У него по этому поводу было совершенно иное мнение. Он считал, что самым лучшим способом помнить об ушедшем животном станет спасение другого. Вот он приступил к спасению, которое, прежде всего, выражаясь казённым языком, состояло в подготовке общественного мнения. Первым объектом воздействия, естественно, стала я, и уж потом родители просто по причине того, что мы с ними виделись не чаще раза в неделю.
Каждый раз, возвращаясь из приюта с очередного редакционного задания, Саша, среди прочих новостей, как бы невзначай замечал:
- Да, кстати, ты помнишь того кота? Ну, которого принесли усыплять? Он гораздо лучше. Потрясающая живучесть, он так цепляется за жизнь, молодчина….
- А помнишь того кота? Он всё лучше. Стал задирать других котов. Конечно, ему просто нужен дом. Но кто же его, бедолагу, возьмёт…
- Да, тот самый кот, ну, которого Юлечка Александровна лечит, он окреп, и им скоро придётся спустить его жить в подвал. Бедный, бедный, они даже не предлагают его никому. Сама понимаешь, с таким диагнозом. А он такой классный. Только вот имени пока нет. Я бы назвал его Фердыщенко (любимый Сашин герой из всех обитателей города Глупова).
И так день за днём, неделю за неделей. Сначала были только рассказы, потом в ход пошли фотографии наглой полосатой чёрно-рыжей морды. Мало-помалу семья начала сдаваться. Самым слабым звеном, как обычно, оказался сердобольный папа, потом Фёдор и даже наша помощница Алечка. Мы с мамой держались дольше всех. Со мной разобраться было проще, чем с любимой тёщей: в моём случае в ход пошёл коллективный фактор. Мои помощники, советники и даже замы время от времени вдруг стали заговаривать со мной о котах:
- Ирина Владимировна, Александр Яковлевич рассказывал нам про свой поход в приют и про милого котика, который ему понравился. Только вот почему он хочет назвать его Фердыщенко? По-моему, это не самое лучшее имя для кота… (моя заместитель по социалке, филолог по первому образованию при обсуждении организации питания в детских садах).
- Ну, этот Фердыщенко просто гигант какой-то, такую болезнь преодолеть. Точно говорят, что у котов девять жизней… (мой ассистент, ветеринар по первому образованию при осуждении маршрута очередной командировки).
- Ой, Ириночка Владимировна, вы видели фотографию киски из приюта. Просто милый пушистый зайка, такой лапочка… (Оля, которую все за глаза звали «ангел из приёмной», подавая чай).
- Ирина Владимировна, у моего знакомого тоже есть кот, у которого мочекаменная болезнь, ничего, справляются, просто специальным кормом кормят… (мой помощник Андрей, известный котолюб, по окончании доклада об обращениях граждан).
- Ребята, хватит говорить про котов, может Ирина Владимировна, просто хочет собаку… (руководитель группы помощников Алексей, которому покойный Квин иногда даже разрешал угостить его кусочком сыра, после проведения планёрки)
В конце концов я сдалась: ладно, иди забирай своего Фердыщенко. С мамой как-нибудь договоримся, в конце концов, можем их друг другу просто не показывать…
Вечером дома меня встречали уже две довольных физиономии. Одна – моего мужа, а вторая – кошачья. Кот сидел на плече у Саши и смотрел на меня своими жёлтыми, огромными, как плошки, глазами. Он уже чувствовал хозяином положения.
- Ну, здравствуй, Фердыщенко, - сказал я и протянула к нему руку, молниеносно получив по ней лапой, правда, со втянутыми когтями, по принципу: я не хочу тебя ранить, я лишь объясняю, что ты не права.
- Он не хочет быть Фердыщенко. Девочка, которая кормила его в приюте, называла его Гарфилдом, вот и он привык, а с остальными именами борется. Я уже пробовал называть по-другому, и тоже получил.
Только тут я обратила внимание, что правая рука моего мужа обильно смазана йодом.
- А как же он хочет, чтобы мы его называли?
- Он откликается на Гарфилда.
Забегая вперёд, скажу, что больше Гарфилд нас ни разу не царапал и не атаковал. Ну, а мы больше ни разу не называли его Фердыщенко.
Продолжение:
