Эту историю мне рассказал проводник, когда мы остановились, чтобы пополнить запасы и немного передохнуть у очага. Всякий, кто здесь живет или хотя бы бывал проездом, знает эту леденящую кровь легенду.
Стоянка на нашем пути была совсем небольшая, домов на пять. Людей собралось немного, старушки да ребятня, больше никого видно не было.
Стойбище это почти затерялось средь холодных просторов тундры.
Это место редко посещают путники - здешний мороз обжигает щеки, а ветер жутко свистит меж многолетних сугробов.
Вот в таком диком краю и расположилась эта одинокая стоянка оленеводов. Тяжелыми зимами, только самые отчаянные чукчи из самых отдалённых уголков Чукотки собирались тут, чтобы хоть как-то перезимовать в хмельной компании своих сородичей, в окружении не лучших оленей стада.
Вот здесь-то, на этой самой стоянке, много лет назад и жил оленевод по имени Гирей вместе со своей прекрасной женой Таптал.
В те далекие дни он был уважаемым оленеводом и известен своей добротой и жизнерадостностью по всей округе. Чукчи-оленеводы даже шутили – «Кто поет громче всех в тундре про свою удалую жизнь? – Гирей!» или «Кто не боится даже двух волков? – конечно Гирей, ведь он еще вчера трёх застрелил!».
Вот такие шутки-прибаутки ходили про Гирея. А он только посмеивался в ответ и сам был не прочь от души повеселиться от доброй шутки. Все было хорошо, в яранге горел очаг, стадо оленей росло, лето сменялось осенью, а за тем наступала зима, потом снова весна и так далее. Так бы и шло бесконечно.
Но внезапная смерть жены изменила Гирея навсегда. Как он убивался! Он состарился, осунулся, про оленей своих напрочь позабыл. Бедный Гирей, поглощенный горем, отвернулся от мира и стал тенью самого себя.
В былые дни веселый и радостный, он превратился в ворчливого и угрюмого старика.
Все видели, как он все глубже погружается во тьму безумия. Его начали побаиваться – он заполнил свой дом запахом горького спирта и душераздирающими криками.
Ночами он устраивал странные и страшные ритуалы – распевал заклинания, призывая самые темные силы. Соседи по стойбищу видели даже, как обезумевший Гирей приносил жертвы злым духам – резал собак и оленей над жертвенным алтарем, и сжег несколько туш волков.
Так он заклинал тьму, что окутала его сердце. В те дни любой, кто видел Гирея, отмечал, что его глаза были заполнены безумием, а его слова звучали как проклятия, несущие страх и ужас. Слухи о безумном оленеводе Гирее поползли по тундре, распространялись среди пастухов, и никто не осмеливался вступить в его дом, где царили лишь мрак и безумие.
А жители деревни стали избегать Гирея. Он как будто сошёл с ума, и, вопреки традициям общины, начал выгонять всех со стоянки. Обвинял во всех своих бедах соседей - утверждал, что именно они навлекли проклятие на его дом.
Две или три зимы он методично изводил себя, да и своих соседей своим безумием, а потом уехал в неизвестном направлении и исчез со стоянки на несколько недель.
А когда вернулся, его было не узнать – бодрый, веселый, к нему будто вернулась прежняя радость жизни. Оставшиеся на стойбище люди обрадовались, увидев прежнего Гирея.
По случаю своего возвращения, Гирей пригласил всех в свою ярангу. Он собрал последних оставшихся на стойбище оленеводов на пир.
Вино потекло рекой, дым костра в тот вечер клубами уносился в небо, а на лицах людей заиграли улыбки, музыка и смех заполнили ярангу.
Все это празднество напоминало гротескный призрак былых времен. На больших медных подносах дымилось ароматное, горячее мясо, гости ели, пили и радовались.
Захмелев, они принялись петь свои воинственные и печальные песни, голоса становились всё громче и громче…
В этом угаре веселья всё труднее становилось заметить, что гости как-то странно закатывают глаза, что одного за другим, их начали одолевать непонятные судороги. А затем гости Гирея начали падать без чувств – в безмолвных муках, когда их сердца начали отказывать.
А безумный Гирей с дьявольской улыбкой смотрел на всю эту панику, страх и агонию, которые овладели оленеводами.
Последним, кто приступил к трапезе и питью стал сам Гирей.
Собравшись силами, он поднял кружку вина и выпил ее до дна, после чего встал, пошатываясь, вышел из яранги и направился прочь со стойбища, растворившись во тьме тундры.
Этот вечер принёс с собой тьму, которая поглотила землю, заметая все следы под белыми завертями снега.
Пир у Гирея обернулся кошмаром – никто не знал, что он подмешал яд в пищу и вино.
Страшная тайна мертвой стоянки была раскрыта лишь спустя несколько недель, когда вернулись с далёких пастбищ другие оленеводы. Ветер к тому времени успел развеять следы безумного отравителя, теперь стоянка эта заполнена лишь горем и тайной.
Произнося эти слова, мой провожатый обвел рукой вокруг и со значением посмотрел в огонь костра. А затем продолжил свой рассказ…
***
От безумного убийцы остались только ветер и снег - столь привычные спутники жизни на тундре, они заметают всё вокруг, стирая все следы преступления. Холод пробирал до костей, страшная тайна беззвучно вращала тонкие снежные вихри на месте бывшего пира, там, где раньше стояла яранга Гирея.
Его судьба стала предостережением о том, как горе и потеря могут превратить самое доброе сердце в бездонную пропасть отчаяния и безумия, и как мрак может поглотить даже самую светлую душу.
Многие чукчи верят, что душа безумного оленевода-отравителя до сих пор бродит среди могил, и его ненависть к миру живых никогда не иссякнет.
Грехи Гирея столь тяжелы, что ему нет места даже в мире мертвых. А это значит, он превратился в духа мести Кэле и ночь за ночью слышны его пронзительные вопли и еле различимые шорохи в тундре - напоминая всем, что зло может прятаться за маской немощного, убитого горем человека. Зло не знает милосердия и не делает исключений. И оно вовсе не обязательно будет обитать там, где его ожидают.
Некоторые старейшины, поведал проводник, считают, что безумный Гирей снюхался со злыми духами и продал им душу. И что это они убедили его принести в жертву всех обитателей стойбища, чтобы вернуть свою жену.
Помолчав немного, он разочарованно добавил - "и на что только надеялся этот безумец?!".
Допив чай, проводник велел отдыхать – рано утром нам предстояла дальняя дорога в направлении Анюя.
Стоит ли говорить, что выспаться в ту ночь мне так и не довелось, сон никак не шел. На рассвете мы с чувством облегчения покинули это мрачное и гнетущее своим прошлым стойбище.
ДРУГИЕ ЧУКОТСКИЕ РАССКАЗЫ НА КАНАЛЕ:
