Найти тему
Витамины для души

Провинциальный роман. Попадья. Порция 3

Продолжаем публикацию Провинциального романа. Начало здесь.

Обложка серии и романа: Сергей Пронин
Обложка серии и романа: Сергей Пронин

***

Мама привыкла к неказистой девочке быстрее всех. Старательно убеждала себя вслух, что из гадких утят порой вырастают лебеди. Гуляла с дочкой и старалась не обращать внимания на жестокие шутки подвыпивших соседей. Для нее подобный опыт был внове. Ведь Георгиной всегда восхищались и на улице, и в садике, и в школе. Старшая дочь росла если и не записной красоткой, то милашкой точно. Старушки, заседающие на лавочке у подъезда, ее просто обожали.

- Привет, Цветочек!

- Здравствуйте, тетя Нюра. Здравствуйте, баба Маша!

- Как у вас дела?

- Все замечательно.

- Сестренка поправилась?

- …

Глазастая, шустрая, веселая Георгина – полная противоположность младшей нравилась людям. Сильный, здоровый ребенок, прямо мечта любого детского врача. Педиатра из поликлиники домой не вызывали ни разу!

Бледный же заморыш – младший член семьи, бесконечно собирал разномастные болячки. Раньше о существовании такого количества детских инфекций Поповы и не подозревали.

Лину не миновали ни корь, ни ветрянка, ни краснуха, ни свинка, не говоря уж о бесконечных ОРЗ и простудах. Георгина шутила.

- По-моему она у нас еще только чумой не болела.

- Перестань.

- А что такое, мам? Я вру?

У старшей девочки еще в садике обнаружился голос и абсолютный музыкальный слух. Папа, большой любитель русской застольной песни, приписал одаренность любимого цветочка наследственности. Он искренне считал себя самого загубленным талантом. Впрочем, впрочем, пел глава семьи на самом деле неплохо. К тому же громко. Любую компанию мог в одиночку перекричать.

- Яблочко под пальмой не падает. Иди, дочура, обниму!

Георгина довольно улыбалась.

- Щас как споем. Щас как затянем! Да?

- Только не «По Дону гуляет», ладно?

- А что такое, дочурка?

- Надоело.

Бесконечно мотаясь по разным халтурам, Пантелеймон Иванович – вот уж имя, так имя – заработал любимой дочери на пианино. И однажды вечером, это случилось еще до рождения Лины, в квартиру Поповых четыре рослых мужика во главе с хозяином дома, приволокли подержанный музыкальный агрегат. В «двушке» с проходным залом сразу стало тесновато. Но разве это имело значение?

- Вот, дочурка. Тебе от папы подарочек.

Георгина засияла. Повисла у отца на шее.

- Спасибо! Спасибо! Спасибо!

Подлетела вприпрыжку к пианино, погладила полированную тушу ладонью. Открыла крышку. Повелительно коснулась клавиш, провела пальчиком вдоль всего ряда. Мама вышла из кухни. Улыбаясь, слушала разговор мужа и дочки.

- Играй, раз ты у нас талантливая. Занимайся.

Георгина вслух прочитала название инструмента.

- «Соната».

В музыкальной школе папина любимица скоро оказалась на первых ролях. Дома она тоже чувствовала себя центром семьи. Все было замечательно, вплоть до рождения кривоножки.

Иллюстрация: Renard Isatis и AI Shedevrum
Иллюстрация: Renard Isatis и AI Shedevrum

***

Звуки. Они преследовали малышку, роились вокруг, жалили, уносились прочь – звенящие, неистовые. Звали за собой. Нежным облаком окутывали комнату. Георгина выпросила в подарок проигрыватель. Часто включала знаменитые оперы. Делая скучные уроки, подпевала примадоннам вполголоса на трех языках. Рядом, на паласе, возилась с кубиками младшая сестра.

- Гера! Гера!

- Отвянь, мелочь. Не до тебя.

Лина не унималась, лезла с вопросами и поцелуями, для того, чтобы быть бесцеремонно отброшенной на пол, а порою и отшлепанной. Ее кумир, повелевающая волшебными звуками старшая сестра, держалась строго, разрешая обожать себя лишь издали и молча.

- Гера…

- Брысь.

Вылетая из чрева «Сонаты», в сопровождении размеренных щелчков метронома, дивные мелодии наполняли комнату, отражались от стен, потолка и уносились в окно. Квартира была слишком тесной для Музыки, она вырывалась на свободу, чтобы растаять вдалеке.

Лина могла бесконечно слушать игру старшей сестры. Даже скучная гимнастика для пальцев – гаммы, ей нравилась. Звуки стройными дорожками разбегались прочь от инструмента, свивались в спирали, возвращались обратно. Прямая спина сестры, строгий профиль. Это было очень-очень красиво. А уж, когда Гера, плотно сжав губы, бралась за серьезные произведения классиков…

Мир обретал цвет. Лине чудились, то роившиеся по всей комнате диковинные бабочки, то вырастающая до небес радуга. Волшебство длилось и длилось.

Все заканчивалось маминым повелительным криком из кухни, на которой и протекала большая часть жизни Клавдии Петровны. (Папа любил вкусно, не абы как покушать после работы.)

- Георгина, сколько можно заниматься. Ступай во двор, погуляй с Линой.

- Не хочу.

- Немедленно!

Хлопала крышка пианино. Младшая съеживалась под злым взглядом старшей сестры. Чувствуя себя виноватой, жалобно хныкала. Она не хотела идти на улицу. Зачем? Ковылять вслед за широко шагающей Георгиной, терпеть дразнилки соседских ребятишек – что хорошего может случиться на прогулке?

Не сломанные качели вечно заняты.

На чужих трехколесных велосипедах покататься не дают.

Ровесники сестры затевали с Георгиной бесконечную трепотню. Она была весьма популярной личностью. Младшая долго топталась возле скамейки, пока подростки сплетничали и обменивались новостями. Шмыгала носом, слушала непонятные разговоры.

Ее грустные глаза и тоненькая, как мышиный хвостик, косичка, испортили не одну фотографию. Повсюду Лина стояла вытянувшись, напряженно оцепенев, прикусив губу, чувствуя себя отчаянно некрасивой и стесняясь этого.

Папа никогда не называл ее любимой дочуркой, не сажал к себе на колени, на плечи, не просил составить компанию – спеть дуэтом с ним. Она льнула к отцу, выпрашивая скудную ласку, брала его за руку – большую шершавую, спрашивала с надеждой.

- Поиграешь со мной?

Он отвечал односложно.

- Устал.

- Ну, пожалуйста. Немножко.

Иногда везло, иногда нет.

- Иди, посмотри по телевизору что-нибудь. Можешь ты сама себя занять делом?

Выходила из кухни, оглядываясь, а вдруг передумает? Папа начинал вкусно, с удовольствием ужинать.

- Да, Клава, угодила. Готовить ты умеешь!

Мама Лину жалела. Шила для нее длинные юбки и широкие брючки. Туго-туго заплетала светлые волосы в косичку. Говорила с намеком.

- Ничего, малышка. Не родись красивой, а родись счастливой. У нас вон тоже в классе была одна девочка. Жанна Зайцева. Ты рядом с ней просто куколка.

- Да?

- Училась она всегда хорошо. Следила за собой. Чтобы в мятой юбочке из дому выйти? Ни за что. Самая аккуратная девочка в нашем классе. Мы над ней, конечно, посмеивались. Ни кожи, ни рожи.

- А какие у нее были ноги?

Мама задумалась на секунду.

- Иксом. Хуже твоих.

- Ты с ней дружила?

- Да с ней никто особенно не дружил. После школы и вовсе потерялись. А недавно узнаю от девчонок новость. Упасть не встать!

- Какую?

- Жанка наша, самая страшная из класса, всех и переплюнула. Вышла замуж и не за шофера, как я, а то ли за профессора, то ли даже за академика из Москвы! Живет, как сыр в масле катается. Машина у нее. Квартира. Дача. Няня для детей, представляешь? Во как. И помощница по хозяйству. Которая готовит, убирается.

- Честно?

- А то. Спроси у тети Нади. Теперь все нашей Зайчихе завидуют.

Лина положила голову маме на колени, на выпачканный мукой фартук. Попросила.

- Покажешь ее на фотке, где ваш класс?

- Запросто. Только не сейчас. Отец скоро придет, а я не успеваю.

- Помогу.

- Спасибо, умница. На-ка, почисть лук.

Мама работала в регистратуре подростковой поликлиники. С восьми до двух. Платили мало, само собой. Оклад просто смешной. Зато пять минут ходу от дома до работы, это раз. А главное – много свободного времени для семьи остается. Клавдия Петровна считала это самым важным. На хлеб с маслом для домочадцев зарабатывал кормилец. А все бытовые хлопоты лежали на маминых плечах.

***

Лина помнила, как жизнь ее ненадолго переменилась к лучшему. Что называется, не было бы счастья, да несчастье помогло.

Ей было восемь лет. Совсем малявка – второклассница. Как раз под новый год, гололед был ужасный, мама сломала ногу. И не абы как, серьезно, пришлось лечь в больницу.

Георгина училась в Казани, в консе. Так студенты называли консерваторию.

Приезжала домой пару раз в году, на каникулы. Летом всегда, а зимой, только если могла вырваться. Бабушки, то одна, то другая, заходили – помочь с готовкой, стиркой. Носили в травматологию передачи. Отец загрустил, заскучал. Жену он навещал через день. По вечерам слонялся из комнаты в кухню и обратно с таким хмурым выражением лица, будто город оккупирован врагами и всех подряд расстреливают на улицах.

Лина старалась не лезть к нему лишний раз. Спрашивала издали.

- Хочешь чая с вареньем?

Или.

- Согреть тебе каши? Нет?

Раньше отец не интересовался делами своей младшей дочери. Уроки, собрания – все это проходило мимо него. А тут пришлось выбраться в школу.

- Что это?

Лина, стесняясь, положила ему на колени раскрытый дневник. Сразу же протянула ручку.

- Подпишись, папа.

- Где?

- Вот тут. Тебя вызывают в школу.

- Зачем?

- Так…

- Чего стряслось?

- Я подралась.

Пантелеймон Иванович внимательно посмотрел на дочь. Только сейчас заметил шишку на лбу и царапину на скуле. Спросил строго.

- С кем?

- С мальчишками. С двумя.

- Зачем?

Лина прикусила губу. Отец не сдался, повторил.

- Зачем?

- Они меня дразнят. Все время.

- Как?

- Ножки – козьи рожки. Говорят, что мне в балет уродов надо идти устраиваться. Что на меня смотреть нельзя – стошнит. И все такое.

Пантелеймон Иванович сдвинул брови – нехороший признак и старательно вывел в дневнике подпись.

- Хорошо. Завтра зайду. Растолкуй, во сколько, и куда.

***

Это была песня! Похожий на медведя, широкоплечий хмурый отец, навис над училкой. Она начала было гневно рассказывать про вчерашнюю драку, Пантелеймон Иванович не дослушал, перебил невежливо.

- Татьяна Алексеевна, встаньте, пожалуйста, из-за стола.

- ?

- Хочу на ноги ваши посмотреть.

- ???

- Наверно, красивые. Да?

- Какая разница? При чем здесь это?

Возмущенно удивилась, в самом деле, весьма симпатичная учительница. Лицо у нее пошло алыми пятнами. Линин папа выгнал дочь за дверь.

- Подожди в коридоре.

Она вымелась послушно из кабинета, для того, чтобы тут же прилипнуть к замочной скважине. Отец был безжалостным.

- Если мою дочь будут дразнить, обзывать, она будет драться. Обязательно. Я с ней еще позанимаюсь маленечко. Научу, как вашим лоботрясам мозги вправлять. Нет, вам придется дослушать. Я пока не все сказал. Они ведь еще маленькие, дети. Верно? Верно. Начальная школа. Жестокие стервецы. Говно незрелое. Поэтому сам лупцевать не буду. Но вы им растолкуйте, по-хорошему, это ведь ваша работа, что дразнить за длинный нос там, родимое пятно на морде или кривые ноги – не надо. Что за это можно в харю схлопотать. А то и вовсе без зубов остаться. Так и скажите, что их ждет, если не одумаются, не поумнеют. Теперь можете высказывать свое мнение. Слушаю.

Лина отклеилась от двери. Щеки у нее были помидорного цвета. А в душе плясал и взвизгивал от счастья бодливый козленок.

Не может быть! Не может быть! Отец ее любит. Любит на самом деле. Вон как заступился.

Возможно именно таким был Заранск в 90-е. Иллюстрация: Renard Isatis и AI Shedevrum
Возможно именно таким был Заранск в 90-е. Иллюстрация: Renard Isatis и AI Shedevrum

***

Нельзя сказать, что визит отца внезапно взбрыкнувшей Поповой осчастливил Татьяну Алексеевну. Совсем даже наоборот. Увы. И ох. В учительской по поводу таких кошмарных родителей состоялась бурная дискуссия. Но дразнить Лину потихоньку перестали.

Во-первых, кой-какую работу обозленная и напуганная класснуха с детьми провела.

Во-вторых, Лина стала давать сдачи более жестко и умело. Папа свое обещание сдержал. Объяснил, что и как. Позанимался с дочуркой несколько раз.

Вскоре пацаны ее конкретно зауважали. Но не за правильно сложенные, готовые к удару кулачки. Нет. Нет и нет!

В-третьих, и это оказалось самым главным, мальчишки переменили свое отношение к ровеснице, бледной моли кривоногой, из-за ее умения переливчато и громко свистеть с помощью двух пальцев, засунутых в рот.

Этому Лина внезапно научилась сама. Подсмотрела на перемене – как рыжий Костик и Семен мучаются, извлекая наружу хриплое мяуканье, дома попробовала разочек, другой. Сначала звуки не послушались, не пришли. На пол капала слюна.

Лина пробовала снова и снова, и вдруг – получилось! Чистый, вибрирующий свист сорвался с губ, пробил потолок, взлетел к небу.

- Попова, Попова!

- Чего?

- Свистни разочек. А?

И в просьбах пацанов теперь не было ничего, кроме предвкушения удовольствия. Больше они не смотрели на ее ноги, а дня за два до каникул Семен, бывший жестокий обидчик, притащил в класс фото знаменитого футболиста.

- Гля, пацаны, вон у кого лапы точно колесом. А знаете, сколько он бабок сшибает? А? Весь наш городишко купить можно.

Вскоре (тренировка, тренировка, еще раз тренировка) Лина смогла выводить мелодии. Приходилось гримасничать. Ну и что? Она училась разнообразию. Свистела сквозь плотно стиснутые зубы, свистела – забавно оскалившись. Свистела, наоборот, чуть приоткрыв рот, сложив губы трубочкой. Свистела с помощью двух пальцев. В последнем случае, звуки получались максимально громкими и задорными.

Переход в стан пацанов означал почти полный разрыв с девчонками. Но Лину это ни капли не колыхало. Подружек в классе у нее так и так не водилось.

...

В "Провинциальных романах" теперь всё заканчивается или хорошо, или прекрасно!

(Продолжение во вторник)

#шумак #наталяшумак #провинциальныйроман #попадья #роман

.
Автор: Наталя Шумак
.
За обложку серии и романа горячо благодарю Сергея Пронина.