«Это была старая заброшенная, как-будто центрально-европейская, или чуть южнее.. усадьба. Никому уже не нужная, всеми давно покинутая. Стены кое-где обшелушились, забор провис. Но в целом, жить было можно.
Она обнесена была садом привольным, со старыми же посадками. И два крыльца - один побогаче, к людям; другой попроще в задний двор - увенчивали грандиозное строение. Покатая - слишком медленная для нашего славянского взора - крыша. Окошки слуховые - тут и там. Черепичка, покрытая лишайником и мхом - хоть ботанику изучай..
И много тишины.. Казалось, жизнь замеревшая тут десятилетия назад не только испарилась остатками. Но и заселила территории чем-то неземным. Не умеющим разговаривать. Но умеющим хорошо слушать. И вся атмосфера обратилась в интерес и слух..
Сквозь - как ни странно, не побитые - окошки видна была обстановка. Тоже сохранившаяся. Только переставшая быть модной.. Лет -дцать назад ещё бы сошло.. Но теперь - никак!
Старинные, подгнившие поддуплёнными ветвями тяжёлыми, вязы терзали век как окаменевшие почвы скрюченными корнями. И распускали опахалом широким веточки с зубчатыми листьями и орешками-крылатками - и сплетни о своём бессмертии и неустрашимости. И верилось - кто сидел под ними? Что думал, о чём мечтал?.
Стайки сирени, рябин; кустарники разросшиеся шиповника - розового и белого, махрового. Не могли не привлекать внимание и порцию нежности. Так хороши были!. А орешник краснолистный!. А клёны, высотой с дом..
Из всего ареала именно сад величественный брал приступом любовь - и растворял в себе, без горького осадка. Часто проявляемой, ещё чаще и не скрываемой человеческой зависти.. Он умиротворял и не давал спуску. Напевал о вечности и мелочности всего того. О чём так жалеют люди..
Дом можно было обойти за полчаса. Но потому, что был так велик. А потому что хотелось останавливаться каждые два десятка шагов. Там - брешь в заборе и заец стремглав, услышав шум, несётся к ближнему лесу. Что делал он здесь? Ведь поживиться нечем. Или он, по образцу заполонивших приличного замера полисад, дичковых разнотравьев, решил - и в этих кущах лес! Природа, так сказать, приблизившаяся к цивилизации! Смех..
А ещё, герб древний - лепниной на стене. Высоко, не сковырнёшь, но разглядеть можно. Ибо, внушителен габаритами. И стоишь столбом или солдатиком - таращишься на прежнюю, не простого уклада жизнь.
А вот, сарайки каменные уцелели. Дверь снесло, бураном, видимо, зимним. Зимы в этих краях случаются лютые.. И утварь хозяйственная оголилась в своём естестве и надобности. Вёдра, лейки, грабли.. Чего только нет!
А ещё через шагов тридцать - поваленные блоки заборные. И простор - на дальние поля.. И до горизонта.. Всё оставленное - как после мировой эпидемии..
Акт покупки состоялся по осени. Когда карагач уже побурел - тот, что у самой калитки в преддомовые акры. Закаты пылали сине-баклажановым. Как бывает только в похолодавшую уже осень. Риелтор что-то важно второпях объяснял. Покупательница вяло сопереживала его стараниям.. Быстренько всё удостоверили, согласились. Отправили юристам.. И разъехались..
Дом остался ждать нового хозяина.. И будто бы прислушивался - тот ли тон у неё, та ли походка. Подойдут ли они друг другу..
И только вяз, готовившийся облететь - как много-много лет прежде происходило в его жизни. Шептал о долгой и беспечной жизни. Почти о бессмертии..»
