Актуальность исследования определяется необходимостью восстановления забытых имен солдат, офицеров и генералов, героически сражавшихся в войнах начала ХХ в. Среди них — Федор Федорович Тютчев (1860–1916), офицер и писатель в одном лице, оставивший потомкам большое творческое наследие: шесть романов, более десяти повестей, сотни очерков рассказов.
Военную тематику писатель черпал из собственного опыта, обучаясь в Тверском юнкерском кавалерийском училище, познав тяготы военной доли в Московском лейб-драгунском полку, состоя двадцать пять лет в штате пограничной стражи Российской империи. Актуальны его публицистические материалы и художественные произведения, написанные на темах Русско-японской 1904–1905 гг. и Первой мировой 1914–1918 гг. войн. Можно сказать, что литературные герои Тютчева воплотили этапы духовного взросления писателя и его мировидения.
Как представитель лучшей части русского офицерского корпуса Ф. Ф. Тютчев блистательно показывал себя на поле брани. Свидетельство тому — высшие награды, полученные им за храбрость и мужество.
Военный дневник Федора Федоровича Тютчева хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) [i], состоит из четырех тетрадей размером 15х21 см, листы которых хорошо сохранились. Они исписаны понятным размашистым почерком Тютчева, с характерным написанием букв «е», «з», «в», со строгим соблюдением правил употребления дореформенных «еров» и «ятей». Композиция дневника строится так, что каждая его часть озаглавлена, чаще всего датой. Свои ежедневные записи Тютчев вел с обеих сторон листа, на которых практически отсутствуют орфографические ошибки и исправления в тексте, что подтверждает личную ответственность автора, его высокую языковую культуру.
Предположительно утеряны, поэтому отсутствуют в архиве, записи Тютчева с 16 октября по 10 ноября, с 14 по 31 декабря 1914 г. и с 1 января по 24 февраля 1915 г. — почти треть текста дневника.
На 70 страницах тетради № 1 с 18 июля по 15 октября 1914 г. автор описывает свои впечатления о первых днях начала Первой мировой войны, передвигаясь по пути из селения Доробрица Архангельской области, родины жены, через города Вологду, Ростов, Москву до Новороссийска к месту службы офицера в бригаде ОКПС. Далее речь идет о деятельности Тютчева по мобилизации в городе Карсе, поясняются мотивы настойчивых просьб офицера к руководству русской армии об отправке его на фронт.
В августе 1914 г. по личной просьбе и по согласованию с пограничным ведомством 54-летнего Тютчева определили командиром 2-го эксплуатационного батальона Кавказской парковой конно-железной бригады, дислоцировавшегося в городе Карсе. Федор Федорович, чтобы успокоить своих родных и близких, «в душе очень обрадовался» тыловой должности. Но вскоре к офицеру пришло разочарование от своего назначения. Он решил отправиться на войну, испытывая душевную боль от неудач России на фронте с Германией и ее союзниками, надеясь поучаствовать в сражениях против коварного врага. Переживал, что на его обращения не реагировали, допуская «пока попадет в действующую армию, война окончится». Но, благодаря своей настойчивости, все-таки добивается перевода на западный фронт: «Ах, как мне хочется поскорее в бой, особенно теперь, когда бои для нас, русских, победные» [ii].
Писатель признавался, что на эту войну он ехал гораздо равнодушнее, чем на Японскую, твердо веря, что будет так, «как быть суждено». Но в жизни Федор Федорович часто действовал вопреки присущему ему переменчивому настроению, «то радостному и бодрому, то подавленному».
Сравнивая сложившуюся на фронтах обстановку с Русско-японской войной 1904–1905 гг., в которой Тютчев принимал участие и как военный корреспондент, и как боевой командир, он понимал разницу между этими кампаниями, поэтому каждую победу на фронте Великой войны воспринимал восторженно: «Ура! Победа над немцами. Били австрийцев! Били немцев! Если бы они были не так самонадеянны, они бы по примеру Порт-Артура должны были видеть, насколько велик дух русской армии» [iii].
На страницах тетради №№ 3,4 с 11-го ноября по 13 декабря 1914 г. подробно запечатлены маршруты передвижении войск русской армии по территории Польши и Галиции, упомянуты фамилии командиров, названия населенных пунктов, описаны важные события, происходившие на линии фронта.
Пожалуй, самым ценными записями дневника является подробнейшее свидетельство фронтовой жизни, начиная с 23 октября 1914 г., когда Тютчева назначили на должность этапного коменданта местечка Заболотье. Менее чем через месяц 14 ноября 1914 г. он прикомандировался к 36му Орловскому пехотному полку, где принял командование батальоном. С этого дня офицер видел и ощущал войну вблизи, что отразилось на содержании его записей: «В первый день похода не сколько от усталости, сколько от всякого рода волнений, связанных с новыми впечатлениями, я чувствовал себя к вечеру довольно скверно, сильно кашлял и был в подавленном настроении духа. Ночь спал плохо» [iv]. Офицер тяжело переносил невзгоды военной жизни: «Я иду по проселочной дороге, измученный, голодный и только думаю о том, чтобы поскорее добраться до ночлега…» [v].
Тютчев, двигаясь с запасными частями, стал свидетелем многих интересных эпизодов военной действительности. К примеру, оказавшись в окопах, офицер испытал особое чувство «очень приятное, бодрящее». Он откровенен в своих мыслях: «Я совершенно не думаю об опасности, а напротив всеми фибрами души желаю, чтобы поскорее был бой и уверен, что буду спокоен» [vi]. В сражении 8 декабря 1914 г. командир батальона подполковник Тютчев проявил не только выдержку и спокойствие, но и особую отвагу, за что был произведен Георгиевские кавалеры.
Сравнивая возможности противоборствующих сторон на линии фронта, офицер Тютчев анализирует, что «Австрийцы ведут войну фабричным, а мы кустарным способом». Техническую оснащенность врага русские воины стремились одолеть «личным искусством каждого бойца в отдельности, с помощью ловкости, находчивости, удали». В бою, отмечал Тютчев, решающая роль была не за бронированными автомобилями и аэропланами, а за личными качествами русских бойцов — меткого глаза, крепкой руки, сметки и «восторга».
Федор Федорович по отзывам сослуживцев был «кругом хорошим», гуманным, но в минуты отчаяния он страстно мечтал об «избиении сотен людей» из стана врага, о причинении им ран, страданий, даже смерти. Тютчев пытался найти объяснение своему психологическому состоянию, задаваясь вопросами: «Что это значит? Какой импульс руководит мною?». Причину Тютчев искал в трагичной сути войны, которая, порой, становится неотъемлемой частью человеческой жизни. В такие минуты слабости в записях писателя исчезал романтический пафос, его перо становилось жестким и ненавистным к войне и к тем, кто ее развязал.
Писателя удивляла не человечность австрийцев по отношению к своим же товарищам. Так, отступая, они оставляли на верную смерть раненых без медпомощи, продуктов и теплой в лесу. Обессиленные и немощные, те «стонали и вопили ужасными голосами: «Помогите! Помогите!».
Автор создал галерею портретов героических личностей на войне. Ему с каждым днем «все больше и больше» нравился командир полка полковник М.Н. Скалон [vii] «своей невозмутимостью, хладнокровием, выдержкой, любезностью и удивительной доброжелательностью к полку».
Писатель не обходит вниманием образы нижних чинов, показывая их бесстрашие и героизм на войне. Его очаровал капитан Миклашевский, «идеальный офицер в смысле боевого опыта, знания тактики, изумительной находчивости в бою, выдающейся храбрости» [viii]. Автор с любовью пишет о русских солдатах, восхищаясь их доброте, отходчивости, неприхотливости в быту и на полях сражений. Сравнивая личные качества русских воинов с особенностями противника, писатель резюмирует, что «наши» гораздо более выдержаны, чем «чересчур нервные» австрийцы. Тютчев восхищался разведчиками — это «настоящие кошки». Наблюдая их в деле, писатель отмечал, что они «ночью видят не хуже, чем днем, а про слух и говорить нечего, прямо что-то невероятное, до чего развит слух у нашего солдата». Литератор называет их художниками войны, не ремесленниками, а именно художниками, «замечательно изобретательных на всякого рода каверзы врагу и искренне увлекающихся». Они рисуются автором в вылазках в стан врага забывающими «всякую осторожность и презирающим всякую опасность». Тютчев верит, что для них «рискованная разведка — весѐлая прогулка, а рукопашная схватка — забава, спорт».
Участвуя в разгроме врага, писатель торжествовал: «Как я доволен, что попал на войну победоносную и для нас. Какое особенно приятное чувство испытываешь, входя в завоеванный город, видя следы вражьего бегства, огонь и дым, сжигаемых его запасов» [ix].
Находясь на передовой, Федор Федорович, как профессиональный журналист, удивлялся, почему в центре военных действий, своеобразно воспринималось печатное слово о войне: «Много избитых фраз, которые читались с особым удовольствием и подъѐмом в мирной обстановке, теперь кажутся ходульными, ненужными и звучат не то чтобы фальшиво, а как-то не в тон. Здесь все высматривается как-то проще, обыденнее» [x].
Не проходя мимо различных эпизодов войны, писатель внимательно наблюдал за местными жителями, многих из которых постигло большое горе. У большинства дома были сожжены, имущество разграблено, жѐны и дочери селян изнасилованы и частью убиты. Он подчеркивает, что в горе и гибели этих людей виновата «ужасная вещь — война».
Смерть в бою, формулирует писатель, «реет над нами незримо и каждый из нас не может быть уверенным, что проживѐт следующий час». Это постоянное пребывание в опасности, по его мнению, «в конце концов притупляет нервы и делает человека фаталистом». Окопное настроение, бытующее среди офицеров и солдат, отражалось в сознании писателя. Он приходит к выводу, что «на войне люди убивают вполне спокойно и спокойными остаются после убийства». Автор в заметках, порой, смотрит на события с мистической точки зрения, примеряясь к солдатскому поверью, будто, «убивая, не надо смотреть в глаза убиваемому, иначе после мерещиться будет».
В одной из атак Федор Федорович наблюдал за полковником, добровольцем, «с седой бородой, золотым оружием и Георгиевским крестом». Писатель не заметил, смотрел ли офицер в глаза смерти, но точно видел, как командир смотрел в глаза своим солдатам. С надеждой на победу, поднимая батальоны на врага, он воодушевлял подчинѐнных: «Порадуем царя-батюшку!». Не успел полковник в атаке продвинуться на вражеские окопы и нескольких десятков метров, как упал на землю, сраженный пулей.
По мнению Тютчева, человека глубоко верующего, православного, заставляет многих людей осознать свою греховность, обратиться к Вере и Богу. Он, глубоко почитая духовную силу, всегда носил у сердца образок св. Серафима Саровского, в жизни направлявший его на истинный путь, а на войне оберегавший от пули.
В историко-религиозных размышлениях Тютчева о войне особенно важное место занимают обряды, проводимые православными полковыми священниками. Он пишет, как часто батюшки действовали геройски, вдохновляя своим примером солдат на подвиги. Писатель свидетельствовал, как полковые священники не боялись ни пуль, ни вражеских снарядов, а некоторые даже вели за собой подразделения на вражеские укрепления. Таким образом, историко-религиозные представления Тютчева о войне содержат богатый материал для размышлений о сложной природе войны, что позволяет более вдумчиво относиться к ее глубинным механизмам и мотивам поведения ее непосредственных участников.
В тетради № 6 с 28 февраля по 10 марта 1915 г. описано перемещение русских войск к Перемышлю. В этот период Тютчев размышлял о многих сторонах военной жизни, в том числе и о военнопленных. Писатель, исследуя их психологию, внимательно наблюдал за взаимоотношениями австрийских офицеров с нижними чинами, их бытом.
В войсках, на фоне больших неудач русской армии на фронте, вызывали радость в полках малейшие успешные операции против неприятеля. Тютчев свидетельствовал, как 9 марта 1915 г. пал длительное время удерживаемый неприятелем Перемышль — важнейшая крепость Австро-венгерской империи. Офицерство надеялось, что с взятием Перемышля будет развиваться дальнейшее наступление, но, как оказалось, это был последний успех русских войск. Несмотря на пораженческие настроения, офицер Тютчев описывал все сражения, в которых он участвовал. Так, 20 марта 1915 г. развернулся масштабный бой около Усце-Баскупе, «начавшийся утренней канонадой». Среди сослуживцев писатель отмечал высокую организованность, состояние «предбоевого лихорадочного оживления». У многих солдат, замечает автор, лица «сосредоточены, угрюмы», у некоторых «как бы задумчивые», у других «просто серьѐзные», только у очень немногих «взволнованно-растерянные».
Многие исторические источники свидетельствуют о том, что для России Первая мировая война была испытанием, к которому страна не была готова. Ф.Ф. Тютчев, делает вывод, что из-за неудач на фронте энтузиазм личного состава после первого года войны сменился горьким разочарованием. У большинства солдат и некоторой части офицерства доверие к руководству армии и государственной власти было подорвано: «В воздухе чувствуется паника. — пишет Тютчев. — Я сам испытываю большую подавленность духа, и стараюсь наружно быть совершенно спокойным, испытывая чувство тайного страха»xi. Русские обескровленные части, утратившие боевой дух победителей, ждало трагическое отступление без патронов и снарядов, и, как следствие, утрата Галиции, переход от наступления к обороне.
В записях помимо описания сведений о боевых действиях, вскрытия причин государственной неподготовленности к войне, автором обозначены вопросы духовной неподготовленности к оправданию и принятию войны. Писателя волновало настроение солдат и офицеров, их отношение к войне, о чем думали и говорили пленные австрийцы, как выглядел быт жителей Польши, Галиции. Он вникал в суть процесса организации помощи раненым на линии фронта — все то, что, порой, не видели или не хотели видеть командующие армиями, их генералы.
Таким образом, легкость повествования дневника Федора Федоровича, достигающаяся высоким мастерством литератора, увлекает и захватывает читателя. За всем этим стоит тютчевское настроение оптимиста и романтика, объективный взгляд автора, правда излагаемых им фактов, искренность личных ощущений. Писатель переживал их, как говорится, своим сердцем, лаконично перенося на бумагу истории из жизни, которые прошли через его открытую душу.
В заключение следует отметить, что неординарность и одухотворенность, лаконичный русский язык, высокий литературный слог записей Ф.Ф. Тютчева, переживших столетие, ставит его работу в один ряд с авторами первой величины русской литературы. В произведениях Тютчева нет ничего придуманного, сама жизнь бьется на страницах его произведений. Честность, порядочность, любовь к родине, героические поступки на войне, искреннее раскаяние от прегрешений в быту отличает его литературных персонажей. Заслуга Ф.Ф. Тютчева состоит в том, что он поддержал в русской классической литературе и обогатил тему жизни армии, раскрыв глубокий характер крестьянина, одетого в солдатскую шинель.
К сожалению, полковник Тютчев рано ушел из жизни, собранный им богатейший материл о войне, тяжелой судьбе соотечественников не выплеснулся на страницы большого литературного произведения философского звучания о Первой мировой войне. Но мы обладаем большим даром в виде фронтовых зарисовок из дневника Фeдора Федоровича. Некоторые из них все же вошли в сюжеты его рассказов: «Гордиев узел», «Героиня», «Рождество на позициях», «Командир полка», «Бой на реке Сан» и других сочинений.
Примечания
[i] - Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ) // Ф. 505. Оп. 1 Ед .хр. 193. (рукопись). Тетрадь № 1,2,3,4. Пронум. 202 л. и 195 об.
[ii] Там же. С. 60.
[iii] Там же. С. 50.
[iv] Там же. Тетрадь № 2 — С. 2.
[v] Там же. Тетрадь № 2 — С. 3 об. I
[vi] РГАЛИ // Ф. 505. Оп. 1 Ед .хр. 193. Тетрадь № 2 — С. 32 об.
[vii] Скалон Михаил Николаевич (1874–1940) — генерал–лейтенант, герой Русскояпонской 1904–1905 гг. и Первой мировой 1914–1918 гг. войн, награжден золотым оружием «За храбрость».
[viii] РГАЛИ // Ф.505. Оп. 1. Ед. хр. 193. Тетрадь № 2 — С. 6 об.
[ix] Там же. Тетрадь № 3 — С. 66 об.
[x] Там же. Тетрадь № 4 — С. 27.
[xi] Там же. С. 58.
Калиниченко Александр Леонидович,
редактор книжно-журнального издательства «Граница»
Материалы Научно-практической конференции "Осмысление наследия Ф.И. Тютчева в XXI веке", с. Овстуг, 2022 год.
