Такие фуражки я раньше видел только у полковников из московских проверяющих комиссий. С высокой тульёй и лакированным козырьком, с позолоченным шнурком и шитьём они были несбыточной мечтой лейтенанта из провинции. Даже у нашего командира полка такой не было.
Попав служить на Чкаловскую, я узнал, что стоимость моей мечты двадцать пять рублей (в то время сумасшедшие деньги), и шьют их вполне официально для старших офицеров в центральном военном универмаге. На Чкаловской эти творения мастеров головных уборов называли литерными, берегли и надевали при перевозке особо важных пассажиров.
С надеждой стать майором и исполнить свою давнюю мечту полетел я для налёта в составе экипажа главкома ВВС с почтой в Чехословакию. Из-за грозы оставили нас там ночевать, благо, что главного пассажира на борту не было.
После ужина в лётной столовой мой инструктор вместо своей литерной фуражки обнаружил на вешалке, видавшую виды, «ватутинку» с ручкой от алюминиевой ложки внутри, чтобы тулья не превратилась в плоский афганский головной убор. Такую даже курсанты выпускного курса не носили.
Опечаленный случившимся Иванович слушал в гостинице, мудрые советы командира корабля, запивая потерю добрым чешским пивом,
– Лёша, не будь дураком. Завтра придем на завтрак вместе с местными. Ты раньше всех выйди из-за стола и выбери на вешалке себе фуражку поприличнее, чтобы домой идти не стыдно было.
Иваныч так и сделал. А командир корабля после завтрака не нашёл в раздевалке своей фуражки. Покраснев от негодования, он завопил:
– Меньше чем за сутки спереть две литерные фуражки у экипажа главкома – это полное хамство! А ещё за границей служат, в Европе! Даже взамен ничего не оставили! Крохоборы!
Приходим в гостиницу. Довольный, как сытый кот, штурман вертит в руках свою добычу.
– Смотрите, какой-то пижон даже тут носил литерную фуражку. Новее, чем моя была. Размер, правда, великоват. Но ничего, газетку подложу, в самый раз будет, – делится он с нами своей радостью.
Искра догадки блеснула в глазах командира. С видом ясновидца он попросил:
– Лёша, отогни внутри подкладку и прочти, что там написано.
– Айткулов, – внезапно изменившимся голосом огласил Иваныч.
– Спасибо, что мою фуражку до гостиницы донёс. Не стоило, я бы и сам с этим справился.
Под дружный хохот экипажа штурман-инструктор насупился. Весь обратный полёт он переживал и ни разу не влез ко мне в кабину. Домой он шёл с непокрытой головой. А в ближайший выходной поехал в Москву заказывать себе новую литерную фуражку.
Рекс
Подполковник Пономаренко Василий Антонович – среди курсантов просто Рекс – в училище был комбатом профиля военно-транспортной авиации. За что его так прозвали, история умалчивает, это прозвище вместе с его носителем досталось нам по наследству от старших курсов. Обладатель необъятной талии и громоподобного хриплого голоса наизусть знал все общевоинские уставы. Других книг Рекс не читал, чем очень гордился.
– Учитесь, учитесь, будущие штурманы минус инженеры, – пребывая в хорошем настроении, с добродушной улыбкой крокодила говорил он курсантам, по-своему трактуя дефис в указании нашей специальности в дипломах.
– Я вот училищ не заканчивал, всего четыре книги прочитал и те – уставы, а дослужился до подполковника. А вы с вашим «верхним» образованием, дай Бог, майорами на пенсию пойдёте.
Пономаренко знал, как его между собой называют курсанты. Рассказывают, что, когда комбата пригласили на свадьбу к четверокурснику, мама жениха радостно встречала почётного гостя на пороге словами.
– Здравствуйте, товарищ Рекс. Проходите, товарищ Рекс, – наивно полагая, что это фамилия такая.
К его чести, Пономаренко и виду не подал. Только, видимо от душевной обиды, перебрал на свадьбе спиртного и, возвращаясь глубокой ночью, промахнулся мимо своего дома и завернул к нам в казарму первого курса. Послав дежурного по роте за свежей газетой и водой для мытья ног, Рекс в одежде устроился на свободной кровати. Когда сержант с тазиком в руках и газетой под мышкой выполнил его приказание, комбат уже храпел, сотрясая воздух во всю мощь своих лёгких.
В половине пятого утра нас разбудила команда.
– Рота, подъём! Тревога!
Кое-как одевшись, за отведённые на это сорок пять секунд, мы построились в проходе между двухъярусными кроватями. Перед строем походкой Винни Пуха с хмурым лицом ходил помятый и небритый комбат.
– Вы меня здесь не видели! – категорично объявил он нам, сотрясая своды казармы своим мощным хриплым голосом.
– Старшина, рота в вашем распоряжении! – закончил Рекс и, громко хлопнув дверью, вышел.
А мы еще с полчаса стояли, медленно соображая, к чему было это появление «невидимки» и не зная, что делать дальше. Наш ступор прервала команда старшины, пребывавшего в таком же недоумении:
– Рота, разойдись!
Вот так прошла моя первая в жизни тревога…
В конце первого курса в училище решили сделать перестройку – комплектовать батальоны ротами не по профилям военно-транспортной, морской ракетоносной, морской противолодочной авиации и штурманов боевого управления, а по курсам – первый, второй и так далее. Наша рота переселилась в новую казарму и переходила под командование подполковника Френкеля. Во время этого переходного периода два комбата – новый и старый – каждое утро после выходных под окнами казармы изучали баллистику пустых бутылок, вычисляя с какого этажа, они по ночам вылетали. Френкель безнадежно пытался доказать Пономаренко, что до нашего вселения в казарму его батальона таких безобразий не было. Как-то поднимаясь вдвоём по лестнице в казарму, они намётанным взглядом обнаружили между этажами недопитую бутылку водки, спрятанную за батареей.
– Вот видите, Василий Антонович, – торжествующе воскликнул Френкель, указывая на бутылку: – Это не мои. Мои не пьют,
На что Рекс, толкнув Френкеля своим солидным животом, невозмутимо ответил:
– Хренкель, не надо! Мои никогда не оставют. Уж я-то их знаю!
В это время вышли новые уставы Вооружённых сил. Видимо, решив больше не напрягать свои мозги запоминанием новых статей, комбат – Василий Антонович Пономаренко – наш легендарный Рекс тихо уволился в запас. Говорят, после этого он ещё много лет работал в Киеве директором ЗАГСа…
Навязчивый сервис
Ещё в советское время по пути в Болгарию приземлились мы в аэропорту Одессы для прохождения таможенного и пограничного контроля. Поставили нашу «тушку» на перроне носом к терминалу, чтобы контролёрам было недалеко ходить.
По давней традиции военной авиации, спустившись на землю и встав в одну шеренгу за хвостом самолёта у самой кромки бетона, экипаж дружно стал справлять малую нужду, не обращая ни на кого внимания.
Нашу идиллию нарушил вежливый голос по громкоговорящей связи:
– Уважаемые товарищи военные лётчики, мы, конечно, понимаем шо вам таки страшно летать, шо ви так после полёта писаете. Доводим до вас, шо к вашим услугам в здании аэровокзала имеются прекрасно оборудованные туалеты. Предлагаем вам воспользоваться ими. Не делайте людям смешно.
Оглянувшись, мы застыли на месте, забыв заправить в брюки своё хозяйство. Сквозь стеклянную стену накопителя, на нас с интересом смотрели десятки глаз собиравшихся вылетать пассажиров. Разделяло нас максимум метров сто, но охватившая нас паника, казалось, сильно скрадывала это расстояние. Сказать, что мы сильно смутились, значит, ничего не сказать. Одно нас успокаивало – во время нашего коллективного неприличного действа мы стояли к зрителям спиной…
Первый звоночек
Возвращаясь с Дальнего Востока, самолёт Ан-12 командира третьей эскадрильи приземлился для дозаправки в Новосибирске. Поскольку экипаж ночевать здесь не собирался, поставили борт на военную стоянку напротив «подхалимки». Рядом стоял Ту-134, вокруг которого толпились старшие офицеры и несколько генералов, собираясь куда-то лететь.
Быстро заправившись и получив разрешение на перелёт в Свердловск, экипаж Ан-12-го стал готовиться к запуску двигателей.
– Николай, – обратился комэск к своему воздушному стрелку: – Изобрази на запуске связного. А то рядом какое-то начальство крутится – как бы ни докопались.
Прапорщик без шлемофона и связного шнура послушно встал перед носом самолёта, руками изображая результаты запуска двигателей и выпуска закрылков. Когда все четыре двигателя были запущены, стрелок совершил непростительную оплошность. Вместо того, чтобы дать сигнал об открытии аварийного люка, он отошёл к левому борту и, отдавая честь, шутя, вытянул левую руку в направлении руления. Самолёт послушно порулил к ВПП. Николай какое-то время бежал за ним, думая, что экипаж шутит, и сейчас его впустят через грузовой люк. Напрасно. Ан-12 вырулил на полосу и взлетел, оставив своего стрелка на земле.
Это видел экипаж стоящей рядом «Тушки». Вдоволь посмеявшись, они спросили незадачливого прапорщика, куда ему надо попасть. Узнав, что его самолёт улетел в Свердловск, они ещё громче рассмеялись и стали хлопать Николая по плечу.
– Считай, что тебе повезло! Мы тоже летим туда. Сейчас подойдёт командующий, и минут через двадцать колёса в воздухе. Обгонишь своё чудо техники и будешь встречать его в Свердловске.
Так и вышло. Пока Ан-12, борясь с встречным ветром, три часа пилил до Свердловска, Ту-134 преодолел это же расстояние за два с небольшим часа. Довольный Николай, приземлившись на полчаса раньше своего самолёта, встречал его и заводил на стоянку.
– Вот засранец! – чертыхнулся комэск, увидев своего воздушного стрелка на земле.
– Винты ещё не встали, а он уже в грузолюк выскочил. Придётся наказать.
Никто из экипажа во время полёта Николая не хватился и в рассказ его не поверил. Пришлось звать на помощь командира Ту-134. Лишь после его подтверждения комэск, задумчиво почесав затылок, произнёс:
– Всё! Долетался! Пора на дембель. Вот и первый звоночек. Сегодня я стрелка забыл, а завтра, войдя в туалет, штаны забуду снять.
И правда, по прилёту домой комэск лёг в госпиталь и списался…
