* * *
В начале зимы 1950 года мы покинули остров Козарез. Причина: всю семью затрепала малярия. Этой коварной болезни раньше мы не знали. Как-то на уроке у меня начался сильный озноб — зуб на зуб не попадал. Поднялась высокая температура. Учительница отправила меня домой в сопровождении подруг.
— Что с тобой, дочка? — увидев меня бледную с посиневшими губами, испугалась мама.
Я ничего не могла ответить, потому что зубы выбивали мелкую дробь. Мама с Лилькой помогли мне раздеться и уложили в постель, накрыв чем только можно. Но согреться я никак не могла. Тогда мама побежала к соседке, рассказала все как есть.
— Немедля завари малины да пои девку, — посоветовала та. — Толькя укутай потепле — как рукой снимет...
Но как ни старались лечить меня, пришлось обратиться к врачу, после чего пришлось пить противные, горькие таблетки — хину и акрехин. Вскоре заболели мама с Ромкой и Владиком. Последними — папа с Лилькой. Как ни странно, не поддалась малярии маленькая Аленка!
— Похоже, не жить нам здесь, у воды, — тревожился отец. — Не ко двору, видно, пришлись...
— Нет, никуда отсюда не поедем!.. — захныкали мы с Лилькой... Но с наступлением ледостава мы все-таки распрощались с нашим милым островом.
Отцу дали должность обходчика бензопровода на участке в Иглино. Это километрах в пятидесяти от Уфы. Трасса обслуживания — десять километров.
— Да куда же мы с такой оравой?.. — удивилась и не поверила мама.
— Ничего, мать, — начал успокаивать ее папа. — Ты же никогда ничего не боялась: ни бомбежек, ни эвакуации, ни беспокойной жизни на Козарезе... Давай собирать пожитки.
Иглино встретило нас неприветливо: дом обходчика, где мы должны были жить, недостроен, кругом грязь, щепа, огромные валуны застывшего цементного раствора... Холодно.
Первую зиму мы вынуждены были пережить в землянке, которую соорудили всей семьей близ деревни Кирилловки. На год была отложена наша учеба в школе.
— Мы, что ли, теперь никогда не будем учиться? — округлив черные, как смородины, глаза, спрашивает Лилька.
Меня тоже волнует школа. Но мама с папой утешают нас:
— Придется немного обождать, будет вам школа!..
А мы-то думали, что в Иглино будет хорошо, что сразу пойдем в школу. Но какое же невзрачное это Иглино! Всего одна проезжая дорога от станции до больницы. А по обе стороны этой дороги — такие же серые деревянные домишки, иногда с палисадниками. По длинному газону вдоль домов — редкие насаждения деревьев...
— Вернемся на Козарез!.. — чуть не плача от разочарования, просим мы с Лилькой.
— Ничего, обживетесь — и Иглино покажется не хуже вашего острова, — подбадривает отец.
* * *
Вот и снова весна! Но совсем не такая, как на Козарезе. Вокруг вспаханные еще с осени поля. Деревня Кирилловка небольшая, и народ здесь приветливый, трудолюбивый. Правда, донеслось до нас, что проживает тут колдунья Матрешка. Вроде бы и мать ее была колдуньей... Говаривали, что Матрешка портит коров и на людей порчу наводит. А однажды, в ночь на Ивана Купалу, обернулась колесом. Видели все, как покатилось это колесо по дороге, прямо к здешнему кладбищу. Народ — за ним. И вдруг исчезло, будто растаяло...
Не любили колдунью, но и побаивались. Кому охота порченым ходить! Или лишить семью молока...
Как-то в начале мая заглянул в нашу землянку деревенский долгожитель Попеныч. Так прозвали старика из-за фамилии Попенов. Попеныч совсем одинок. Вот и пришел за помощью к маме.
— Ежели ты, молодка, не особливо занята, подсоби мне в огороде. Вскопай землю под картошку да грядки под лучок... Можа, и посадить подсобишь. Расплачиваться урожаем буду. Нелишне с такой семьищей-то!
Мама согласилась. Да и мы, кто постарше, захотели помочь старику. И закрутилась-завертелась наша трудовая жизнь! Отец каждое утро идет на трассу или достраивать дом обходчика, а мы с мамой — к Попенычу. Между дел мама и обед старику сготовит, а тот сам поест и нас накормит, приговаривая:
— В одиночестве-то и золотая ложка рот дерет, а в коммуне — и деревянная за милу душу...
Мы с Лилькой и Ромкой поглядываем на Попеныча, уплетая горячую рассыпчатую картошку и слушая его забавную речь. От него же узнали, что первая жена его тайком ушла от него, собрав все, что поценнее... Вторую — год как похоронил, а трое сыновей разъехались по дальним городам. Теперь и письма отцу не напишут... Видно, так одному и придется доживать свой век.
Все лето мы работали на огородах. Заработали картошки, лука, свеклы на всю зиму. Старик доволен, а мы — тем более. Ромка, перебирая крупную чистую картошку, хвастает:
— Самую большую картошину я заработал!..
Мы с Лилькой не перечим — пусть радуется, работничек.
А сколько радости доставил нам переезд в новый дом! Просторный, с большой светлой верандой, с крышей под шифером. А усадьба — глазом не окинешь! Готовы также конюшня и сарай с сеновалом — красота, живи и радуйся.
В нескольких шагах от дома установлен манометр — прибор для определения давления в трубопроводе. Через определенное время мы проверяем манометр и даем сводку по домашнему телефону в Управление, которое находится в Черниковке.
Отец ежедневно относит эстафету — документ, подтверждающий, что на участке все в порядке, — другому обходчику: через каждые десять километров — блокпост, такой же, как наш. Скоро и мы, старшие дети, вникли в работу отца и по очереди относили эту эстафету. Особенно когда отец недомогал. А это с ним случалось часто. Позже, когда ему дали лошадь, мы стали ездить на ней.
Каждое лето трассу обкашивали, чтобы видеть — нет ли утечки бензина. Подсохшее сено укладывали на воз. Часто на самом верху воза усаживалась я, а отец вел лошадь под уздцы, выбирая дорогу поровнее, чтобы не опрокинуться. Глядя на меня снизу вверх, беспокойно спрашивал:
— Не боишься свалиться вместе с возом?
Но мне совсем не страшно, ведь лошадью управляет сам отец, а воз мы сложили с ним вместе.
В сентябре нас определили в иглинскую среднюю школу — меня, Лильку и Ромку. Владик и Аленка — дома с мамой. Они больше заняты играми. Но время от времени помогают маме: подержатся за ведро, когда мама несет воду; подметут веником пол, когда он уже чист... И то хорошо! Мама довольна: помощники!
Собираясь в школу, в шестой класс, я тщательно отгладила форму: ситцевое платье василькового цвета с белыми цветочками, черный фартук, сшитый своими руками из старой маминой юбки и пионерский галстук. Очень волновалась: как примут меня одноклассники?
Но волнения были напрасны: встретили приветливо и дружелюбно. Правда, мальчишки с задних парт с ехидством посматривали в мою сторону, дескать, — городская!
…Быстро пролетели школьные четверти. Вот и учебный год на исходе. Всех нас волнуют предстоящие переводные экзамены. Но и они не бесконечны, вот уже сдан последний, и мы — семиклассники. Здорово! Вроде бы вчера еще считались малолетками, а сегодня — почти взрослые. Расставаться на летние каникулы немножко грустно. Многие из класса уедут в пионерские лагеря, к родным, а мы с Ниной и Раей остаемся дома. Все лето будем работать на пришкольном участке. Мы — юннаты. Нашим кружком руководит замечательный человек и учитель Сергей Александрович Вяземский. Под его руководством выращиваем новые сорта гороха, редиса, моркови...
Мой дом находится километрах в пяти от школы. И на следующее лето мне будет разрешено организовать опытный участок дома, на своем огороде. Так решил Сергей Александрович, а его слово — закон.
Помимо юннатской работы, я все лето работала на иглинских огородах: пропалывала грядки с луком, поливала, окучивала картофель. Да еще пришлось нянчиться с соседским ребенком — годовалым Мишуткой. Зарабатывала себе на учебники.
Однажды вечером, когда все собрались дома, отец сказал мне:
— Ну, дочь, последний год будешь учиться... А там — работать. Хоть и успеваешь на «отлично», но мне трудно тянуть вас пятерых. С моим-то здоровьем, сама понимай.
Я потеряла дар речи. Не удержалась — заплакала.
— Папа, я буду каждое лето работать, только не отрывайте меня от школы. Хочу учиться…
— Скажешь тоже, отец!.. Да куда же она пойдет? Ребенок еще, — вступилась за меня мама.
— Хотя бы на ферму. Или на завод какой, — не сдавался отец.
А я, задыхаясь от слез и обиды, твердила свое:
— Хочу учиться, стать учителем…
Теперь я с еще большим старанием вела домашнее хозяйство, нянчилась с младшими в семье, была и обходчиком, и огородником...
Как-то в знойный июльский день возвращалась из Иглино домой. Неожиданно набежали тучи, налетел ураганный ветер — стало почти темно. Гремел гром, сверкала молния, а я была так расстроена, что ни на что не обращала внимания. Гроза все больше набирала силу, полил дождь. До дома оставалось не более километра — полем, а я шла и шла, вымокшая до нитки, безразличная ко всему.
И тут к моим ногам ветром прибило обрывок газеты. Я подняла намокший, пожелтевший клочок и увидела... объявление. Оно оповещало об очередном приеме в Уфимское дошкольно-педагогическое училище. Я прижала к груди этот жалкий газетный обрывок и помчалась домой не чуя под собой ног от радости. «Туда, только туда... в училище!»
Но дома меня ждало горькое разочарование.
— Учить... четыре года?.. Не смогу! Ведь ты не одна... Вон их — лесенка, — дрожащей рукой отец указал на притихших моих братьев и сестер. Он то подносил клочок газеты к глазам, будто не верил, что там написано, то нервно комкал его в руках.
Мама переживала молча. Но, улучив момент, подбодрила:
— Не переживай, дочка, как-нибудь уговорим отца, будешь учиться... А его ты пойми: когда возле сердца пуля…
Права была мама: через некоторое время отец действительно смягчился.
— Ладно, дочь, подавай заявление. Сдашь экзамены на стипендию — учись. А нет — пеняй на себя...
В домашних хлопотах и школьных заботах незаметно пролетел еще один учебный год. Выпускные экзамены прошли успешно. Осталось взять свидетельство, но не тут-то было!
— Ты должна закончить десятилетку, а потом — институт, — говорили мне директор школы и наш классный руководитель.
Только после долгих уговоров отдали его моим родителям.
Мне радостно и страшно: впереди неясным силуэтом проступала новая жизнь, полная неожиданностей и сюрпризов. А еще стало жаль расставаться с классом, Петром Андреевичем, подругами. Ведь вполне возможно, что пути-дороги наши разойдутся навсегда.
* * *
Последнее мое домашнее лето было напряженным и загруженным делами до предела: юннатская работа на своем опытном участке; подготовка к вступительным экзаменам в педучилище; хозяйственные дела; трасса... Я старалась везде успеть. Только все чаще видела на себе печальный взгляд мамы.
— Оставишь нас скоро, дочка...
— Это же недалеко... И не надолго, — как можно бодрее говорила я. — Буду приезжать в каникулы, на все лето, помогать вам.
— Что уж там!.. Окончишь, выйдешь замуж — уедешь куда-нибудь, — безнадежно махала рукой мама. — Девичьи радости коротки…
Но я уверяла себя, что родителей не смогу оставить никогда!
Настал день вступительных экзаменов. Больше всего я боялась за математику, но напрасно: все предметы сдала на «хорошо» и «отлично». Значит, будет стипендия. И я — студентка Уфимского дошкольно-педагогического училища. «Ура-а!» — ликует моя душа.
Оставшееся после экзаменов время я провела дома. Было грустно и радостно. Еще более милыми и родными стали казаться стены нашего дома, печальными — лица отца и мамы, неожиданно повзрослевшими — братишки и сестренки...
На электричку, следовавшую до Уфы, меня провожали всей семьей. Прощание. Наказы. Слезы...
— Не теряй головы, дочь, — смущенно, дрожащим голосом напутствовал отец. — И не забывай народную мудрость: береги платье снову, а честь смолоду...
Мама ехала со мной до Уфы. У нас был деревянный, густо покрашенный в изумрудный цвет чемодан, сделанный для меня отцом по этому случаю, старенькое байковое одеяло, подушка и набитый соломой матрац.
В училище нам дали адрес частной квартиры, частично оплачиваемой учебным заведением. Хозяева оказались добрые, приветливые.
— Ну, дочка, осуществляй и береги свою мечту, — сказала на прощанье мама.
Мы обнялись. Она ушла обратно на вокзал, и я осталась одна в большом незнакомом городе. Одна со своей мечтой. Конечно же, я ей не изменила и не пожалела об этом ни разу. Так и прожила свою жизнь в окружении детишек, которых любила и которым была нужна.
Тихий уголок Уфы, остров Козарез, поселок Иглино — острова не только моего детства, но и всей жизни. Когда случается бывать там, сердце наполняется светлой, щемящей радостью узнавания и памяти.
В Иглино, во дворе небольшого дома, где жил с семьей мой отец фронтовик Решетников Павел Матвеевич, шумит своей атласной листвой березовая роща. Эти березы много лет назад слабенькими саженцами посадил отец. Лелеял их, оберегал от морозов и летнего зноя. И вот теперь эти белоствольные красавицы своими кудрявыми кронами поднялись выше крыши родительского дома. Почти на каждом дереве — скворечник, сделанный его руками. Отец страстно любил природу, оберегал ее и приумножал как мог...
Грустно писать эти последние строки моей повести: наша большая, дружная и хлебосольная семья, пережившая немало лиха в военные и послевоенные годы, к горькому сожалению, неслыханно поредела: не стало отца, давно нет нашей любимой доброй мамы, обеих моих сестер, двух братьев. Лишь радуют, напоминая о былом, отцовская березовая роща и мамин палисадник с ее любимыми цветами.
Автор: Галина Кудрявцева
Журнал "Бельские просторы" приглашает посетить наш сайт, где Вы найдете много интересного и нового, а также хорошо забытого старого.