Алина предвидела, что история эта вызовет немалое удивление, и хорошо, если за нее не зацепятся журналисты. Не так уж много людей у них в городе хотело взять ребенка в приемную семью, тем более, если речь шла не о младенце. А мальчик, взявшийся неизвестно откуда, непременно обратит на себя внимание. Да еще такой мальчик.
И их семья, которая прежде была ничем не примечательной, теперь заинтересует многих. Ну почему, почему это случилось именно с ними и именно сейчас?
Алина могла хлопнуть дверью, уйти к родителям, где ее всегда были готовы принять. И это даже не обязательно значило бы развод. Вполне возможно, что Николай – когда все тягости «отцовства» лягут на его плечи — понял бы, что он хотел взвалить на жену непосильную задачу. Отдал бы ребенка в детский дом, и приехал за ней, чтобы покаяться и забрать ее обратно.
Но — это значило бы полную неопределенность по всему, что касалось Симы. Врач детского дома рассказал Алине, что у девочки после обследования установили порок сердца, и без операции стать здоровой она не сможет. Вмешательство не из самых серьезных, такие операции делают планово, но полис их не покрывает. Нужно ждать квоты, которую Симе, без сомнения дадут, вот только – когда? Если бы девочка жила дома, в спокойной атмосфере, и с заботливыми родителями – она бы спокойно дождалась своей очереди. Но жизнь в детском доме имеет свои особенности. Тут и здоровому-то ребенку непросто, а уж больному….
— А если не ждать квоту, а заплатить самим – сколько это будет стоить? — спросила Алина, замирая.
Врач подумал:
— Я могу назвать только примерную сумму, ориентируясь на опыт знакомых… Вполне возможно, у вас будут другие цифры.
Цена, которую он назвал, оказалась не запредельной, но такую сумму Алине, которая не работала, вряд ли дали бы в кредит. В любом случае надо срочно искать себе место.
И все равно, шансы Алины взять к себе девочку – если она разведется с мужем – уменьшались. Если Симу захотят удочерить супруги – предпочтение отдадут им. У ребенка должны быть отец и мать.
Алина сама не знала — почему так бьется именно за Симу, будто девочка и вправду была ей родной. Наверное, когда срабатывает что-то свыше, и ты в один миг понимаешь – это и только это – твой ребенок, тогда и складывается все так, как нужно.
И сейчас, когда перед ней стоял растерянный муж и просил о помощи, Алина помолчала несколько минут, глядя на сцепленные пальцы, потом сказала.
— Хорошо. Я тебе помогу. Но делаем так – с завтрашнего дня начинаем хлопотать о том, чтобы мальчика взяли в детский дом, пока не выяснится – твой ли это ребенок. Тест на отцовство ты делаешь непременно. Я иду работать. И девочку, о которой я говорила – мы берем в семью непременно, в любом случае.
Хорошо, что Николай не мог читать у нее в душе. Она уже придумывала лазейки. В эти минуты она ощущала мужа совсем чужим человеком. Но если Симу удочерить и расплатиться за ее операцию или хотя бы спокойно дождаться квоты – потом Алина сможет уйти вместе с ней.
Молодую женщину задевало и то, что Николай по-настоящему не повинился перед ней. Видимо, где-то в глубине души он считал случайную измену чем-то в порядке вещей. Мол, почти со всеми мужиками такое случается.
И то, что он привязался к этому кошмарному ребенку, так яростно отстаивал его интересы – это тоже было больно.
…К удивлению Алины и ее радости (которую она тщательно скрывала), Бара забрали почти сразу, как только Николай стал об этом хлопотать. Слишком уж вопиющий был случай – ребенок, взявшийся неизвестно откуда, без документов, запущенный и дикий.
Всё то время, что цыганенок провел в их семье, Алина жила, стиснув зубы, повторяя себе, что терпит ради Симы. Остановить мальчика можно было только физически. Слова он, конечно, тоже понимал, но не желал принимать их во внимание. Любимым его развлечением было стаскивать вещи на пол – с вешалок, полок, кроватей… Он устраивал себе что-то вроде гнездовья, если же его пробовали схватить – с хохотом убегал. Изловить его стоило большого труда – это было главной его забавой – носиться до дому, все круша на своем пути. На пол летела посуда, горшки с цветами, карнизы, на которых висели шторы…
Весь тот уют, который Алина так тщательно продумывала, создавала, поддерживала – ушел в небытие. Соседи по нескольку раз в день приходили жаловаться на шум и грохот.
— У вас в роду были сумасшедшие? — спросила Алина у мужа и пояснила, видя его недоумение, — Ну, если это и вправду твой сын… Или ты допускаешь, что это все – норма?
Он только пожал плечами. Он пробовал убирать за ребенком, но делал это неумело – просто сгребал с пола вещи и запихивал их шкаф грудой, вешал заново карнизы и грозил Бару пальцем:
— Нельзя трогать!
Но тот лишь хохотал, будто папа сказал что-то очень смешное.
Эти несколько дней Алина прожила как в осажденном лагере. Она почти перестала готовить – приносила из магазина то, что можно было съесть сразу – колбасу, сыр, пироги…И по вечерам ходила к Оле, навещала кота, который тут блаженствовал в безопасности, пила кофе – приятельница добавляла в него толику коньяка – и это было совсем не лишним. А когда собиралась домой, у нее было чувство, что она идет на фронт.
Наконец, настал вечер, когда Николай сказал Алине:
— Завтра за ним приедут.
Они сидели в кухне, оба вымотанные донельзя.
— Ты ему сказал? — уточнила Алина.
— Еще нет. Может быть, когда придут эти люди, тогда и….
— А ты представляешь, что может быть? Если он не захочет идти – то устроит такую истерику, что ее запомнит весь дом. Может, нужно как-то заранее его подготовить? Или ты трусишь?
Николай посмотрел на нее взглядом, который можно было назвать испепеляющим, но Алина не опустила глаз. В них тоже читался вызов.
— Бар, иди сюда!
Мальчик прибежал с подушкой в руках. Он только что разодрал ткань, и теперь его страшно забавляли летящие белые перья. Он подбрасывал их вверх, дул на них – и был счастлив.
— Завтра тебя отвезут в специальный дом, где живут дети, — начал втолковывать ему Николай.
— Не хочу!
— Там большие комнаты, много игрушек. Много мальчиков и девочек, с которыми можно играть. Ты поедешь…
— И ты, — мальчик ткнул пальцем в Николая.
Тот беспомощно оглянулся на Алину, но она лишь кивнула – мол, продолжай.
— Я буду к тебе часто приходить, — продолжал Николай.
Алина поймала себя на том, что никогда раньше не слышала у мужа такого мягкого тона.
— Буду приносить тебе что-то вкусное… тоже куплю игрушки.
— Это она, — сказал мальчик.
— Что?
— Это она меня прогоняет! — цыганенок ткнул пальцем в Алину.
Взрослые растерянно переглянулись. До этого мальчик говорил отдельными словами: «Дай», «Почему?», «Хочу!» «Не буду»… Что в его голове происходит, если он сделал такой вывод, причем оказавшийся удивительно верным?
— Ты немного там поживешь, а потом вернешься к нам, — торопливо начал успокаивать его Николай.
Но Бар, стоя в трех шагах от Алины начал что-то бормотать, не спуская с нее глаз. Причем это были не бессвязные звуки, а какой-то неведомый язык. Пальцы мальчика сплетались то в одну, то в другую фигуру, его глаза обжигали Алину.
Молодой женщине вдруг сделалось так страшно и одновременно тоскливо, что впору руки на себя наложить.
— Прекрати! — она невольно взвизгнула.
Но Бар все бормотал, и тон его становился все более угрожающим. Алина вскочила. Не выдержал и Николай. Он схватил ребенка под мышку и вынес его из кухни, плотно затворил дверь. Мальчик начал кричать, и Алина зажала уши ладонями.
Ночью ей приснился кошмар. В дом зашли утопленники. Их было двое. Она слышала их неверные – как у зомби – шаги по коридору, шлеп-шлеп. Звук падающих капель, с их одежды и волос. Вот открылась дверь, и они уже на пороге, она видит из спутанные волосы, смешанные с водорослями, позеленевшие лица. И слышит собственный крик – сдавленный, нечеловеческий.
Николай разбудил ее. Он был испуган – никогда прежде она не кричала так. Сама же Алина не помнила, когда прежде она испытывала такое чувство благодарности к мужу.
А еще Алина поняла, что медлить нельзя. Утром она встала раньше всех, быстро пожарила картошку, заварила чай и сказала мужу:
— Мне нужно уйти, и, наверное, на целый день.
— А как же Бар? – изумился Николай, — Ведь за ним сегодня…
— Я все помню, — сказала она устало.
— А если я не справлюсь один?
— Если я приму во всем этом участие – мальчик тем более решит, что я это и затеяла. Он меня возненавидит окончательно. А ты же, если не ошибаюсь, хочешь его потом взять насовсем?
Алина вышла из дома, когда было еще темно. Она знала, что ей придется долго ждать — детективное агентство, в которое она все-таки решила обратиться, открывалось в девять, но оставаться у себя она больше не хотела. Сам воздух в квартире казался ей отравленным.
Она пошла пешком, и шла быстро, чтобы не замерзнуть. Потом долго гуляла в сквере, что был напротив нужного ей, дома. И, наконец, зашла в продовольственный магазин, чтобы выпить в кафетерии, что находился здесь, горячий кофе.
Ровно в девять она открыла дверь офиса.
Здесь не было ни «предбанника» с секретаршей, ни каких-то дополнительных помещений, в которых она могла бы заблудиться. Сразу за небольшим коридором – кабинет, обставленный очень просто, по минимуму: стол, несколько кресел. Темноволосый мужчина, который, видимо, тоже только что пришел, включал кофемашину.
Он был несколькими годами старше Алины. От Оли Колбасиной она знала, как его зовут, и, хотя всю дорогу репетировала, что она скажет, сейчас начала запинаться.
— Вадим Сергеевич… я училась с вашим братом… извините, что без записи, я хотела просить вас о помощи…
Он жестом предложил ей садиться.
— Кофе?
— Спасибо, я только что пила. Я понимаю, что мое дело может показаться вам странным. Я даже не знаю, возьметесь ли вы за него…
И она, путаясь и сбиваясь, рассказала ему всю историю. Нет, ей не нужно следить за мужем, он сам признался, что у него была другая. Речь идет о ребенке, причем, об очень необычном ребенке. В любом случае цыгане должны были оставить его себе, ведь они держатся за «свою кровь». Почему же они выгнали его мать, и открестились от него самого. Что не так с этим мальчиком?
Алина рассказывала и чувствовала, что в ее собеседнике пробуждается интерес.
— Я думаю, что смогу получить нужную вам информацию, — сказал Вадим, - Но вы понимаете, что такое расследование обойдется достаточно дорого? Мне придется ехать туда, где живут эти цыгане, провести в том городе некоторое время…Обычные наши расценки…
Он назвал сумму, прибавив, насколько увеличится она в связи с «командировкой». Алина кивнула. Она что-то придумает. Попросит в долг у родителей, на худой конец свяжется с кредитом… Но ей нужно это знать.
— Только, пожалуйста, регулярно держите меня в курсе дела, — попросила она.
Он начал задавать ей вопросы, Алина отвечала, но знала она далеко не все. Место, где работает муж, она могла указать. Известно было ей и имя матери мальчика – Томила.
— Я понимаю, Николай мог бы рассказать вам гораздо больше, — сказала она, — Но он не должен знать о том, что я это все затеяла.
Простившись с детективом, Алина вызвала такси. Теперь ей надо было на другой конец города. Там, в частном секторе, жила старушка, у которой она хотела просить помощи. Когда-то, в детстве, Алину к ней водила мама. Чтобы дочка ее поняла, она называла бабушку «доброй волшебницей». Алина часто болела, и мама покупала для нее сборы трав и козье молоко. Но Алина помнила, что старушка еще и гадала, и знала разные заговоры. Жива ли она еще – эта Мария Павловна?
Старушка была жива, хотя ей перевалило уже за девяносто. Она стала еще более худенькой, чем помнила ее Алина. Ходила с палочкой, давно уже не держала козу. Но стоило Алине назвать себя, как Мария Павловна ее узнала.
— Я хотела с вами посоветоваться…
Алину до сих пор волновало – что мог шептать цыганенок, что значили его жесты? Она не преувеличивала. Тоска и душевная боль, нахлынувшие на нее в те минуты, были почти нестерпимыми.
Мария Павловна поставила табуретку посреди комнаты, велела Алине сесть. Затем сняла маленький серебряный крестик, что висел у нее на шее на простой веревочке. И стала быстро произносить какие-то слова, обходя Алину по кругу, и прикладывая крестик - то к голове молодой женщины, то к телу.
— На смерть тебе сделано, — сказала она, наконец.
Продолжение следует
