Мелодия для любимой 2
– Олег, я, наверное, на выходные рвану к маме. Договорюсь насчёт новогодних поставок. Они же в декабре обязательно кабанчика освежуют. Хоть какой стол соберём. Да и домашних заготовок приволоку.
– Хорошее дело, – Олег активно перемещался по комнате, открывал и закрывал дверцы расшатанной стенки, что-то разыскивая.– Хорошо иметь родаков-фермеров.
– Олег… - она с замиранием сердца выдержала паузу, ожидая и боясь привычного отказа.– А может, завалимся к моим на Новый год?
Она говорила это, повернувшись и задрав голову, чтобы следить за выражением его лица – и вся сжалась, когда увидела, что он разом поскучнел от её предложения. Замкнулся. И выдал раздражённое.
– Оля! Сколько можно об этом? Ну за каким чёртом нужны эти смотрины? Нам что – так плохо, без этого?
– Ну ладно, не ругайся. Нет, так нет…
Олег посопел ещё немного обиженно и вышел, наконец, чтобы раздеться в такой же тесной, как комнатушка, прихожей. А она новым взглядом оглядела стены – и вдруг впала в тоску.
Беспросветно как-то. И ремонт не сделаешь – не своё ведь. И тесно, в самом деле. И тот заряд бодрости, что они получили летом, куда-то утекает, иссякает, просачивается сквозь пальцы. Это как спуск на велосипеде с горы: сначала летишь, не прикасаясь к педалям. Потом едешь так же без усилий по инерции. А потом начинается новая горка, и приходится пыхтеть. Вот и они сейчас «пыхтеть» начали.
– Ты меня главное встреть, когда я от родителей возвращаться буду. Сумки будут неподъёмные, ты же знаешь.
– Да, да. Конечно, – он уже отвлёкся. Увлечённо листал какую-то принесённую с собой партитуру, отстукивая ритм одному ему слышной мелодии, и временами надувая щёки – будто реально играл на своём саксе.
Он влился в какой-то музыкальный коллектив, и в ближайшее время они даже собирались на гастроли. Недалеко. По области. Но деньги появиться были должны. Он числился в областной филармонии, но ставка там без выступлений была копеечной – вот и приходилось крутиться. Ничего. Главное, чтобы ребята не завелись в еще одну поездку в то время, когда Ольга будет возвращаться от родителей, как вьючная лошадь. Так, что и саму её, пигалицу, под баулами не видно. Хотя не факт, что не сорвутся. Подвернётся какое выступление по случаю, и побегут, не раздумывая. Как это у них уже было не раз.
Родители ожидаемо попеняют Ольге за то, что приехала одна. «Где твой-то? Когда покажешь? Про свадьбу уже и не спрашиваем, хотя это и неправильно». Всё это она знала уже наизусть, и слова воспринимались, как жужжание. Как некий звуковой фон.
Она не ошиблась, всё так и было. Разве что и баньку истопили, и разговоры задушевные с мамой были потом до полуночи, и спать уложили на перинку, как когда-то в детстве. Расскажи она Олегу об этих немудрёных деревенских радостях – засмеял бы, дитя асфальта. И банька эта – пережиток, когда душ и ванна есть, и перинка.
Она и не расскажет. Промолчит. И лишь глубоко в душе будет саднить заноза из-за разного культурного уровня. И сомнение: а стоит ли до Олега тянуться? Пример ли он для подражания?
На автостанции в городе он её не встретил. Она опустила в щель телефона-автомата двухкопеечную монетку, долго слушала гудки, а потом, так ничего и не дождавшись и кусая губы от обиды, заказала такси, чтобы потом втащить тяжеленные сумки к себе на второй этаж. И понять, что осталась в квартирке одна. Вещей Олега не было. И саксофона. И даже записки с объяснением его то ли отсутствия то ли бегства?
Она машинально распихала, что смогла, в небольшую морозилку холодильника. То, что могло просто храниться в холоде, разместила между рамами окна. За форточку в сетке вывешивать не решилась – наслушалась историй о том, что воруют продукты, вывешенные так на холод, даже в высотных домах, а тут лишь второй этаж.