На другой день в школу пришло уже меньше ребятишек. То ли не понравилось им в школе, то ли родители не отпустили. Учитель даже вздохнул с облегчением. Все дети поместились в одном классе, расселись посвободнее на лавках, не мешали друг другу, не толкались, отжимая для себя побольше места. Ему было вполне достаточно одного класса.
Для диакона это тоже были первые дни в школе. До этого он служил в Троицкой церкви пономарем. А тут пришлось заняться совсем другим делом. Правда он немного познакомился с работой школ, ходил в Галицком в школу, сидел на уроках, впитывал, как надо себя вести, что говорить, что делать.
Отец Серафим предупредил, что будет приезжать, проверять, как он учит, чему смог научить. Диакон был человек ответственный, поэтому взялся за работу со всем усердием, чтоб не ударить лицом в грязь.
Еще с вечера учитель оборудовал в свободной комнате молельную. Установил две иконы, Спасителя и Божьей матери, повесил лампадку. Теперь можно было начинать учебу. В руках учителя зазвенел звонок, оповещающий о начале занятий.
Учитель поднял детей и велел тихо, не толкаясь и сильно не топая, идти в молельную комнату. С молитвы началась учеба для всех детей.
Марфа сидела с прялкой у окна и то и дело посматривала, не идет ли Романко. Что то долго нет сегодня ученика из школы. Они уж пообедать успели, она со стола все прибрала, а его все нет. Ладно ли.
Наконец увидела, как ребятишки, кто толпой, кто по одному, поднимаются в горку от реки. Значит и Романко скоро придет. Смотрела, смотрела да и просмотрела. Только топот ног на мосту послышался. Ввалился в избу, словно гнались собаки за ним. Со всего маху плюхнулся на лавку и какое то время сидел и тяжело дышал.
- Ты че это, дитятко? Ладно ли с тобой. - спросила обеспокоенная бабушка.
- Ладно, ладно все. Мы с Акимкой наперегонки от школы до нашего дому бежали. Я сказал, что в лаптях быстрее бегать, чем в сапогах, вот и побежали на спор.
- Господи, помилуй! Чё за забавы то у вас. А ну как бы сердце зашлось. Глико, как дышишь то тяжело.
- Зато, бабушка, Аким то проспорил. Я вперед прибежал. Так он чуть не разодрался со мной из за этого. А я ведь по честному бежал, не омманывал.
Романко радовался своей победе, и все рассказывал, как он старался выспорить. Немного успокоившись, Романко вспомнил про свою сумку с тетрадкой.
- Ой, бабушка, у нас седни уроки настоящие были. Сперва мы молились все вместе с учителем. Он миня похвалил, што я молитвы знаю. Ище ребята которые тоже знают были. Только мало их. А другие стояли да крестилсь только. Их он ругал, сказал чтобы учили. Кажный день учеба с молитв будет начинаться.
Романко торопясь и перескакивая с одного на другое, рассказывал, что было в школе. Про звонок, в который звонит учитель, это значит, что урок начинается. И про уроки, про то, что учить они будут арифметику, чтение и письмо, а еще закон Божий.
- Глико, седни мы букву Аз учили. Вот .
Романко достал из сумки тетрадку, раскрыл ее и торжествующе показал бабушке написанную им собственноручно букву А. И не важно, что она была кривая и косая, а за ней еще целый ряд таких же букв, Романко гордился, что это он написал, сам и что это буква Аз.
Мальчишка радовался тем знаниям, которые сегодня получил. И был уверен, что пройдет немного времени, он выучит все буквы, научится их писать, а потом и читать целые слова.
В это время проснулись малыши. Они с удивлением смотрели на брата, который потрясал перед ними тетрадкой и смеялся чему то. Прошка потянулся, хотел взять эту тетрадь в руки, но Романко строго остановил его.
- Те трогай, замараешь али порвешь. Только из моих рук посмотри. Вишь. Это буква Аз, я сам иё написал.
- Аз,- произнес четко Прошка.
- Бабушка, ты слышала, Прошка тоже буквы учит. Скажи, Прошка, бабушке, какая это буква.
Мальчик широко раскрыв глаза смотрел на брата и не знал, что ответить.
- Скажи Аз.
- Аз, - как эхо повторил Прошенька и засмеялся.
Марфа обняла малыша.
- Ох ты мое, дитятко. Учи, учи давай. А потом, глядишь, сразу и заговоришь.
А Прошка в ответ только хлопал своими глазенками да повторял, Аз, Аз.
Вечером, когда пришли мать с отцом, Марфа рассказала им, как Прошенька букву учил. А Романко, когда все поужинали, тихонько выскользнул на улицу. Вдруг мать заругается, что на ночь глядя гулять пошел. А он совсем не гулять собрался. Хотел увидеть Павку. Вчера не видел ее и сегодня на улице не было видно.
Он подбежал к ее дому, закричал под окошком “Павка”. В окошко высунулась ее мать.
- Чё орешь, как оглашенный. Хворает она. Иди в избу.
Романко робко зашел в избу. Обычно он никогда не к кому не заходил, стеснялся. Разве что когда родители в поле были и дома никого не было. А тут мать сама позвала, отчего не зайти. Он зашел, перекрестился на образа, огляделся.
- Чё встал то, тута я, - услышал он голос подружки с печи.
Романко встал на приступок. Павлинка лежала и улыбалась. Правда лицо ее за эти дни, что не виделись, осунулось, стало какое то маленькое, одни глаза.
- Ты че захворала то?
- Не знаю ка. Картошку с мамкой копали, может надсадилась, спина болит. Седни то лучше уж. А то вставать не могла. А может продуло. Бабка Дуня приходила, правила спину то. Велела на печи лежать, греться.
- Ты чё, в школу то будешь ходить? Я уж два раза ходил. Седни мы букву Аз учили. Я писать теперь ее умею и читать. Во!
- Я не знаю. Мамка то не пустит. Вон, Витька родился у нас. Орет все дни. Я зыбку качаю сижу, а он все одно зевает. Мамка то сама уж не рада. Не знает, чё ему надо.
- Ладно, я тибя учить буду. Завтра тетрадку и карандаш принесу тибе. Я уж спрашивал у тятеньки. Он велел. Ладно, побежал я. Ругать дома будут, что шатаюсь не знай где, а на воле уж темно.
Учиться Роману понравилось. Он с удовольствием выписывал буквы, учил их, повторял за учителем незнакомые слова из закона Божьего.
Облетали листья с деревьев. Осенний ветер не жалел их, безжалостно срывал с ветвей деревьев и сбрасывал в медленном танце на разбитую глинистую дорогу, на пожухлую траву. Пусто в полях, голые деревья, моросящий дождь навевали на крестьян тоску. Радовало зато, что урожай весь прибран, зерно в амбарах. Значит и год не будет голодным. Сыты будут сами, да и скотине немного перепадет. Вон сколько соломы в стога сложено. Пшеницу второй год сеяли. Пшеничную то солому коровы как сено едят. Удои на ней прибывают не то что на ржаной.
Вот уж и стадо перестали выгонять по утрам. Чего зря гонять скотину, домой приходят голодные, только и глядят, чтобы в ясли чего-нибудь положили. Смотрит Иван на свой двор, и опять в голове его мысли роятся. Что то делать надо. Три коровы им лишнего. Да и лошади теперь в хозяйстве три стало. Что-то делать надо.
Завел он разговор со своими женщинами.
- Чё со скотиной то делать будем. Лишнего вроде нам. Чё, мамаша, скажешь.
- Так думай, ты, чай, хозяин от. Как скажешь, так и будет.
- Думаю, што корову да лошадь продать надо.. Коровы то все обгуляны, почитай с телятами. Которая восьмым теленком, думаю продать иё надо. У тибя, мамаша, корова то молодая ищо.
- Пятым теленком ходит.
- Ну вот, которая старше, ту и продадим. Да и лошадь, что постарше.
Марфа, хоть и сказала, что Иван все пусть решает, а сама боялась в душе, вдруг ее корову или лошадь он продавать надумает. Но все обошлось, выбрал он из своих. И у Марфы сразу отлегло от сердца. Останутся ее голубушки с ней.
Зерно решили пока не трогать. Пусть лежит. Там видно будет. Весной то всегда дороже оно бывает. На Покров ярмарка в городе каждый год бывает. Вот и сведет Иван на эту ярмарку коровку да лошаденку.
-Тятенька, а миня на ярманку возьмешь?
- Возьму, и тибя, и мать. А Прошку да Нюрку с бабушкой оставим. Малы они еще.
На Покров подморозило, да сверху снежком припорошило. Снежок то не настоящий, крупа. Толку от нее никакого. Только для грязи. Собрались в город с утра пораньше. Лошадь и корову к телеге привязали. Пока с ними до города то дотащищься. Лошадь то еще привычная, а корова то такую дорогу и не знает.
Деревенские, что налегке едут, обгоняют их.
- Глико, сколь народу то едет седни, - удивился Иван.
Петро сосед догнал и начал обгонять. Иван окликнул его.
- Ты чё продавать то везешь?
- Да гороху вон два пуда. А так то приторговаться хочу, чё по чем нонче.
- А я с зерном то погожу покуда. Разве уж по весне.
Хоть и медленно, но добрались до города. У базара места встать негде. Ходил Иван, искал, где притулиться, лошадь поставить. Чуть нашел. Корова то совсем непривычна к такому. Упирается, идти не хочет. Только за лошадью пошла. Романко сзади прутиком ее подгоняет. Дошли кое как до рядов со скотиной.
Торговцев много, но и покупателей тоже. Ходят, прицениваются. После лета корова справная, не худая. Лошадь Иван, как задумал продавать, подкармливал. Ребер не видно и бока блестят.
- Чё мать, дорого то просить не будем. Корова то уж старенькая, да и лошадь тоже.
- Смотри сам.
Запросил Иван за лошадь семьдесят пять рублей, за корову шестьдесят пять. Про себя подумал, если торговаться будут, то скинет рубля три.
Народ все прибывает. Продавцы то как с утра встали, так и стоят, а покупателей все больше. Ходят, толкаются, смотрят. Дарья уж переживать начала, что придется обратно вести скотину. Что то мало покупателей к ним подходит. Да потом мужик подошел, к лошади приценивался, ходил, других смотрел, обратно вернулся. Иван, как и думал уступил ему три рубля, хлопнули по рукам. Иван снял уздечку, новый хозяин надел свою и увел.
У мужика рука видно легкая оказалась. Не успел Иван деньги получше спрятать, как и корову продали. Довольные пошли по рядам. Опять Петра встретили.
- Вы чё, продали штоли уж? - удивился он.
- Продали.
- Ну Иван, ты видно слово знаешь какое. Мужики то сколь раз на базар от водят скотину. А ты с первого разу обе головы продал.
Иван только ухмыльнулся на эти слова. Подумал, что может и вправду он везучий.
Ходили по рядам, смотрели да приценивались к товару. Романко отцу говорит.
- Тятенька, учитель сказал, что мы скоро по букварю читать будем. А у него один только на всех. Купи мине букварь.
Отец подумал, тряхнул головой.
- Тибе учиться, да Нюрашке потом, дп Прошке. Давай купим. Только вот где их продают то.
Дарья даже противиться не стала, как про Прошку Иван сказал. Пусть покупает. Романко то вон какой прилежный к учению. Пошли по лавкам разным. Иван спрашивал, где буквари продают. Узнал таки. И скоро Романко держал в руках новенький, еще пахнущий краской, букварь.
- Береги только, не марай. Смотри, чтобы маленькие не порвали, прибирай от них подальше.
Пока по лавкам ходили, гостинцев накупили. Марфе подарочек. Пусть порадуется. Домой то уж затемно приехали. Все были довольные. Еще одно важное дело сделали.