1
«Враг номер один»
В начале 70–х годов центральные и провинциальные китайские газеты были заполнены статьями о «коварных советских ревизионистах». Выполнялась установка пекинских идеологов считать Советский Союз «врагом номер один» для Китая. На дальневосточных пограничных реках Амур и Уссури китайский берег во многих местах «украсили» своеобразные «дацзыбао» (дословно с китайского: «газета больших иероглифов», т.е. «объявление») – огромные щиты с лозунгами. На белых досках черной краской были начертаны иероглифы в человеческий рост: «Советский Союз – враг № 1», «Долой новых царей», «Смерть советским ревизионистам». Иногда иероглифы выкладывали из темных камней прямо на светлом речном песке, видимо, из соображения экономии. Немногочисленным жителям прибрежных сел на нашем берегу такие тексты мало о чем говорили из-за незнания мудреного языка соседней страны. Но советским пограничникам и воинам армейских и флотских воинских частей командование разъясняло суть зарубежных «прокламаций».
После вооруженных столкновений на советско-китайской границе весной и летом 1969 года анализ произошедших событий стал предметом серьезного рассмотрения в Москве, в Политбюро ЦК КПСС. В результате принятых на высшем уровне решений на всем протяжении границы между враждующими государствами развернулось строительство целой системы оборонительных укрепрайонов (УР). Они отличались тем, что помимо обычных для подобных инженерных сооружений дотов и дзотов, минных полей и рядов колючей проволоки, в новых УРах разместилось множество танков, артиллерийских систем и бронепоездов, а также обслуживающих их частей и подразделений.
У советских офицеров в конце 60–х и начале 70–х годов самыми распространенными назначениями на новые должности являлись направления «на китайскою границу», то есть в Дальневосточный, Забайкальский и Среднеазиатский военные округа. В некоторых военных училищах молодые лейтенанты целыми выпусками уезжали в эти неблизкие края. К войне с бывшими «нашими китайскими друзьями» готовились пехотинцы и летчики, танкисты и моряки, связисты и ракетчики в трех развернутых почти по военным штатам округах и на Тихоокеанском флоте. Решением Политбюро ЦК КПСС войска укомплектовывались и переводчиками. В московском Военном институте иностранных языков в 1970 году в группы по изучению китайского языка было набрано без малого шестьдесят слушателей-первокурсников, что почти вдвое или втрое превышало численность китаистов предыдущих и последующих лет. В Хабаровском и Читинском педагогических институтах и Дальневосточном университете во Владивостоке на факультетах иностранных языков в те годы выпускники китайских отделений, юноши и девушки, в большинстве своем одевали военную форму. В дипломированных специалистах со знанием языка вероятного противника нуждалось не только военное командование, но и органы КГБ СССР.
Следует отметить, что в противостоянии двух огромных социалистических государств советские чекисты играли очень важную роль, как по линии разведки, так и по линии контрразведки.
Генерал-майор Юрий Иванович Дроздов
в 1964 – 1968 годах был резидентом Первого Главного управления КГБ СССР в Пекине (политическая разведка). О событиях, которые разворачивались на его глазах, он позже вспоминал, рассказывая об особенностях работы своей резидентуры:
Незадолго до штурма посольства хунвейбинами нашим сотрудникам удалось побывать в провинции Хэйлунцзян и Харбине и встретиться с нашими престарелыми соотечественниками. Один из них рассказал, что китайские власти выселили его с принадлежавшей ему пасеки, превратили ее в огромный ящик с песком, какие бывают в классах тактики военных академий. Представленная на нем местность отображает участок сопредельной советской территории. Восьмидесятичетырехлетний амурский казачий офицер был этим очень озадачен.
Представитель фирмы «Крупп» в Пекине в беседе со мной обозвал русских дураками, которые не видят, что делается у них под носом. Он выражал обеспокоенность, поскольку бывал там, куда советских давно не пускали.
Мои западные коллеги, наблюдавшие за советско-китайскими пограничными отношениями, осторожно давали понять, что китайцы усиливают войсковую группировку на границе с СССР.
Мы обобщили эти и другие данные и направили сообщение в Центр, изложив просьбу проверить информацию средствами космической, радиотехнической, военной и пограничной разведки.
Ю. Дроздов «Записки начальника нелегальной разведки» (М., «Олма-пресс, 2000).
Советское партийное руководство настоятельно требовало от КГБ создания широкой агентурной сети в Китае. В книге Юрия Уфимцева «Сквозь бамбуковый занавес: КГБ в КНР» есть строки, в которых правдиво говорится о задачах чекистов по разведке дальневосточного соседа.
Необходимо было знать, что думают китайские коммунисты, влиять на эти думы. В душевном порыве председатель (КГБ) Андропов даже сказал, что даст орден тому, кто первым завербует китайца. В 60-е перед внешней разведкой была поставлена задача по выявлению и разоблачению подрывных планов Пекина против СССР и международного коммунистического движения в связи с враждебной позицией руководства КНР СССР на международной арене. Последний советский советник китайцев, генерал-лейтенант КГБ Питовранов, например, в своих донесениях в центр докладывал, что лидеры КНР отвергают советскую политику мирного сосуществования с капиталистическими странами, считая ее уступкой империализму; отвергают также концепцию мирного перехода к социализму в развитых странах. Это противоречило основным постулатам марксистской идеологии, и такие донесения шли по высшей разметке - то есть моментально ложились на стол первым лицам советского государства.
В соответствии с наказом партии, в 70-х годах была разработана советская разведывательная доктрина, в которой указывалось, что, «в связи с резким усилением фактора внезапности в ракетно-ядерной войне, главная задача разведки заключается в предотвращении внезапного нападения на Советский Союз. В этих условиях советская внешняя разведка выполняет следующие основные задачи: в военно-политической области - своевременно выявляет политические, военно-политические и экономические планы и намерения, особенно долгосрочные, главных империалистических государств, а так же группы Мао Цзэдуна в отношении Советского Союза и других социалистических стран. Осуществляет захват и нелегальную доставку в СССР лиц, являющихся носителями важных государственных и иных секретов противника, образцов оружия, техники».
Итак, доктрина была разработана, работа проводилась, а отношения с Китаем все ухудшались и ухудшались. И тогда в Центре состоялась дискуссия, - а не пришло ли время теперь квалифицировать Китай, как «главного противника» (последним всегда являлись США)? Все же, памятуя о социалистической основе азиатского соседа, было решено «главного» оставить за Штатами, а Китаю именоваться «основным». Одновременно было принято решение усилить работу по основному противнику. В связи с этим, ПГУ значительно увеличило число сотрудников, работающих по КНР. В 1972 поступило предложение о создании на базе 2-й службы управления, нацеленного, прежде всего, на агентурное проникновение в спецслужбы США, НАТО и КНР (впоследствии ставшего управлением «К»).
К 1976-му году резидентом КГБ в Пекине стал Михаил Турчак, и пекинская резидентура стала одной из самых мощных разведточек за рубежом. Резидентуры за рубежом стали получать из Центра сводок о Китае больше, чем о других странах. Лично и сам Андропов постоянно интересовался китайским коммунизмом. Еще, будучи секретарем ЦК КПСС, Андропов пригласил к себе вернувшегося из Китая резидента.
«И сейчас помню этот кабинет на Старой площади, - писал резидент уже 33 года спустя. - Помню, как он встал из-за стола, с улыбкой пошел навстречу… Познакомились, поздоровались друг с другом, и он попросил: «Садись, рассказывай о всех своих впечатлениях, какие у тебя сложились после полугодового пребывания там, в Китае…». Я заметил, что на это потребуется очень много времени, которое вряд ли позволительно отнимать у секретаря ЦК. Он, улыбнувшись, «приказал»: «Начинай, рассказывай… Для Китая у нас времени достаточно». Встреча продолжалась около четырех часов. Я не знаю, насколько ценными были сведения, сообщенные мной в той беседе. Но Андропова интересовали именно впечатления, наблюдения, моя точка зрения на то, каким образом можно разрубить узел советско-китайских противоречий. Зная сложность этого вопроса, я в шутку заметил: «Видимо, следует наложить на марксизм-ленинизм, потом маоизм, затем все просветить, и что будет сбоку марксизма – отрезать». Он улыбнулся, ответил, что это уже пробовали».
(Сайт www.agentura.ru. Юрий Уфимцев «Сквозь бамбуковый занавес: КГБ в КНР»).
В силовом противостоянии с советской стороны участвовали не только армия, флот и спецслужбы. Самым мощным аргументом являлось советское ракетно-ядерное оружие, которое в 60–е годы было развернуто на территории Забайкальского и Дальневосточного военных округов. О ракетных полках, бригадах, дивизиях, которые стояли в готовности нанести сокрушающий удар по главным городам Китая и важнейшим военным объектам, можно сейчас прочитать много литературы. Недавно появилось сообщение о том, что в ту пору для прикрытия границы с Китаем Советская Армия готовилась использовать ядерные мины.
А дело тогда обстояло так. В случае войны КНР с северным соседом на его территорию хлынули бы настоящие полчища, состоящие из соединений Народно-освободительной армии Китая и ополчения – миньбин. Только последнее, заметим, значительно превосходило по численности все полностью отмобилизованные советские дивизии. Вот почему на рубежах, отделяющих СССР от Поднебесной, в дополнение к множеству вкопанных в землю танков якобы планировалось прибегнуть к установке ядерных мин. Каждая из них была способна, по сведениям американского журналиста и бывшего советского офицера Марка Штейнберга, превратить в радиоактивную преграду участок погранзоны протяженностью 10 километров.
Константин Чуприн «Адские машины» ядерной эпохи» («Военно-промышленный курьер» № 3 26.01.2011).
Сокращать свою огромную вооруженную группировку, развернутую вдоль всей линии советско-китайской границы, СССР начал только в середине 80–х годов. Тогда в руководстве КНР появились новые люди прагматического склада, Мао Цзэдун ушел в иной мир, о планах начать новую войну против Советского Союза никто из пекинского руководства больше не заявлял.
2
Закат «Красного солнца»
Мао Цзэдун умер в ночь на 9 сентября 1976 года. В 0 часов 10 минут из его спальни вышел пожилой врач и сообщил собравшимся членам Политбюро ЦК КПК о смерти Председателя. Все замерли, хотя были давно готовы услышать эту весть, из глаз полились слезы. Они вошли в комнату, где лежало тело их вождя, и остановились перед ним, склонив в молчании головы.
Соратники давно ожидали ухода Мао, заранее подготовили все документы, определявшие порядок прощания китайского народа со своим «Красным солнцем», как его официально именовали в период «культурной революции». И все же смерть есть смерть, она стала тягостным моментом для тех, кто десятки лет следовал за Мао Цзэдуном. Возникла некоторая психологическая пауза. Однако вскоре она была нарушена. Как и после смерти Сталина в СССР, все члены китайского руководства готовились к борьбе за власть со своими политическими противниками. Именно это занимало их мысли.
В три часа ночи началось экстренное заседание Политбюро, на котором говорили о похоронах Мао. Быстро обсудили вопрос о создании комиссии, текст обращения к народу, организацию прощания, порядок проведения траурного митинга. Но когда заседание подходило к концу, началась перепалка между Цзян Цин
вдовой Председателя, и старейшими членами руководства партии.
Бурный обмен репликами показал, что на первый план борьбы вышли Цзян Цин, которая возглавляла группу выдвиженцев «культурной революции», и маршал Е Цзяньин,
фактически оставшийся старшим среди прежних руководителей, еще входивших в состав Политбюро ЦК КПК. Крикливая вдова Мао, которая выступала в роли «старой хозяйки», в качестве главного козыря в своей борьбе за лидерство выдвинула вопрос об исключении из партии все того же Дэн Сяопина, являвшегося главным раздражителем и камнем преткновения во взаимоотношениях «старых» и «новых» членов пекинского руководства. Если бы на заседании приняли решение о его исключении, оно повлекло бы за собой процесс изгнания из КПК других старейших членов руководства партии и вообще большого количество старых партийцев.
В душе большинство из присутствующих на том заседании испытывало чувство неприязни к Цзян Цин, им было тяжело думать, что эта женщина не проявляет никакого такта к чувствам скорби по умершему и нетерпеливо попытается злоупотребить властью. Но лишь маршал Е Цзяньин сумел найти верные слова и возразил вдове, что наступил трудный момент в жизни партии, всем ее членам нужно плотнее сплотиться вокруг Центрального Комитета и вместе преодолеть сложности. Цзян Цин временно отступила. Промолчали и ее сторонники, которые входили в так называемую «банду четырех». Борьба была ненадолго прекращена.
Официальное сообщение в средствах массовой информации о смерти Мао Цзэдуна поступило во второй половине дня 9 сентября. По всему Китаю началась траурная церемония, которая длилась девять дней и закончилась 18 сентября на площади Тяньаньмэнь перед бывшей резиденцией императоров.
Спустя некоторое время там был построен величественный мавзолей, куда поместили тело умершего основателя КНР. Экстренное возведение траурного дворца велось под лозунгом «Превратим скорбь в силу!».
Посмертная судьба Мао Цзэдуна оказалась лучше, чем сталинская. В Китае, где культ предков привит в каждой семье, не были возможными ни обвинения ушедшего человека в заблуждениях и пороках, ни вынос тела вождя из мавзолея. И в этом кроется одна из причин, почему Россия не Китай. Пришедшие на смену Мао китайские руководители прекрасно сознавали, что преемственность – залог стабильности и укрепления государства. До сих пор центральную площадь Пекина украшает огромный портрет китайского мудреца и бунтаря, ставшего вождем великого народа. Теперь он принадлежит только истории, человек с достоинствами и недостатками, который сначала привел страну к победе, а потом завел ее в тупик. Наследники Мао Цзэдуна являлись в первую очередь патриотами, для которых демонстрация величия родной страны остается главной заботой.
После похорон ушедшего вождя разыгрался один из последних актов острой борьбы за власть в Поднебесной. На высший пост группа старейших руководителей партии выдвинула умеренную фигуру Хуа Гофэна,
вхождение которого в пекинскую элиту началось при Мао. В ту пору китайские цветные журналы, которых издавалось совсем немного, печатали репродукцию помпезной картины, на которой пожилой Мао жмет руку энергичному преемнику. Картина называлась «Ни баньши, во фансинь!» – «Когда дело в твоих руках, я спокоен!». В апреле того же 1976 года Хуа Гофэн получил должность Премьера Госсовета КНР, освободившуюся после смерти Чжоу Эньлая. После смерти Мао Цзэдуна он стал Председателем КНР. В ответ на проявление доверия старших товарищей Хуа Гофэн довел до конца борьбу с выдвиженцами «культурной революции».
Арест лидеров левой фракции и их соратников произошел 6 октября 1976 года. Против них была развернута широкая пропаганда, в ходе которой они получили название «банда четырех». Члены банды были обвинены во всех беспорядках эпохи «культурной революции» и попытке захвата власти после смерти Мао Цзэдуна. Название группировка получила после высказывания «Великого кормчего», которое он сделал в качестве предупреждения своей жене Цзян Цин. Мао говорил ей, что не стоит собирать «банду» ради получения власти в стране. Кроме Цзян Цин, в состав «банды четырех» входили высокопоставленные партийные деятели Чжан Чуньцяо, Яо Вэньюань и Ван Хунвэнь, являвшиеся выходцами из Шанхая. Некоторые отношения с «бандой» имел и обер-палач Кан Шэн, уже умерший к тому времени.
Руководство КПК назвало членов «банды четырех» наряду с дискредитированным бывшим министром обороны маршалом Линь Бяо опаснейшими контрреволюционными силами и предало их суду. Цзян Цин и Чжан Чуньцяо получили смертные приговоры, которые позже были заменены на пожизненное заключение. Яо Вэньюаню дали срок двадцать лет лишения свободы, а Ван Хунвэню удалось избежать наказания. Цзян Цин покончила с жизнью в 1991 году, Ван Хунвэнь умер в 1992 году, а двое остальных – в 2005 году. Они проиграли последний раунд борьбы против своего врага Дэн Сяопина, которого считали «каппутистом», то есть «идущим по капиталистическому пути».
Председатель КПК Хуа Гофэн вместе со старым маршалом Е Цзяньином сформировали новое ядро партийного руководства, в которое ввели недавно реабилитированного Дэн Сяопина.
В июле 1977 года пленум ЦК утвердил Дэна заместителем Председателя партии. Это было окончательное возвращение к власти будущего лидера страны, испытавшего в своей судьбе несколько изгнаний с политического Олимпа.
3
Господин «товарищ Дэн»
Дэн Сяопин родился в 1904 году в семье зажиточного землевладельца в деревне примерно в 100 километрах от города Чунцина, административного центра самой крупной китайской провинции Сычуань. Эти места в Поднебесной известны блюдами очень острой кухни и «шипящим» местным диалектом, который всегда легко узнавали в других частях страны, хотя и не все понимали. Юный Дэн с интересом учился в школе, когда по всей стране прокатились революционные события.
Весной 1919 года, 4 мая, с мощной демонстрации пекинских студентов началось новое революционное движение, в котором большую роль играла интеллигенция, затем его поддержали рабочие промышленных предприятий. «Движение 4 мая» стало источником кадров китайских революционеров. Многие из участников движения через два года образовали коммунистическую партию, а другие стали организаторами отъезда во Францию в 1919 и 1920 годах нескольких сотен молодых людей, стремившихся получить передовое европейское образование. Среди них были Чжоу Эньлай и его будущая жена Дэн Инчао, будущий министр иностранных дел в правительстве Мао Цзэдуна Чэнь И, а также невысокий юноша из Сычуани – едва достигший шестнадцатилетнего возраста Дэн Сяопин.
Молодые китайцы жили во Франции в довольно стесненных условиях, большую часть времени им приходилось тратить на то, чтобы заработать себе на жизнь. Дэн Сяопин обосновался в пригороде Парижа и работал в цехах автомобильного завода компании «Рено». Позже ему пригодились трудовые навыки, полученные во Франции, когда в период «культурной революции» его сняли со всех постов и отправили работать слесарем-механиком на тракторном заводе в Наньчане для «перевоспитания». Непосредственно на учебу у китайской молодежи за границей оставалось мало времени, тем более что требовалось выучить сначала французский язык. В соответствии с национальными традициями они оказывали друг другу помощь, поэтому именно в то время во Франции образовалось китайское землячество.
В начале 20–х годов в Западной Европе ширилось революционное и рабочее движение, и иностранные рабочие принимали в нем активное участие. Китайцы не были исключением. Дэн Сяопин в 1922 году стал членом молодежной коммунистической организации, а в 1924 году – членом французской секции КПК. Руководил этой секцией Чжоу Эньлай, который на всю жизнь сохранил дружеские отношения с Дэном, проявившим себя очень способным, принципиальным и трудолюбивым товарищем.
Французская полиция охотилась за своими революционерами, но не упускала из внимания и иностранных коммунистов. В начале 1926 года полицейские готовились произвести обыски и аресты в общежитиях, где проживал Дэн Сяопин и его земляки. Однако ворвавшиеся в здание «ажаны» никого не застали на месте. Группа молодых китайских коммунистов уже находилась в международном поезде, следующем из Парижа в Берлин, а далее в Москву.
В столице Советского Союза Дэн прожил несколько месяцев, обучаясь в Университете имени Сунь Ятсена. Там он встретил много своих соотечественников, потому что Советское правительство и Коминтерн уделяли серьезное внимание развернувшимся на Дальнем Востоке и в Китае революционным процессам и подготавливали кадры для участия в них. В 1926 году перед слушателями Университета выступали с лекциями, как Сталин, так и Троцкий. Вполне вероятно, что Дэн Сяопин слушал выступления признанных лидеров мирового коммунистического движения.
В то время в Москве будущие крупные функционеры компартии Китая учились не только в Университете имени Сунь Ятсена, но и в Коммунистическом университете трудящихся Востока, а также в ряде военных академий. В числе слушателей академий находился будущий маршал КНР Е Цзянин, фактический руководитель Китая после «культурной революции», спасший Дэн Сяопина от очередной расправы в 1976 году. Учился в Москве азам оперативной работы и «китайский Берия» Кан Шэн. Перед каждым обучающемся в столице СССР китайским учащимся стояли собственные задачи, кто-то из них прожил в нашей стране несколько лет, кто-то гораздо меньше. Дэн Сяопин в сентябре 1926 года возвратился в Китай и стал политкомиссаром военного училища в Сиани.
В конце 20–х – начале 30–х годов судьба Дэна оказалась похожа на судьбы остальных руководителей КПК. Он участвовал в создании частей и соединений китайской Красной армии, был политкомиссаром 7-го полевого корпуса, устанавливал советскую власть в районах его дислокации. В 1931 году состоялось его знакомство с Мао Цзэдуном, они как соратники принимали участие в боях и во внутрипартийных дискуссиях. Причем, словесные схватки с однопартийцами оказывались не менее опасными, чем настоящие бои с гоминьдановцами. Первые обвинения в адрес Дэн Сяопина прозвучали в 1932 году: его обвиняли в том, что он проводит «кулацкую линию» в тех районах, которые находятся в его ведении. Партийные лидеры вменяли ему в вину то, что его подчиненные не трогали крепких середняков в деревнях, а наделяли бедняцкое население землями, изъятыми только у самых крупных богатеев или местных чиновников.
Товарищеская критика закончилась кратковременным арестом и трехлетней опалой. Только в 1935 году Дэн дождался своей первой реабилитации, после которой стал работать редактором армейской газеты «Хун син» («Красная звезда»). Во время «Великого похода» Красной армии в северные районы Китая он вернулся непосредственно в боевые части и стал политкомиссаром 129-й дивизии. В Особом районе Китая он находился до 1945 года, до полной капитуляции японской оккупационной армии. Затем четыре года сражался с войсками правительства Чан Кайши. Торжества по случаю образования Китайской Народной Республики 1 октября 1949 года Дэн Сяопин встретил в Пекине в должности политкомиссара 2-й полевой армии.
После победы революции Дэн возглавлял бюро КПК Юго-Западного административного района Китая, огромной территории, в состав которой входили четыре провинции. В ходе выборов в парламент – Всекитайское собрание народных представителей его назначили руководителем Центральной избирательной комиссии, а в мае 1954 года как отличного организатора назначили Генеральным секретарем ЦК КПК. VIII съезд партии в 1956 году выдвинул Дэн Сяопина в руководящее звено КПК, по существовавшей иерархии Дэн занял шестое место среди высших лиц страны. На этом же съезде в докладе Генсека впервые прозвучала критика « идей Мао Цзэдуна».
Дэн в силу занимаемой должности находился в центре внутрипартийной борьбы. Олицетворяя выдвинутую Мао Цзэдуном «линию масс», он вынужден противостоять Председателю партии. Генеральный секретарь старался сохранить саму партию, защитить ее аппарат, сдержать с его помощью «классовую борьбу» Мао, «разгоняемые» им многочисленные кампании по ускорению темпов. Так Дэн Сяопин постепенно превратился в мишень номер два в период «культурной революции» (мишенью номер один стал Председатель КНР Лю Шаоци).
В разгар «культурной революции» на пленуме ЦК КПК, собравшемся в октябре 1968 года, Лю Шаоци сняли со всех постов, исключили из партии и официально назвали «предателем, провокатором, штрейкбрехером, цепной собакой империализма, ревизионизма и гоминьдановской реакции». Он умер 12 ноября 1969 года в Кайфынской тюрьме от воспаления легких. Дэн Сяопина подвергли менее жесткой критике, тем не менее, он вновь, как и тридцать лет назад, попал в тюрьму, а затем был отправлен в ссылку в провинцию Цзянси. Для «перевоспитания» Дэна и его жену ежедневно водили на тракторный завод, где он работал слесарем, а она зачищала шурупы. «Слесарю» пригодился опыт работы в цехах французского автозавода «Рено», полученный в молодости.
Вторая ссылка Дэн Сяопина завершилась в 1973 году. К тому времени Мао Цзэдун вынужденно признал, что относительно успешное разрушение партийных и государственных органов в период «культурной революции» отнюдь не приблизило «великую мечту», а привело к анархии, не расчистило место для продолжателей великого дела, а породило безудержных карьеристов и вероятность прихода военной диктатуры. Вновь потребовались организаторы и строители, среди которых наряду с Чжоу Эньлаем наибольшим опытом располагал Дэн Сяопин. Возвращенного из ссылки Дэна назначают одним из 12 заместителей премьера Госсовета. Началось его новое вхождение во власть: через несколько месяцев он становится членом Политбюро ЦК КПК, а в январе 1975 года – начальником Генерального штаба Народно-освободительной армии. Иногда по его совету Мао Цзэдун менял командующих военных округами, отрывая генералов от созданных ими баз политической власти.
В течение 1974 – 1975 годов Дэн Сяопин плодотворно работал рука об руку с тяжело болевшим Чжоу Эньлаем. Они стремились к скорейшему восстановлению тех экономических показателей КНР, которые оказались утраченные за прошедшее десятилетие политической смуты. Прежде всего, на свои посты возвращались прежние заслуженные руководители, сосланные в школы для перевоспитания кадров. Именно тогда Премьер Госсовета со своим заместителем начали разрабатывать политику «четырех модернизаций» страны для того, чтобы превратить Китай в процветающее сильное государство, которое располагало бы современным сельским хозяйством, промышленностью, вооруженными силами, наукой и технологиями. Момент был благоприятным: в 1972 году Пекин посетили президент США Никсон и премьер-министр Японии Танака. Возобновились на высшем уровне политические отношения, получили широкое развитие экономические связи, в страну пошли западные кредиты.
Именно «капиталистические устремления» Дэна вызвали очередную волну его критики со стороны леворадикальной группировки в руководстве КПК. Жена Мао Цзэдуна Цзян Цин и ряд ее сторонников из числа выдвиженцев «культурной революции» вспомнили о том, что Дэн Сяопин когда-то высказывался, что Китай может пойти не только по коммунистическому пути, но и по капиталистическому: «Не важно, какого цвета кошка – белая или черная, лишь бы она ловила мышей». Травля соратника Чжоу Эньлая особенно усилилась с того момента, когда Премьер Госсовета скончался после тяжелой болезни. Это случилось 8 января 1976 года. «Банда четырех» выразила мнение о том, что Чжоу Эньлая следует поскорее забыть, а продолжающего его дело Дэна необходимо свергнуть.
4 апреля 1976 года в Китае в соответствии с лунным календарем отмечали день памяти усопших. На следующий день в центре Пекина на площади Тяньаньмэнь состоялась народная демонстрация в память Чжоу Эньлая, в которой приняли участие десятки тысяч людей. В ее организации обвинили Дэн Сяопина, который, якобы, стремился захватить власть в свои руки. Газеты, находившиеся в руках «банды четырех» писали, что он «продолжает идти по пути капитализма и не раскаивается». Дэна в очередной раз лишают всех официальных постов, но оставляют членом партии с испытательным сроком. От окончательной расправы его спасает смерть Мао Цзэдуна и поддержка со стороны старейших членов партии.
Полная реабилитация Дэн Сяопина произошла только после ареста «банды четырех» и суда над ее членами. В течение 1977 – 1978 годов он вновь занял ведущие посты в руководстве партии и государства. Перед ним стояли огромные задачи по модернизации КНР, чем он немедленно и занялся. При этом Дэн Сяопин не стал сводить счеты с умершим Мао Цзэдуном, справедливо полагая, что такая политика не сплотит, а расколет население страны. Мудрый старец знал, что нельзя устранить Мао из прошлого, не задевая будущего. В 1980 году, выступая на пленуме Центрального комитета КПК, он выразил эту мысль следующим образом:
«Если обойти молчанием идеи Мао Цзэдуна или неправильно оценить заслуги и ошибки товарища Мао Цзэдуна, то с этим не согласятся старые рабочие, а также бедняки и низшие середняки, прошедшие через аграрную реформу, и тесно связанные с ними кадровые работники. Знамя идей Мао Цзэдуна ни в коем случае нельзя отбрасывать. Отбрасывание этого знамени фактически означает отрицание славной истории нашей партии. Если бы не было Компартии Китая, не были бы совершены новодемократическая и социалистическая революции и не установился бы социалистический строй, то сегодня наша страна оставалась бы старым Китаем. Все наши успехи неотделимы от руководства Коммунистической партии Китая и товарища Мао Цзэдуна».
Денеш Барач «Дэн Сяопин» (М., «Международные отношения», 1989).
Остаток жизни Дэн Сяопин посвятил кропотливой работе по преодолению последствий «культурной революции» и созданию в своей стране таких условий, которые помогли бы Китаю занять подобающее ему место среди наиболее развитых стран мира. Он не уставал внушать новым руководителям КНР, пришедшим на смену прежнему «революционному поколению», что курс реформ и открытости – это важнейшая мера, от которой зависит судьба Китая. У Дэна хватило авторитета и политической воли для того, чтобы предать необратимый характер глубоко продуманной им политики модернизации всех сфер жизни китайского общества.
Примечательно, что те рубежи развития страны, намеченные «отцом китайских реформ» в 80–е годы, неуклонно достигаются его последователями на протяжении трех прошедших десятилетий. Чтобы доказать сказанное достаточно вновь обратиться к упомянутой книге венгерского исследователя Д. Барача «Дэн Сяопин», изданной в 1989 году. Тогда никто не мог предположить, насколько реальными оказались прогнозы Дэн Сяопина в 1986 году.
«По мнению Дэна, если Китай будет развиваться и далее так же, как в течение последнего десятилетия, то можно сделать прогнозы на период до середины следующего столетия, особенно если удастся до 1990 года в основном осуществить городскую реформу. Национальный доход на душу населения в соответствии с планами к 2000 году увеличится до 800–1000 долл., а в последующие 30–50 лет вырастет еще в 4 раза и достигнет 4000 долл. Когда осуществится план «четырех модернизаций, то Китай, который к тому времени будет насчитывать 1,5 млрд. жителей, приблизится к уровню развитых капиталистических государств».
Денеш Барач «Дэн Сяопин» (М., «Международные отношения», 1989).
Дэн Сяопин и сам успел увидеть правоту своих прогнозов. Он скончался в Пекине в возрасте 93 лет в 1997 году.
4
«Не в коня корм»
(СССР не смог пойти по китайскому пути)
Говорят, что у Горбачева как-то спросили: «Почему вы не пошли по китайскому пути?», он ответил вопросом на вопрос: «А где же мне было взять столько китайцев?». В те годы, когда новый Генсек ЦК КПСС закрепился у руля советского государства (во второй половине 80–х годов), соседний Китай уже удивлял весь мир темпами экономического развития: ежегодно почти по 10% роста! Этот феномен поражал воображение: бывшая нищая и голодная страна в кратчайшие сроки превращалась в современное преуспевающее государство.
В Советском Союзе внимательно наблюдали за переменами, происходившими в соседнем государстве. В Международный отдел ЦК КПСС стекалась информация из министерств иностранных дел и внешней торговли, от спецслужб (ПГУ КГБ СССР и ГРУ ГШ), из представительств различных советских организаций в китайских городах (например, «Аэрофлот», Министерство морского флота), от частных граждан, посещавших КНР по линии родственных связей (так называемых представителей «народной дипломатии») и т.д. Можно однозначно утверждать, что руководство СССР получало исчерпывающие сведения о том, насколько успешно претворялась в жизнь политика «четырех модернизаций» в постмаоцзэдуновском Китае.
Интерес к улучшению межгосударственных отношений в то время проявляли обе стороны. В результате этих усилий возрос объем советско-китайской торговли, обмен в сферах науки, культуры и образования. Постоянно расширялось общение между гражданами КНР и СССР. В 1982 году после обмена письмами министров внешней торговли двух стран между провинциями Северо-Восточного Китая и советским Дальним Востоком возобновилась приграничная торговля.
Главные шаги в направлении нормализации советско-китайских отношений сделал Горбачев. Его выступления 28 июля 1986 года во Владивостоке и 16 сентября 1988 года в Красноярске стали проявлением нового политического мышления СССР, основанного на принципах открытости всему миру. 15-18 мая 1989 года М.С.Горбачев, являвшийся Председателем Президиума Верховного Совета СССР и Генеральным секретарем ЦК КПСС, посетил Китай с визитом, в ходе которого провел переговоры с китайскими руководителями – председателем Военного совета ЦК КПК Дэн Сяопином,
Председателем КНР Ян Шанкунем, Генеральным секретарем ЦК КПК Чжао Цзэмином и Премьером Госсовета Ли Пэном. Дэн Сяопин после встречи с Горбачевым 16 мая объявил о полной нормализации отношений между КНР и СССР.
В 80–е годы активизировалось широкое изучение китайского опыта в Советском Союзе. Сотни научных сотрудников в исследовательских институтах Академии наук СССР писали статьи и защищали диссертации по полузакрытой длительное время теме об особенностях социалистического строительства в КНР. В Пекин, Шанхай и другие крупные города Поднебесной одна за другой отправлялись делегации ученых, хозяйственников, партийных и административных работников из разных советских областей и республик. Как результат этих поездок в нашей стране регулярно начали проводиться научные форумы, служебные совещания, общественные встречи по обсуждению увиденного и услышанного за границей у дальневосточного соседа. Тогда же все громче зазвучали призывы активнее использовать прогрессивный китайский опыт для оздоровления впавшей в стагнацию экономики СССР, которая нуждалась в переменах.
Опыт трансформации экономики Китая оказался уникальным для мировой практики и по естественным причинам вызывал у нас повышенный интерес. Поэтому процесс реформ экономик обеих стран, развивавшихся по директивам своих госпланов, начинался примерно одновременно. Но, как показало время, по разным моделям.
Китай в начале 80–х годов оставался аграрной страной, в которой более чем две трети населения составляло крестьянство. Деревня жаждала получить возможность самостоятельно трудиться на собственных земельных наделах. Реформы Дэн Сяопина начались с раскрепощения сельхозпроизводителя. От этого деревня немедленно ожила, сельхозпроизводитель получил экономический стимул к наращиванию производства. Между хозяйствами началась жесточайшая конкуренция, результатом которой стало производство продукта, достаточного, чтобы прокормить себя и резко возросшее население города. Притом, продукта очень дешевого, что сразу обеспечило экономике Китая ее главное конкурентное преимущество – дешевый рабочий труд в промышленности. Решив задачу реформирования сельскохозяйственной отрасли, Дэн Сяопин взялся за реформирование промышленности и других отраслей народного хозяйства.
И Советский Союз нуждался в трансформации сельскохозяйственной сферы. Эту задачу пытался решить каждый из советских руководителей от Хрущева до Горбачева. Но шанс на развитие реформы по китайскому образцу был упущен еще в 50–х годах. Тогда вместо организации интенсивного развития сельского хозяйства в условиях изменения баланса городского и сельского населения было принято решение улучшить положение экстенсивным способом – освоением целины. Позже наша страна уже не имела возможности использовать тот вариант, который применили китайцы. В наших условиях пришлось бы сначала ощутимо ухудшить положение населения, что было неприемлемо. А Китай в 70–х годах пребывал в таких тяжелых условиях, которые ухудшить невозможно – любые изменения там только улучшали жизнь.
Примерно то же можно сказать и об экономике в целом. Развитую, многоотраслевую и многопрофильную экономику Советского Союза, являвшегося одной из двух сверхдержав в то время, было труднее перестраивать, чем захиревшую после «культурной революции» традиционную экономику КНР. Неимоверно трудно было на ходу трансформировать и сложный социальный организм более развитого государства с огромной прослойкой людей, связанных с управлением, обороной, безопасностью. Немаловажно также, что в Союзе социальное обеспечение находилось на сравнительно высоком уровне, удержать который в ходе реформенного процесса было непросто. В Китае же, напротив, соцобеспечение пребывало в зачаточном состоянии, и население в этом смысле не пострадало от начавшихся радикальных реформ. Если бы в СССР пошли сразу таким же путем, то советскому народу пришлось бы лишиться целого ряда социальных благ, которыми он обладал на протяжении нескольких десятилетий. Общество в нашей стране не было подготовлено к такому повороту событий. Не был готов и лидер советской перестройки.
Проводить в жизнь назревшие реформы в СССР и в КНР выпало двум несравнимо разным политическим фигурам. В Китае за дело взялся многоопытный, «непотопляемый» Дэн Сяопин, обладавший заслуженным авторитетом в обществе. Он мог позволить себе самые смелые шаги на пути трансформации страны и не опасаться критики в свой адрес. За свою долгую жизнь он испытал много взлетов и падений, но никогда не отказывался от собственной точки зрения. В Советском Союзе эта задача легла на довольно молодого партийного аппаратчика, не имевшего нужного количества сторонников нового курса. Он только набирал политический вес в партии и государстве, поэтому долгое время обладал возможностью экспериментировать лишь в пределах узких рамок, позволенных лояльной к нему частью старого партаппарата. В то время как китайский лидер уверенно шагал по намеченному пути, одну за другой выполняя продуманные и далеко идущие задачи, его советский коллега вынужденно маневрировал и решался на незначительные перемены, порой лишенные смысла или вовсе вредные.
Партийно-государственный аппарат в КНР к 80–м годам был основательно потрепан двумя десятилетиями политических бурь эпохи Мао Цзэдуна. Он не имел сил, чтобы противостоять упорному и энергичному Дэну. К тому же, многие представители как старшего, так и младшего поколений поддерживали новые веяния, осознавая необходимость крупномасштабных перемен. Совсем иначе обстояло дело в СССР. Сплоченные долгими годами совместной работы и общими интересами аппаратчики крепко держали рычаги управления страной в своих руках и были готовы противостоять любым покушениям на изменение сложившихся устоев жизни.
Советскому Союзу в сложившихся условиях путь реформ по китайским лекалам оказался не под силу. Аппарат, на который вынужден был опираться Горбачев, совсем не стремился становиться движущей силой рыночных преобразований, как это получилось в Китае. Более того, силы, власть предержащие в СССР, поднялись против Горбачева, когда он стал делать первые шаги по направлению к рынку.
Несхожими были и международные условия, в которых обе страны пошли на реформы. Китай за счет своей последовательной «антигегемонистской», читай – антисоветской, политики 60 – 80–х годов наладил устойчивые дружественные связи с Соединенными Штатами и другими странами Запада, которые охотно поддерживали Пекин экономически. В КНР широким потоком шли инвестиции, кредиты, технологии и товары. Советский Союз на такую поддержку рассчитывать не мог: во взаимоотношениях с западными странами действовали всевозможные ограничения, вроде пресловутой поправки Джексона – Вэника и т.п.
Кроме того, у Китая изначально не имелось проблем с привлечением иностранного капитала. Китайская диаспора или «хуацяо» является одной из самых многочисленных в мире, и ее представители никогда не прерывали связей со своей родиной. Даже во времена «культурной революции» эмигранты не переставали вкладывать деньги в так называемые «совместные предприятия». Еще при Мао Цзэдуне только из Гонконга в Китай инвестировалось по 150 млн. долларов в год. А с момента объявления о начале курса реформ доля иностранных инвестиций росла каждый год. Если в 1976 году в Китае существовало 760 тысяч частных фирм с капитализацией 2,2 миллиарда юаней, то в 2000 году эта цифра добралось уже до 1700 миллионов предприятий с 24 миллионами наемных рабочих и сотрудников.
Вот на этом факте совершенно ясно видно, что Россия – не Китай. Ведь с начала 90–х годов, когда новые российские «акулы бизнеса» получили возможность вести свои дела за границей, деньги от этих предприятий потекли мощным потоком из России на Запад, а не наоборот.
Первые попытки Горбачева развернуть СССР в сторону рынка убедили самого советского лидера и его единомышленников, что сами по себе экономические преобразования не получатся. Было понятно, что преодолеть сопротивление влиятельнейших слоев правящего класса не удастся. Никто и не стал пытаться. В 1987 году Горбачев провозгласил политику демократизации как средство пробуждения энергии народа, направления ее на слом антиперестроечных позиций партгосаппарата и ВПК. Таким образом, Горбачев, может, вначале и думал о том, как пойти по китайскому пути, то есть начать реформы с экономики, но натолкнулся на серьезные препятствия. Тогда и отдал приоритет политическим и идеологическим реформам.
В Китае реформы начинали вершиться по иному алгоритму. С начала 80–х годов регулярно организовывались различные Всекитайские совещания по экономике, по сельскому хозяйству, по науке, по обороне (за год не менее ста совещаний, информационные сообщения о которых появлялись в центральной прессе). Дэн Сяопин таким путем решал две задачи. Во-первых, участники совещаний в лице кадровых партийных и государственных работников, «ганьбу», со временем начинали понимать, в каком состоянии находится их отрасль, втягивались в работу и осознавали необходимость исправлять положение. То есть, помимо своей воли, они включались в «общую игру» в качестве участников, делились на тех, кто «за» и кто «против», при этом, противники выбывали. Во-вторых, «лаобайсин», то есть простые крестьяне, получившие, наконец, собственные наделы земли, работали на них и получали материальную отдачу от работы. Они видели, что их «ганьбу» заняты делом, от которого жизнь у всех будет лучше и лучше. Так, при общем понимании в обществе смысла происходящего в Поднебесной начинались реформы, которые привели страну к сегодняшним успехам.
Конечно, Советский Союз – не Китай, но надо понимать, что выделенный участок земли в 50 му (примерно четыре сотки по-нашему, т.е. меньше, чем советские дачные «угодья»), являлся для китайца не менее важным элементом социального обеспечения, чем для советского гражданина бесплатная квартира, право на работу или отпуск. Все же у нас и у них были разные стартовые высоты, но в СССР никто и не надеялся, что завтра вдруг заживем лучше.
Дэн Сяопин, внимательно следя за реакцией народа на реформы, понимал, откуда можно ждать беды, а откуда нет. Он не торопился. Соединенные Штаты предоставили ему так называемый «антисоветский» кредит 5 млрд. долларов на закупку в Японии списанного оборудования для разных отраслей легкой промышленности. С этого кредита начался путь к китайскому экономическому «чуду». А китайцы еще в начале 90–х с гордостью показывали иностранным гостям освоенную ими сложную японскую технику (устаревшую к тому времени лет на десять).
Горбачев же, решив перейти к рынку, наткнулся на глухую стену: народ в большинстве своем не понимал, что такое экономическая инициатива, и времени для понимания проблем экономики и политики уже не было. Время Горбачева уходило, а дело не двигалось, были одни слова. Советский лидер стал путаться, делать ошибки, к которым его усиленно подталкивали многие, особенно те, кто Западом был к этому подготовлен.
Недаром китайцы говорят: «Торопиза нада нету!».
В еженедельном журнале «Однако» за 2 мая 2011 года опубликовано интервью с Н. И. Рыжковым, являвшимся в 1985 – 1990 годах председателем Совета министров СССР. На вопрос журналиста «Вы жалеете, что мы не пошли по китайскому пути?» Николай Иванович ответил:
«– Жалею. Спустя пять лет после отставки меня несколько раз приглашал председатель правительства Китая Ли Пэн, и в конце концов я полетел туда. Мне организовали поездку по стране, я много беседовал с ним. Он говорил по-русски, потому что учился у нас в институте энергетики. Он говорил: «Николай Иванович, мы с вами встречались в 1990 году. Вы мне рассказывали о том, как смотрите на перспективы модернизации экономики. Но она же должна была идти примерно по нашему пути…» Я отвечал: «Не совсем так. У вас своя почва, у нас своя. Но по некоторым принципиальным положениям – да, экономики похожи». И премьер Китая спросил: «Так почему вы не пошли по этому пути и вильнули непонятно куда?» Так вот я и сейчас считаю, что надо было идти по пути типа китайского, и была бы совершенно другая картина».
Начавшийся процесс демократизации в СССР оживил центробежные силы в национальных республиках, привел к формированию идеологической оппозиции КПСС. Общество расслоилось, в нем развернулась острая борьба между различными политическими объединениями, идеологическими течениями, социальными группами, между центром и провинцией, республиками и национальными группировками. Причем Горбачев лишь запустил процесс, который дальше развивался своим путем. Быстрая демократизация тоталитарных обществ в разных странах приводила к нарастанию напряженности – достаточно вспомнить гражданскую войну в Югославии, раскол Чехословакии. В огромном многонациональном Советском Союзе острота политического кризиса не могла не быть еще большей.
Политический кризис нарушил управление экономическими процессами. Центр уже не был в состоянии разработать единую комплексную стратегию экономических преобразований. Тем более не мог он реализовать такую стратегию на практике. В итоге, не поддавшись реформированию, советский строй, управляемый коммунистической партией, рухнул. А заодно рухнуло и все многонациональное государство.
В канун 80-летия М.С. Горбачева, отмечавшегося в марте 2011 года, общественность дискутировала по многим вопросам, связанным с его ролью в истории нашей страны. Мог ли он не допустить развала СССР? Другой вопрос – если бы в 1985 году генсеком КПСС выбрали иного человека, как бы развивались события и развалился бы СССР в таком случае или бы пошел по китайскому пути (отказ от социализма при сохранении единства страны)? На этот вопрос ответили известные политологи:
Политолог Сергей Марков:
- Без сомнения, Горбачев мог сделать так, чтобы не развалился СССР. Для этого нужно было проводить экономическую модернизацию и рыночные реформы раньше демократизации. В какой-то мере по примеру Китая. И тогда к демократии народ пришел бы уже более подготовленным и не таким разрозненным. Нужно было также ликвидировать право на отделение республик, и никто бы тогда не отделился. Конечно, были бы проблемы с прибалтийскими республиками. Но нужно было бы решить их вопрос по-другому. Можно было бы взять и отделить их, как Малайзия отделила Сингапур.
- Если бы к власти пришел не Горбачев, СССР мог бы просуществовать дольше. Во-первых, известно, что когда как-то Ельцина спросили, если бы он тогда возглавил СССР, отдал бы он власть, он ответил: «Ни за что!». Если бы на месте Горбачева оказался более жесткий человек, были бы аресты, были бы расстрелы, он бы не позволил не то что Союзу развалиться, он бы не позволил путчу произойти. Во-вторых, кто бы ни пришел, необходимо было проводить реформы по модернизации. В это время уже сформировался мощный советский средний класс, который требовал больше свободы, и это было необратимо. Если бы все эти моменты руководство СССР учитывало, то и Союз бы сохранился как единое, но уже не социалистическое, государство со всеми его огромными плюсами. И жизнь, например, в Украине, была бы на более высоком уровне, чем сейчас.
Директор Киевского Центра политических исследований и конфликтологии Михаил Погребинский:
- Не мог Горбачев сделать так, чтобы не развалился СССР. Как говорил сам Михаил Сергеевич, процесс слишком далеко зашел. Говорят, а если бы не было никакой гласности и перестройки, а был бы реформаторский курс в китайском стиле? Я думаю, это нереалистичный план. Мы — не китайцы, а годы застоя и абсолютного безверия не позволяли даже представить себе, что можно как-то еще выжить в этой системе. Китайский вариант: нельзя отменять руководящую роль партии и нельзя быстро вводить свободное предпринимательство — это плавный путь управляемого выхода на рынок при руководящей роли партии. Но мне кажется, для СССР это было уже нереально.
- Без Горбачева, возможно, развал произошел бы не так
быстро. Агония системы немного бы затянулась, но СССР все равно развалился.
Директор российского Института национальной стратегии Станислав Белковский:
- До 1989 года Горбачев мог сделать так, чтобы не развалился СССР, но позже уже процессы приняли необратимый характер, которые Горбачев уже не мог контролировать. Но до этого он мог осуществить революцию сверху, предложив новую концепцию единого государства, но уже не связанного с коммунизмом, поскольку к этому моменту жители СССР разуверились в достижении коммунизма, а в этой связи СССР перестал им быть нужным. Но Горбачев плыл по течению, и в этом случае он очень напоминал арабских правителей Туниса, Египта и Ливии, которые схватились за реформы, когда уже было поздно».
- Даже если бы Горбачев не пришел к власти, то Союз просуществовал бы дольше всего на 2-3 года. Коммунистическая идеология в середине 1980 –х вошла в стадию вырождения, начался кризис, как неизбежный наследник застоя. И в этих условиях я не вижу никого другого, кто бы мог тогда руководить лучше, чем Горбачев. И при других было бы жестче, но консервация процессов распада привела бы только к отсрочке 93-94 годов, но не предотвратила бы сам развал.
(Ковальчук Ирина http://www.segodnya.ua/news/14228212.html).
5
А нужен ли России китайский путь ?
Значительные преобразования в нашей стране продолжились в постсоветский период. Но они разительно отличались от китайских реформ, причем, отличия были никак не в сфере политики или идеологии, они касались только чистой экономики. В то время как Россия начала реформу с разрушения старой экономической системы, сразу же приватизировав государственные предприятия и банки, уничтожив государственное планирование, Китай начал с построения новой. Китайцы во всем действовали более основательно и продуманно, поэтому, прежде всего, создали адекватную законодательную и юридическую базы.
Согласно закону «О компаниях», принятому в КНР в 1993 году, государство могло не вмешиваться в хозяйственную и финансовую деятельность предприятий в некоторых отраслях. При этом ставка делалась именно на сферы экономики, в которых на тот момент чувствовался дефицит. Частные фирмы появились на рынке одновременно с государственными предприятиями и вступили в конкурентную борьбу с ними. Работа частников не только притягивала финансовые ресурсы и формировала рынок, но и приводила к появлению необходимых капиталистических институтов, таких как банки, системы страхования и бухгалтерского учета или реклама. Таким образом, внутри плановой экономики росли структуры, которые должны были обеспечить эффективность будущей приватизации.
Вслед за этим начался процесс, в результате которого государственные предприятия лишались субсидий и были вынуждены брать кредиты под процент у частных банков. Одновременно им приходилось начать конкурировать с частными компаниями, в результате чего большинству госпредприятий пришлось реструктуризироваться, а многим – вообще закрыться. Оставаясь в собственности у государства, предприятия, по сути, функционировали как частные, хотя процесс официальной приватизации начался лишь в начале 2000–х годов.
Либерализация цен происходила очень медленно, на протяжении десяти с лишним годов. Китайское правительство также сохранило контроль над валютным курсом и не позволило частным банкам и капиталу участвовать в биржевых операциях. Однако в сфере социальной политики руководство КНР пошло на радикальные изменения. Государство сейчас не несет обязательств перед своими гражданами. Некоторые социальные гарантии имеют лишь лица, работающие на государственных предприятиях, количество которых сократилось за годы реформ с 94% до 10%. Эти люди имеют право на медицинское обслуживание и небольшую пенсию. Остальные китайцы вынуждены откладывать деньги на образование, медицину и старость и даже не ждут заботы государства.
Если разложить по пунктам все составляющие «китайской модели», то в остатке будут такие факты:
- 12-часовой рабочий день;
- 6-дневная рабочая неделя;
- сверхдешевый труд работников со средней зарплатой по стране 200 долларов в месяц;
- единственный официальный отпуск продолжительностью шесть суток за весь год;
- отсутствие пенсионного обеспечения;
- более 200 миллионов безработных, готовых на любую работу;
- две трети населения страны проживает в сельской местности и обеспечивает городских жителей дешевым продовольствием.
К тому же население Китая воспитано в традициях конфуцианства, что позволяет ему находиться в состоянии душевного спокойствия, не смотря на суровую действительность.
Нашей стране невозможно идти по пути, проторенному соседней Поднебесной державой, потому что ради «китайской модели» нам пришлось бы отказаться от большинства социальных достижений, а именно:
- отменить пенсии;
- сократить в разы продолжительность отпусков;
- увеличить продолжительность рабочего дня и рабочей недели;
- понизить зарплаты;
- устроить гигантскую безработицу;
- половину городского населения отправить безвозвратно в сельскую местность.
При этом не забывать год за годом улучшать демографическую ситуацию в обществе.
Вряд ли нам по силам выполнить такие задачи.
Сопоставляя Россию и Китай, не следует оставлять без внимания один принципиально важный фактор, определяющий различия между странами. Современный Китай по сей день является не просто страной социализма, а «социалистическим государством народно-демократической диктатуры». К каким целям идут наши государства? По Конституции, Россия – к созданию процветающего демократического государства. В Конституции КНР сказано, что Китай стремится к превращению в высокоцивилизованное и высокодемократическое социалистическое государство.
Советский Союз уже строил социализм, Россия не пойдет вновь по пройденному пути.
Какая модель общества видится в перспективе китайским руководителям сегодня сказать сложно. В нашей стране не прижился даже «социализм с человеческим лицом», а в Китае, может, и сложится собственная формула социалистического счастья с национальной спецификой. Хотя, верно и то, что в современном мире счастье и диктатура как-то мало сочетаются.
«Дело не в том, что в реальности на одно упоминание китайскими руководителями Мао Цзэдуна, Ленина или Маркса в официальной пропаганде КНР приходится не один десяток ссылок на Конфуция, Суньцзы, а в последние годы еще и на «примкнувшего к древним мудрецам» Збигнева Бжезинского. Начиная с 2007 года, китайское руководство сделало ставку на то, что, условно говоря, можно обозначить как наращивание «мягкой силы» в качестве ресурса внутреннего развития и внешнеполитического влияния.
С учетом того, что такое решение принято на фоне признания в мире очевидного краха так называемого «вашингтонского консенсуса», построенного на утверждении безальтернативности неолиберального сценария глобального развития, актуализация проблематики социалистического выбора в виде создания гармоничного общества внутри Китая и гармоничного мира за его пределами имеет принципиальное значение для любого исследования современных китайских реалий.
При этом не обязательно рассыпаться в комплиментах по поводу успехов компартии Китая, особенно впечатляющих на фоне того провала, который потерпели ее политические антагонисты из ЦК КПСС. Тем более что этот провал Мао Цзэдун и его политический союзник Энвер Ходжа, лидер албанских коммунистов, предсказали еще в конце 50–х годов.
Поучительность китайского опыта для современной России состоит в том, что социалистические ценности, рожденные реалиями XX века и выстраданные историческим опытом, а не заблуждениями предшествующих поколений, в современных условиях оказались куда меньшей преградой на путях модернизации экономики и общества в целом, нежели идеалы «бандитского капитализма», с которыми связала свое будущее Россия в недобрые 90–е годы». Такова позиция петербургского конфликтолога Анатолия Анискина, многие годы внимательно следящего за обстановкой в Китае.
Так все же нужно России походить на современный Китай?
Илья Дроканов. Редактировал Bond Voyage.
Все главы книги читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
======================================================
Желающим приобрести повесть "Две жизни офицера Де Бура" с авторской надписью обращаться dimgai@mail.ru
====================================================