Дома ни отец, ни сын не стали рассказывать Дарье, куда это они ездили. Очень уж тяжело было об этом говорить. Матвей забрался, как всегда, на печь, придвинул к себе Прошку.
- Вот так то, внучок. Грейся покуда коло миня.
Какое-то время Ивану показалось, что отцу вроде как полегчало. Хоть и перестал он совсем с печи слезать. Только по нужде просил Ивана, чтоб тот снял его да на улицу вывел. Но есть лучше стал. Оказалось, что совсем не лучше. Чувствовал старик приближение длинноносой с косой.
- Иван, исповедоваться бы мине надо. Уж сколь лет в церкве то не бывал. Узнай, когда батюшка в деревне будет. Пусть к нам придет, исповедует да причастит перед дорогой. Чую, уж недолго мине осталось.
Иван не стал прекословить отцу. Он уж понимал, что так и есть, не придумывает отец. Сказал, что все узнает и накажет, чтоб священник пришел. Пошел на другой день к месту, где церковь будут строить. Церкви то нет еще, а избушку для сторожа еще по осени построили общей помощью. Маленькую, о два окошечка. Совсем недалеко от будущей церкви. Без сторожки никак нельзя. Деревенские то не посмеют, а залетные могут приехать, да украсть чего. Кирпич в стопы сложенный лежит, бревна, жерди. Да мало ли чего уже припасено.
Сторожем выбрали Демьяна. Мужик не молодой уже, но и не старик. Есть еще силенка. Не побоится к лихому человеку выйти. А если нужда какая, сделать или убрать чего надо, так сделает. По ночам ходил Демьян вокруг будущей стройки, стучал в свою колотушку. В ночной тиши даже на другом конце деревни был слышен ее стук. А крестьяне были спокойны, что несет Демьян свою службу исправно. Не зря они ему из церковных денег платят.
Еще было полезно для всех жителей, что с высокого пригорочка мог видеть Демьян ночью всю спящую деревню. И случись беда, пожар, особенно летом, не останется он не замеченным, разбудит сторож всех спящих людей. Поэтому и построили в первую очередь сторожку и наняли сторожа.
Вот к Демьяну и пошел Иван. Уж он то знает, когда батюшка приедет. Демьяна он застал на улице. Мужчина прокапывал ямки, да отводил скопившуюся снежницу в овраг. Там рекой бурлила вода, стекающая с полей да лугов. В этот же овраг стекали ручейки по желобкам, выкопанных заботливым сторожем.
- Вот, так то скорей высохнет. Чего тут грязь то месить. - заботливо проговорил мужик. - А ты чё, по делу, али так поглядеть.
- По делу, Демьян. Отец у миня совсем плох. Исповедоваться хочет. Вот и пришел узнать, когда батюшка приедет.
- А, пошли в избу тогда, сосчитаем.
Сторожка была совсем крохотная. С одной стороны топчан вместо кровати, в красном углу стол, на тябле икона Спасителя. Лавка у окошка да подтопок. Вот и все убранство. На столе лежала доска с черточками. Часть черточек была зачеркнута углем. Тут же лежал этот самый уголек.
- Вот, считай сколько дён осталось. - Показал Демьян на не зачеркнутые палочки.
- Это ты так считаешь? - удивился Иван.
- Я ведь неграмотный. Раньше то все сбивался. Вот батюшка стал так делать. Нарисует мине, а я кажный вечер, как спать ложиться, зачеркиваю.
- А ты не путаешься, не забываешь, зачеркнул или нет.
- По первости было такое. Сичас привык, не забываю.
- А ты как , записывать то не умеешь ведь, запоминаешь что ли у кого какие требы.
- Я другой раз и забываю, когда много народу. Так люди сами помнят, узнают приходят. А то вот есть книга у миня. Кто грамоте обучен, так пишут сами.
Демьян достал из-за иконы толстую тетрадь и карандаш. Иван посмотрел. Там, видимо рукой священника, было написано “восемнадцатого апреля сего года”. Иван пересчитал. Получилось, что через восемь дней. Так и так выходило правильно. Видно в этот раз ничего не перепутал Демьян, все палочки исправно вычеркивал.
Он взял карандаш и старательно вывел, что Матвею требуется исповедь и причастие. Потом подумал еще немного и дописал, что троим его чадам так же надо причаститься.
- А чё, больше то никто не спрашивал.
- Спрашивали, да писать не умеют. Сказали, что сами придут. Из Сибаихи, да из Чигиряну. Ище из Лисы кто то был, да я уж запамятовал.
Иван вернул тетрадь со своей записью хозяину, откланялся и отправился восвояси. Матвей спал. Иван дождался, когда отец заворочался, подошел к нему.
- Все, тятенька, сходил. Батюшка то через восемь дён приедет. Жди.
- Кабы дожить эти дни то. А ну как не доживу.
- Ну уж не так долго. Доживешь. Не переживай.
Дарье сказал, что записал еще и детей к причастию.
- Вот и ладно. Самим то нам с тобой надо бы исповедоваться. Да ладно уж, в другой раз.
Матвею эти дни показались бесконечно долгими. Зато в назначенный день он велел Дарье дать ему чистую рубаху да исподнее, надел на себя все чистое и стал ждать батюшку.
Священник посмотрел на Матвея, сказал тому, что надо сначала собороваться, потом уж исповедоваться и принять причастие. Все было соблюдено. После Матвей вздохнул с облегчением. Теперь и умирать можно.
Дарья причастила своих детей. Последним поднесла Прошку. Посетовала, что слаб больно парнишка.
- Все в руках божьих. Молись больше, да причащай каждый раз, как приеду. Воды святой давай немного пить каждый день. На все воля Господа.
На другой день Матвей запросился на пол.
- Чую, что пора моя пришла. Ничё миня здесь не держит. Постели соломы на пол.
- Тятенька, холодно ведь тибе на полу то будет.
- Ох, Иванко, на полу то умирать легче. А она вон, с косой то, стоит около двери. Пришла за мной.
Иван обернулся на дверь, никого не увидел, понял, что отец про смерть это говорил. Не стал больше уговаривать. Пошел во двор, взял охапку соломы. Дома расстелил ее на полу потолще, чтоб отцу потеплее да помягче было. Снял отца с печи. Словно малого ребенка держал он его на руках. Бережно опустил на пол.
- Ну вот и хорошо. Я вам все уж сказал, наказы дал и попрощался. Типерь и уходить можно.
Матвей закрыл глаза. И было непонятно, то ли он уснул, то ли лежит, да думу свою какую думает. А может молитву читает. Это только он знал.
В избе было тихо. Даже Нюрашка как будто поняла, что нельзя шуметь. Взрослые переговаривались шепотом, боялись потревожить старика. Пришло время прибирать скотину. Романка оставили, чтобы он за Нюркой приглядывал. Сами пошли во двор.
Всех уделали, накормили да напоили, коров подоили. Дарья в избу зашла, посмотрела на Матвея. Как лежал, так и лежит. Молоко процедила в крынки, в казенку спустила. Только потом подошла к свекру. Может попить хочет. Поглядела на него, то ли дышит, то ли нет. Потрогала руки, вроде теплые. Послала Романка за отцом.
Иван пришел, наклонился, послушал, стучит ли сердце. Разогнулся, лицо побледнело.
- Дарья, он вроде преставился.
Собрали отца в последний путь. В церковь отпевать по грязище не повезли. Послал Иван кума своего, чтоб без него отпели, да земельку привезли. Игреньку своего дал. Тот по любой грязи телегу протащит.
- Ох тятенька, не дождался ты когда высохнет. Земля то какая мокрая.
Все сделали как надо. Проводили отца в последний путь. Хороший старик был. Вся деревня его добрым словом поминала. Никому не досадил. Бабы поревели в голос, как и положено. Потом поминальный стол собрали. Кутью да кисель овсяный. И все.
Времечко новый отсчет начало, уже без Матвея. Первое время тоскливо было. А потом привыкли. Горевать долго некогда. Весна, только успевай разворачивайся. Опять батраков нанимать пришлось.
И Дарьина подмога, Федоска, каждый день стала прибегать. Федоска то дождаться не могла, когда снова работать начнет. Привыкла уж у Дарьи, к порядку в ее избе. А дома то все по другому. Попробовала воевать с матерью, заставить ее прибираться, варево каждый день варить. Да что она против матери то сделает.
- Не учи меня. Мала еще. - огрызалась мать на Федоскины слова. Отступилась девка, мать уж не переучишь.
Как в родной дом пришла она к Дарье. И та ей рада была. На усаде-то столько дел. Грядки сажать надо. А одной с ребятишками малыми разве что сделаешь.
Как то вечером, к Дарье зашла Нюрка с ребенком на перевязи. Приходила к матери чего то, да к подруге зашла. Давно они уже не виделись.
Дарья лежала на своем топчане и кормила Прошку. Тот вяло сосал, а мать помогала ему, как могла. В избе было жарко, но на всякий случай она прикрыла ребенка еще и теплой своей шалью. В это время и зашла Нюрка. Дарья обрадовалась. Не было у нее подруг больше. Так уж получилось. Ладно хоть с Нюркой как-то сдружилась, ну вот теперь еще с Федоской. Ну Федоска то какая подружка, девчонка совсем еще. Зато с Нюркой можно было поговорить обо всем.
Нюрка вытащила своего сына из перевязи, положила в зыбку, которая висела рядышком.
- В зыбке то кто у вас спит?
- Да никто. Нюрашка уж большая, не помещается. Да и страшно ие оставлять. Вылезает и падает. А Прошка все еще на печи.
Дарья посмотрела на Нюркиного парнишку. По сравнению с ее Прохором, он казался таким большущим. Конечно и разница в полгода почти давала себя знать. Но все равно даже и через полгода ее Проша не будет таким. Хоть и не хотела она видеть такое, но умом то признавала, что так будет.
Нюрка между тем рассказывала про свою жизнь, про Никифора.
- Свекровь то у нас тоже плохая. Вон Дед Матвей все вроде крепкий был, да разом сковырнулся. А мы сколь с Никифором живем, свекровь все хворая. Сибя видно больно любит, бережет. Никаких дел не знает. Только командует. Но ничё не скажу, ко мне то не придирается.
Потом он пододвинулась к Дарье и прошептала, что у них еще ребенок будет. Теперь уж точно. Если как она считает, так к ноябрю.
- Никифор то знает? Сказала ему.
- Знает. Восет сказала, так обрадел. Девчонку, говорит, типерь охота. А сам ведь до этого говорил, что с девчонок никакого проку нет.
- Ну и ладно. У миня Иван то вместо Нюрашки сына ждал. Хоть и не говорил потом мине ничё, но чуяла я, что не рад. Сейчас то привык уж, не сердится на миня. Да и Прошка вот народился. Только вот с Прошенькой то не знай чё будет.
- Не переживай. Может и выправится, да и догонит всех. Всяко ведь бывает. Ты вон как за ним ходишь.
- Так вот, никакой работы в поле. Ладно хоть Федоска опять помогать стала. Ведь только за кусок девка работает. Ну я ей другой раз свои сарафаны да юбки отдаю. Полушалок новый на Рождество дала. Паска вот будет, опять чем нибудь одарю.
- Ну и ладно. Все девчонка порадуется.
- Ага. От родителей то ничё она не видит.
Нюрка ушла домой. А Дарья задумалась. Вот Нюрке повезло с Никифором. Живут душа в душу. Потом сама же себя и одернула. А ей то разве хуже. Вон Иван какой заботливый. А ребятишек как любит. Даже Прошку. Хоть и не верит до сих пор, что он выходится.