Найти тему
Борис Седых

Баллистические ракеты вышли

Из свободного истосника. Юмор северного флота.
Из свободного истосника. Юмор северного флота.

Начало здесь. Вышли из-под воды красавицы. В точке «яко» полигона боевой подготовки в Баренцевом море «К-140» погрузилась на глубину пятьдесят метров и начала маневрирование по плану командования Северного флота для отстрела далеко в истории оставшихся уникальных советских ракет Р-31.

Через несколько минут после погружения в штурманскую рубку заглянул замполит Сергей Иванович:

— Штурмана, я у вас пилоточку возьму?

Дело в том, что по традиции, пока лодка стояла у пирса, заместитель командира по политчасти (ЗКПЧ), да и не только он один, частенько заглядывал в штурманскую за головным убором, когда хотел подняться наверх, перекурить. Поскольку замы на подводных лодках непосредственного участия в таких незначительных мероприятиях, как переход из базы узким проливом в открытое море в надводном положении и погружение, не принимают, это время они проводят у себя в каюте, занимаясь более важными делами — например, перечитывая труды Ленина. Так и в этот раз, выход из базы и многочасовой переход из Гаджибеевки в Баренцево море прошёл для ЗКПЧ незаметно, поэтому он думал, корабль всё ещё стоит у пирса, и, утомившись чтением, решил проветриться.

Появление инженера человеческих душ и его просьба изумили Басю настолько, что он онемел на время и мог только безмолвно смотреть на штурмана, задавая взглядом вопрос: «Куда он собрался-то? Глубина пятьдесят метров», но командир БЧ-1 как ни в чём не бывало, тоже не проронив ни звука, демонстративно повернулся к автопрокладчику и продолжил сосредоточенно колдовать карандашом, линейкой и транспортиром, наводя ими чары на карте. Молчание штурманов Сергей Иванович привычно принял за одобрение, схватил пилотку с надписью большими буквами «КЭНГ» и пошёл на выход. К его несчастью, нижний люк боевой рубки был уже задраен, поэтому ударился головой он очень сильно и больно, а всё потому, что подводники зачастую забывают посмотреть сначала вверх, собираясь подниматься по трапу, как учат их старожилы с первых дней пребывания на корабле.

— Ну вы и сволочи, — замполит стремительно ворвался в штурманскую, — могли бы предупредить, что уже погрузились, — он с обидой и даже вроде претензией в голосе попытался свалить досаду на штурманов за глупое положение, в котором оказался по собственной вине и воле.

— Сергей Иванович, так мы ведь тут прокладкой заняты, путь, бля корабля — Бася с абсолютно наивным видом, при этом внутренне веселясь над безобидной шуткой, изображал саму невинность, — ну что вы? Мы же не знаем, с какой целью вам пилотка понадобилась.

— Ладно, Барсуков, любишь поговорить? Тогда проведёшь политинформацию с матросами в эту среду, понял? А после я ещё придумаю, как тебя развлечь.

— За что, Сергей Иванович? Мы же ничего такого не хотели… — жалобно заныл Бася, но обиженная спина зама уже быстро удалялась, спускаясь по трапу на среднюю палубу в лабиринты прочного корпуса.

На последнюю ракетную стрельбу вместе с экипажем «К-140» «смотрящими» вышла добрая половина штаба дивизии — всевозможные флагманские во главе с заместителем командира дивизии (ЗКД). Поскольку места для пассажиров на подводной лодке не предусмотрены, а на ГКП в центральном посту они попросту мешались, то им ничего не оставалось, как всей гурьбой ломиться к гостеприимным штурманам, где в режиме реального времени, прямо на навигационной карте могли визуализировать различные тактические приёмы боевого применения подводного крейсера,проявить таланты и хоть как-то оправдать пребывание на подводной лодке.

В очередной раз группа Лаперузов заполнила своими упитанными телами крохотную штурманскую рубку, оттеснив Басю от автопрокладчика и припечатав его к переборке. Суровый и великий заместитель командира дивизии (ЗКД) уселся на место штурмана и рисовал на карте затейливый маршрут боевого маневрирования. За спиной у него плотно столпились флагманские специалисты, ожидающие команды по кораблю с приглашением на ужин.

Всё бы ничего, но в гиропосту в это время творился сущий ад: инерционный комплекс взбесился и никак не хотел подчиниться не понравившимся ему молодым мичманам — все три канала разносило в противоположные стороны; приборы системы аналоговой информации «Обь» горели лампочками, как ёлочные игрушки, красным, а переговорить с гиропостом Бася физически не мог, так как гарнитура связи висела с другого конца автопрокладчика. Он терпеливо стоял и мучился, ломая голову, как получить доступ к микрофону. Не в силах сдерживаться дальше, он, сбоченившись и предельно вытянув в ласточке своё далеко не худенькое тело, через спину ЗКД дотянулся до гарнитуры и, ухватившись двумя пальцами, потянул её на себя. Спиральный кабель вытянулся в нитку, создавая максимально возможное напряжение обратной силы. В какой-то момент микрофон у Баси выскользнул из пальцев и со всей силой ударился о светлую лысину замкомдива.

— Йо хай ды, Барсуков, More dark[1], ты меня убить, траххер муттер, хочешь, что ли? — удар микрофоном такой силы на самом деле был очень болезненным.

— Товарищ командир, да вы что, я же не специально, — заблеял Бася, сам испугавшись и пребывая в ужасе от произошедшего.

— Да-а-а-а, лейтенант. Круто тут у вас, — нарочно или нет, но в этой фразе ЗКД на одну ступень понизил Басю в звании.

— Да что ж я, замкомдива убить хотел, что ли? — Бася продолжал горько оправдываться.

Peace death[2] (англ. мирная смерть), — потирая ушибленное место рукой, ЗКД встал, — вот, я тут нанёс тебе маршрут маневрирования, работай дальше, — и уже обращаясь к флагманским: — Пойдёмте, товарищи офицеры, пока этот штурманец нас тут всех не перекалечил.

Через некоторое время зашёл командир Суднишников:

— Как дела, штурман? Ну что, маневрирование тебе задали?

Бася, в образе замученного трудяги, всем своим видом как бы говорившего: «Вот в каких неимоверно тяжёлых условиях приходится работать», — показал карту с нанесённым на ней хитроумным маневрированием, изобилующим множеством поворотов, — плодом тактической мысли ЗКД.

— Понятно, — кэп взял резинку и стёр граффити замкомдива, — вот тебе два курса, по ним и ходи туда и обратно, остальное — в звезду.

Через пару часов возвратился ЗКД, страдавший бессонницей и маявшийся, не зная, чем себя занять в командирской каюте:

— Ну как тут, Барсуков?

— Товарищ капитан 1-го ранга, всё как вы приказали.

— А где, твою рать, моя прокладка? — опытный мореман склонился над картой и с растерянным, но грозным видом искал следы карандаша, оставленные собственноручно.

— Так стёрли уже, мы же третий круг делаем, новую нанесли.

ЗКД сел за автопрокладчик и начал заново кропотливо и старательно рисовать очередное головоломное маневрирование в своём уникальном стиле, после чего ушёл на ГКП попить чайку, потравить байки, поесть бутербродов — в общем, развлечься и скоротать среди подводников ещё полночи и, как говорится, нагулять сон.

Навигационный комплекс НКСО-77 продолжал свистопляску, и Басе с каждой минутой становилось вовсе не до шуток — через два часа планировалось всплытие на перископную глубину для сеанса связи, а вероятность того, что истинное место корабля могло оказаться в «точке жо», была очень высока. Он усиленно вёл на татарском языке переговоры с гиропостом, когда прошёл вызов с ГКП, прерывая какую-то жизненно важную мысль, родившуюся в его голове:

— Штурманская, ГКП, — по вызывающе командному тону Бася сразу узнал минёра, заступившего вахтенным офицером, — скажи мне классификацию грунта от сокращения «БК», мне надо запись сделать в вахтенном журнале.

Бася не раздумывая, поглощённый проблемами гиропоста, рубанул первое, что пришло в голову, лишь бы побыстрее отвязаться от «румына» и не забыть важной вещи, которую собирался сказать ТЭНГу-3:

— Битый кирпич.

— Так у нас глубина две тысячи метров, откуда здесь кирпич?

— Да я откуда знаю, в классификаторе так написано. Может, судно там когда затонуло.

— Ладно, спасибо.

Через пару минут с ГКП донёсся истошный крик старпома:

— Ты что, минёр, совсем охвостел среди торпед у себя в первом? Ты что здесь написал? А если штурмана тебе слово на три буквы скажут, ты это тоже в вахтенный журнал запишешь?

Не успел Бася вернуться к своим проблемам, как тот же бурый тон «румына», решившего поактивничать на вахте, опять прервал его работу:

— Штурманская, ГКП, эхолот включите.

Минёры во все времена не только не стеснялись, но в какой-то степени даже гордились недалёкостью своего мышления и одновременно чрезвычайной решительностью — идеальное сочетание двух качеств для военного, должного не задумываясь выполнять любые, даже самые абсурдные приказы. Наши собратья со второго минно-торпедного факультета ВВМУПП любили козырять в среде других курсантов своей интеллектуальной близостью с железом.

Как говорил великий корифей минного дела ВМФ СССР человек-легенда Гейро, преподававший в ВВМУПП: «Что мины, что торпеды — всё равно», при этом Абрам Борисович в силу своей национальной принадлежности, грассируя, вместо «Р» произносил «Г». Гейро в училище любили и уважали абсолютно все курсанты, даже штурмана.

Многоопытный Бася знал, как разговаривать с «румынами»:

— Если найдёшь прибор на ГКП, разрешаю самому включить.

На что хитрый минёр парировал:

— Твоя матчасть, ты и включай.

— А битый кирпич ещё хочешь?

Разговор посредством «Каштана» прервался, а поскольку «румын» сидел в двух метрах от штурманской, его голова очень скоро оказалась в дверном проёме, так как по статусу ему проход в «святая святых» ещё был не положен:

— Прости, Василич, я всё понял, ты же знаешь, я тебя уважаю, но мне очень надо включить эхолот.

— Ладно, я тебе, конечно, покажу, как им пользоваться, но зачем тебе он сейчас-то понадобился?

— Ну я же вахтенный офицер, по инструкции должен контролировать глубину под килем.

— Понимаешь, сейчас глубины за тысячу метров, на мель ты корабль при всём желании не посадишь, только если механиков очень попросишь, но эхолот тебе придётся включить на низкой частоте, и супостат это услышит за сотню километров, ты у командира добро получил на потерю скрытности? — услышав словосочетание «потеря скрытности», минёр вытянул лицо в испуге. — То-то, а теперь представь, что с тобой мог сделать кэп, если бы я тебе не помог и не вразумил — помощником ты бы точно ещё долго не стал.

У абсолютно всех «румын» есть ещё одно общее качество — они все до единого мечтают как можно скорее продвинуться по служебной лестнице и стать СПК БУ (старший помощник командира по боевому управлению).

— Чёрт, Василич, я и не подумал, я ж минёр, ты знаешь. С меня две банки сгущёнки, — как командир первого отсека минёр имел доступ к неиссякаемым запасам аварийной провизии.

Минёры тоже знают, как разговаривать со штурманами. Карьерист потом долго гордился своими знаниями, как пользоваться эхолотом.

[1] Более тёмный – англ.

[2] Мирная смерть – англ.

Продолжение следует про политинформацию....